Салтыков-Щедрин в Вятке. Как Салтыков 70-летних старух в тюрьму сажал.

 Немало написано о служебной деятельности Салтыкова в вятской ссылке. Тема весьма занятная. Вятчанка Л.Н. Спасская вспоминала, что писатель, к нашему прискорбию, часто горячился на допросах и доходил до грубости с подследственными и даже до рукоприкладства. Читаешь и удивляешься - тот ли это человек? О нем ли речь? Как будто кто-то другой встает перед нами, иное лицо - не молодой человек с прогрессивными взглядами и начинающий писатель-народник.

 У Иванова-Разумника в числе его литературоведческих трудов есть и биография Салтыкова-Щедрина (вышел только первый том - в 1930 году, затем Иванова-Разумника арестовали - по старым народническим делам). Есть в этой биографии писателя и глава, посвященная вятской ссылке, а в ней - интересный раздел, где идет речь о той роли, которую сыграл Салтыков-чиновник в расследовании дела вятских старообрядцев Ситникова и Смагина. Известно, что в правление Николая I на русских старообрядцев обрушилась новая волна гонений. Следуя указаниям высшей власти, чиновники на местах вели усиленный розыск и аресты проповедников старой веры. Не отставала и Вятская губерния. 13 октября 1854 г. Сарапульский городничий Фон-Дрейер докладывал секретным рапортом вятскому губернатору, что рабочий уральских заводов, крепостной Ананий Ситников, бежавший в 1850 г. и неизвестно где пребывавший, задержан им, градоначальником, при обыске в доме мещанина Тимофея Смагина. Ананий Ситников (он же - "лжеинок" Анатолий) оказался, по мнению Фон-Дрейера, весьма важным лицом в расколе, т.к. из допроса и обыска выяснились его обширные связи со староверческими центрами по всей России и даже в Болгарии и Турции. Доклад попадал в самую точку - император Николай видел в расколе проявление религиозного свободомыслия, а в старообрядцах, проживавших за границей, - опасную и бесконтрольную политическую силу, которую якобы могли в своих целях использовать революционеры. Подозревали староверов и в шпионаже в пользу враждебных России держав. Опасения были смехотворными; зато меры преследования раскольников, вылившиеся из этих опасений, оказались весьма жестокими. Большинство старообрядческих скитов в России в правление Николая были разгромлены. Сотни староверов угодили в тюрьмы - и лишь после начала либеральных реформ Александра II они были выпущены на свободу.

 Секретное дело сарапульских староверов было поручено вести Салтыкову - как чиновнику, "заслуживающему полного доверия" (именно так!). Следствие растянулось на целый год. За это время Салтыков исколесил несколько губерний, проехав около семи тысяч верст. Архив дела распух до семи толстенных томов; одних собственноручных рапортов Салтыкова накопилось 350, некоторые из них занимают десятки листов. Короче говоря - это была целая эпопея.

Салтыков выехал в Сарапул и допросил Анания Ситникова. Тот упомянул ряд лиц, с которыми имел связи. Были прочитаны и письма, найденные при обыске. Всех адресатов и отправителей этих писем, всех упомянутых в них, а также всех оговоренных Ситниковым при допросе следовало разыскать. Машина дознания заработала... Салтыков сделал вид, что уезжает - чтобы усыпить внимание настороженных сарапульских староверов - и тут же вернулся и нагрянул с ночным обыском по трем адресам. Идя далее по следу, Михаил Евграфович поспешил в Глазов, но указанных Ситниковым скитов там не нашел. Оттуда он едет в Чердынский уезд Пермской губернии. И вот здесь его ждет "блестящий успех"! В пяти верстах от деревни Верх-Луньи Салтыков открыл в лесу тайный раскольничий скит, основанный "унтер-офицерской дочерью Натальей Леонтьевой Макеевой", она же - "лжеинокиня" Тарсилла. В скиту проживало несколько старух-отшельниц (!). Правда, саму Тарсиллу взять не удалось. Затем следуют обыски и допросы в Перми - у близких знакомых Торсиллы. Пермского мещанина Малыгина Салтыков на допросе спросил, считает ли тот государя Николая "благочестивейшим" - Малыгин отвечал уклончиво. Салтыков его арестовал и отправил в тюрьму (интересно, а сам Салтыков считал императора "благочестивейшим"?) С этого времени будущий писатель-демократ начинает арестовывать староверов "направо и налево", одного за другим. Что называется - входит в чиновничий раж. В феврале 1855 г. он докладывает из Сарапула, что отправил в тюрьму двух раскольников: 70-летнего(!) старика Китаева и старуху(!) Новоселову. В дополнительном рапорте он говорит о необходимости ареста допрошенной им ранее мещанки Смагиной: "Отдача мной Смагиной под надзор полиции вместо заключения ее под стражу произошла собственно от неопытности моей в подобного рода делах, а также и по уважению преклонных лет Смагиной, около 70 лет" (sic!). В третьем рапорте он перечисляет всех, кого он посадил в тюрьму: в Сарапуле, Перми, Чердыни, Оханске - всего 16 человек. Салтыков настолько разошелся в арестах, что сам министр внутренних дел Бибиков в письме вятскому губернатору предписывал напомнить Салтыкову, что "вообще он должен действовать с величайшею осторожностью, на точном основании законов". В феврале же, 18 числа, в Петербурге умирает Николай Первый.

 В марте Салтыков едет в Нижний Новгород. Здесь ему на помощь приходит чиновник Мельников - впоследствии знаменитый писатель (Мельников-Печерский). Совместными усилиями они производят обыск и допрос купца Трофима Щедрина, 74-х лет(!) от роду. Обратите внимание на фамилию купца - вот откуда псевдоним Салтыкова. Не совесть ли грызла писателя, напоминая о вине перед глубоким стариком? Поразителен и рассказ автора предисловия к очерку Иванова-Разумника, В. Десницкого: "Мне в начале ХХ в., в моих скитаниях по Руси пришлось слышать на Керженце о двух "святых подвижниках" лесного, скитского старообрядческого благочестия, которых обратил на путь "истины" старой веры ни кто иной, как сам П.И. Мельников. Крестьяне, православные, они возили Мельникова по скитам во время его работы (следователем). И метод действия Мельникова произвел на них такое потрясающее впечатление, что они перешли в раскол, и в лесном отшельничестве, на местах разоренных скитов дошли до святости". Любопытный довод приводит Десницкий в осуждение Мельникова и в оправдание Салтыкова: "Для него (Мельникова) казенное православие было далеко не так безразлично, каким оно было для Салтыкова". Ну и логика: если Мельников, преследуя староверов, действовал не за страх, а за совесть - так он за это достоин презрения. А Салтыкова, который и вовсе в Бога не верил, но давил староверов ради своей карьеры и добиваясь освобождения из ссылки, можно, видите ли, и понять, и оправдать. Это как?!

 Вскоре следствие подошло к концу, и всех арестованных Салтыковым стали сгонять в Вятскую тюрьму - для суда. В конце 1855 года, 23 ноября, Михаил Евграфович получил радостное известие о своем помиловании и прекращении ссылки. Интересное совпадение - в тот же день вятский полицмейстер докладывал губернатору, что заключенный вятской тюрьмы Ананий Ситников "волею Божиею помер". Ситников не дождался ни суда, ни свободы, "а его уж Бог простил - помер", как заканчивает Лев Толстой один из своих рассказов о невинно заключенном человеке.

 Дальше дело двигалось уже без Салтыкова и в декабре 1858 года было передано в Сенат. Но тут наступили либеральные времена, от раскольников отстали, и все арестованные Салтыковым были выпущены на свободу. Более того - им вернули большую часть отобранных у них книг. Впоследствии Салтыков описал в "Губернских очерках" обыски и аресты раскольников, производимые чиновниками Щедриным, Сертуковым и Филоверитовым. Нет сомнений, что в создании портретов этих следователей писатель использовал собственный опыт.

 Еще у Салтыкова есть очерк под названием "Святочный рассказ" - он, без сомнения, также автобиографичен. В рождественскую ночь герой рассказа - чиновник-следователь едет по провинциальному тракту на поиски тайных раскольничьих скитов. Он думает: "Я хлопочу, я выбиваюсь из сил, и, наконец, мое усердие увенчивается полным успехом, и я получаю возможность насладиться плодами моего трудолюбия... в виде трех-четырех баб полуглухих, полуслепых, полубезногих, из которых младшей не менее семидесяти лет!.. Что ж, однакож, из этого, к какому результату ведут эти усилия? К тому ли, чтоб перевернуть вверх дном жизнь десятка полуистлевших старух?.."