О судьбе храмов Преображенского монастыря

Сегодня прошла информация о том, что два здания по Динамовскому проезду переданы церкви. Я так поняла, что это здания Афонской церкви (Церкви иконы Божией Матери В скорбях  и печалях утешение..

А вот как их отбирали у Церкви, у монастыря, у сестер:

Это был 1923 год. К этому времени, оправившись от гражданской войны и разрухи, начинает восстанавливаться и развиваться промышленность в г. Вятке. В августе 1923 года было решено для закрепления кадров на производстве создать «Рабочий городок» - общежитие на территории Преображенского монастыря. Других зданий в городе для того, чтобы разместить большое количество рабочих, просто не имелось.

В письме во ВЦИК председатель Вятского губисполкома Ф.С. Лизарев объяснял: «...95 % всего числа монашек (около 180 человек) было переведено в с. Филейка, что в 10 верстах от Вятки, где также имеется монастырь, но до того времени был пустующим»1. В зданиях Преображенского монастыря было поселено до 600 рабочих, которые первоначально заняли почти все здания, кроме  церквей.

После выселения большинства сестер и размещения на территории монастыря «Рабочего городка» власти решают судьбу зданий церквей, имевшихся в монастырском комплексе: Тихвинской, Афонской и Преображенской. Объясняли это тем, что «с политической и административной точки зрения рабочий городок не совместим с монастырем».2  При этом указывалось, что «по прямому назначению для богослужебных целей» использовалась только Афонская церковь. «Тихвинская церковь была занята исключительно под жилье монашек, а Преображенская — под склад инвентаря и церковной утвари».

Сначала решали судьбу Тихвинской церкви. Узнав об этом, проживавшие  там оставшиеся насельницы 10 сентября 1923 г.  написали заявление в Вятский губисполком и в Москву, во ВЦИК,с просьбой оставить Тихвинскую церковь для молитвенных нужд, так как построена она была монашескими руками, а земля куплена на средства прихожан.3  Однако 25 сентября 1923 года, когда на секретном заседании Президиума Вятского губисполкома решался вопрос  «Об использовании здания церкви бывшего женского монастыря в г. Вятке», эти аргументы в расчет не приняли, а постановили: «Имея в виду, что означенная церковь бывшего Вятского женского монастыря для религиозных целей не использована и в данное время пустует (живущие там сестры не рассматривались, видимо, серьезным препятствием - Авторы), предложить отделу управления губернией таковую сдать, надлежащим образом сдачу оформив, Вятскому губотделу кожевников для использования ее под клуб для рабочих этого союза».4

28 сентября 1923 года это постановление с грифом «секретно» было направлено  Вятскому кожтресту с просьбой  выслать представителя кожтреста «для принятия здания церкви бывшего женского монастыря завтра 29 сентября к 10 часам утра». Одновременно отдел управления губернией просил отвести незанятый на дворе флигель под общежитие остававшихся еще здесь сестер, подлежащих выселению из передаваемой церкви.5 Передача здания церкви состоялась 2 октября 1923 года.6

11 октября 1923 г., когда на месте все было уже решено и подписано, храм закрыт, а имущество передано, в Вятский губисполком поступила радиотелеграмма из ВЦИК: «Ликвидацию Тихвинской церкви до резолюции ВЦИК приостановить. Смидович».7  В тот же день,  местные власти ответили телеграммой:  «Москва. ВЦИК. Смидовичу. Тихвинский храм изъят зпт оснований этому достаточно зпт материал подробностях высылается почтой тчк председатель губисполкома». 8

12 октября 1923 г., после получения этой телеграммы, ВЦИК пишет письмо в президиум Вятского губисполкома:

«Президиум ВЦИК получил прошение приходской общины бывшего Афонского храма при закрытом женском монастыре в г. Вятке. Община просит оставить ей для богослужения Тихвинскую церковь при этом же монастыре.

Президиум ВЦИК предлагает выслать копию постановления о закрытии Афонской и Тихвинской церквей и доклад о возможности удовлетворения просьбы общины. Ликвидацию Тихвинской церкви до резолюции ВЦИК приостановить. Член президиума ВЦИК П. Смидович».

Председатель Вятского губисполкома Ф.С. Лизарев в своем ответе писал 08 ноября 1923 г.:   «... считая свой поступок по изъятию церквей ... правильным, губисполком просит санкционировать его решение». 9

Итак, вопрос об изъятии Тихвинской церкви был решен.

Афонская церковь в 1923 году была действующей. При ней был официально зарегистрирован приход, община которого в большинстве своем состояла из сестер Преображенского монастыря. Когда в августе 1923 года большая часть сестер-прихожанок покинула стены монастыря, община стала немногочисленной. Дальше власти вынудили сестер «добровольно»  написать заявление, что они отказываются от Афонской церкви и переходят в приход Успенской церкви Трифонова монастыря. 

6 октября 1923 г. был составлен договор членов Преображенской трудовой женской религиозной общины с Вятским губисполкомом в том, что члены  общины «приняли от отдела управления Вятского губисполкома в бессрочное и безвозмездное пользование совместно с членами Успенской религиозной общины, находящийся в б. Вятском Трифоновом мужском монастыре Успенский собор со всеми богослужебными предметами, в нем находящимися, а также все имущество и инвентарь, принадлежавший Преображенской женской религиозной общине...»10

После этого в освобожденной от церковной утвари и инвентаря Афонской церкви, кроме общежития,  был оборудован еще и клуб профсоюза кожевенников.

В мае 1924 года все церковное имущество, принадлежавшее монастырю  и до того момента хранящееся в монастырских храмах, было передано сначала Успенской церкви Трифонова монастыря, а затем епархиальным управлением  распределено по другим церквам.

До лета 1925 года Преображенская и Тихвинская церкви оставались пустующими, так как, несмотря на то, что вопрос об изъятии церквей был решен в 1923 году, а имуществом распорядились в 1924 году; в стенах монастыря давно поселились рабочие, - Тихвинская и Преображенская церкви долго не использовались, так как они стояли на учете в Губмузее — его официальное название — подотдел губоно по делам музеев и охране памятников искусства, старины и природы. Церкви входили в список  памятников культуры РСФСР, который представлялся в Москву,  в отдел по делам музеев Главнауки Наркомата просвещения РСФСР, там и утверждался. Для использования таких памятников в хозяйственных целях требовалось специальное разрешение Москвы о  снятии их с учета. Для этого в 1925 году были подготовлены все необходимые документы.

6 июля 1925 г. проведено обследование Тихвинской церкви специальной комиссией и составлен протокол:

«Слушали: информационное сообщение представителя губмузея о том, что ... обе церкви, ...Преображенская XYIII века и Тихвинская начала XIX века подлежат охране в целом как памятники искусства и старины, и поэтому нельзя допускать их переделку, ибо переустройство нарушает существующий вид...

Экспертная комиссия по осмотру вынесла следующее заключение: внутренняя архитектура и убранство храма по своей стилистике и древности особой художественной ценности не представляет, за исключением царских врат, иконостаса (среднего), выполненных в стиле ампир...

В отношении внутренней архитектуры комиссия признала хоры с поддерживающими их колоннадами, выдержанными в стиле ампир, а потому желательно их сохранение при возможном приспособлении здания под жилье...

В настоящее время помещение для целей культа не используется. Здание не отапливается, ввиду чего наблюдается сырость, ведущая к разрушению здания.

По своему характеру помещение храма вполне подходит для использования его под жилье с устройством перекрытия и общих помещений в обоих этажах, что можно сделать скрытыми хоры и колоннады...

Колокольню возможно использовать в культурных целях (читальня, метеорологическая станция) со снятием колоколов и крестов.

От указанных приспособлений колокольни и храма нарушений архитектуры их не изменится». 11

К протоколу были приложены два совершено противоположных «особых мнения»:

1. Заключение по обследованию церкви (Тихвинской), находящейся в рабочем городке (бывшем женском монастыре) на предмет использования под квартиры рабочих кожзаводов Берегового района города Вятки члена Вятского городского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов депутата Ложкина Василия Алексеевича:

«...В отношении вопроса охраны искусства и старины, к которому относится настоящая церковь, с моей точки зрения, ничего тут ценного нет, помещение архитектуры обыкновенной. Современной живописи как представляющей искусство старины на стенах нет, а имеется лишь живопись иконостаса, который может быть перенесен в другое помещение, отчего с технической и практической стороны нарушений быть не может, а поэтому, со своей стороны, имеющий голос доверия рабочих и служащих тружеников города Вятки, считаю необходимым указанное выше помещение передать согласно ходатайству рабочих под общежитие, принимая во внимание жилищный кризис...» 12

2. Особое мнение А.В. Кряжевских, председателя Успенской г. Вятки религиозной  общины:

«...Всякое изменение вида внутреннего устройства церкви, как, например, перекидка пола  с хор на хоры и переделка церкви под двухэтажное помещение для жилья совершенно уничтожат целостность вида церкви, ценимое Главмузеем.

Следовательно, если госорганам желательно будет иметь эту церковь как единицу из ряда многих охраняемых, то переделка этой церкви совершенно недопустима. Если же более нужна лишняя единица жилой полезной площади, то церковь подлежит переделке, но с тем, что все в ней, ценимое Главмузеем, СОВЕРШЕННО ИСЧЕЗНЕТ». 13

Эти документы были направлены в отдел по делам музеев Главнауки Наркомпроса.

5 августа 1925 г. в Вятский губмузей пришел ответ из Наркомпроса, решивший судьбу Тихвинской церкви:

«Отдел по делам музеев не возражает против использования под общежитие рабочих так называемую Тихвинскую церковь бывшего Преображенского монастыря при условии сохранения и неприкосновенности внешнего вида как стильного архитектурного памятника начала 19 века. Все вопросы, связанные с переделкой внутри церкви, должны быть согласованы с губмузеем. Для разрешения вопроса об использовании колокольни необходимы фотографические снимки с нее, по получению которых вам будет дано соответствующее соглашение. Зав. отделом по делам музеев Н. Троцкая» 14.

После получения этого разрешения началась переделка церквей как Тихвинской, так и Преображенской под жилые помещения, которые сохранялись до конца ХХ века.

О том, что представлял из себя этот «Рабочий городок», рассказал Евгений Деришев, заместитель главы департамента культуры и искусства области,  на страницах газеты "Вятский край" за 12 ноября  2003 года: «...Разоренный и разграбленный после революции 1917 года, монастырь в советское время превратился в огромную ночлежку-проживалку с длинными коридорами, комнатами-кельями, одним туалетом на 100 человек.

Тысячи вятских крестьян во времена коллективизации и индустриализации устремились в поисках счастья в губернский город, найдя здесь "приют"… Не знаю, по чьему предначертанию, но самый густонаселенный (в те послевоенные годы) в Кирове дом был незримо разделен на 3 корпуса: южный, северный и центральный. Большинство мальчишек военного периода в силу разных обстоятельств (а в основном из-за голода) ударились в криминал: хулиганство, воровство, грабежи, а порой и насилие… Может быть, именно поэтому за большим жилым комплексом областного центра, называемым "Рабочий городок", надолго закрепилось не пролетарское начало сочетания, а слово "шпанский"…15

По документам известно и о судьбе памятников, находившихся на территории монастыря. В марте 1925 году сотрудники административного отдела Вятского губисполкома провели обследование Рабочего городка и составили акт такого содержания: «...Оказалось: общежитие рабочих соединяется с другими зданием большим коридором, в котором имеются надмогильные памятники – 4 штуки, состоящие из больших каменных плит и, кроме них, имеется один склеп, шириной до 2 и 1\2 саженей и в длину 2 сажени, в котором имеется большой надмогильный памятник из больших плит и в стене коридора имеется надпись о том, что тут погребена какая-то игуменья.... Из общежития рабочих имеется только один выход – через коридор, в котором и находятся надмогильные памятники, напоминающие рабочим при всяком выходе из общежития умерших лиц, якобы лежащих под памятниками.

На основании изложенного считаю необходимым указанные в акте памятники изъять и передать их губкоммунотделу как строительный материал...16

Президиум губисполкома это предложение утвердил и памятники передали губкоммунотделу. 17

Напомним, чей прах покоился под этими плитами.  В статье Д.Н. Шилова «Материалы к «Русскому провинциальному некрополю» Великого князя Николая Михайловича по городу Вятке» есть раздел: «Преображенский женский монастырь», где в ведомости о лицах, погребенных в Вятском Преображенском женском монастыре, за 1910 год значатся:

«В церковной паперти монастыря: Афанасия (+18.01.1843, 47 лет), игуменья.  «Из уст ее струил источник назиданья, И юных укреплял на битву со врагом, И к вечности одной их направлял желанья, И немощь немощных в них зрела состраданье. За оскорбленье ж всем любовью и добром Платить любила и смиреньем. За то ей смерть была не смертью, а успеньем».

Емеритиана (+07.02.1889), игуменья.

Сусанна (01.10.1796-16.12.1891), игуменья, в 1808 поступила в монастырь, 03.02.1830 пострижена в мантию, в 1837 назначена казначеей, 23.01.1843 – игуменьей, в 1862 удалилась на покой. Памятник с надписью».18

Четвертый памятник, возможно, был над захоронением игуменьи Епифании, умершей в 1917 году.   (Фото 4. Вид на Преображенский девичий монастырь. Справа — полуразрушенный Кафедральный собор. г. Вятка. 1928 г.)

 

Примечания

1 ГАКО. Ф. Р-1258. Оп. 1. Д. 99. Л.. 70-72.

2 Там же.

3 Там же. Л. 60.

ГАСПИ КО. Ф. П-2882. Оп. 1. Д. 6. Л. 54.

5 ГАКО. Ф. Р-1258. Оп. 1. Д. 99. Л. 54.

6 Там же. Л. 56.

7 Там же. Д. 99. Л. 64. Пётр Гермогенович Смидович (7 (19) мая 1874-16 апреля  1935), партийный и государственный деятель СССР. Был членом ВЦИК, президиума ВЦИК и ЦИК СССР, член Антирелигиозной комиссии при ЦК ВКП (б) (1922-1929 гг.).

8 ГАКО. Ф. Р-1258. Оп. 1. Д. 99. Л. 63.

9 Там же. Л. 70-72.

10 ГАКО. Ф. Р-1258. Оп. 1. Д. 120. Л. 40-41.

11 Там же. Ф. Р-1163. Оп. 1. Д. 55. Л. 17, 17об.

12 Там же. Л. 19.

13 Там же. Л. 20-21.

14 Там же. Л. 22. Наталья Ивановна Троцкая-Седова (1883-1962), жена Л.Д. Троцкого, в 1920-х годах — зав. отделом по делам музеев (Главмузей) Наркомпроса.

15 Деришев Е. Тайны и судьбы Преображенского монастыря \\ Вят. край, 2003. - 12 нояб. (№ 207).- С. 7.

16 ГАКО. Ф. Р-1158. Оп. 1. Д. 48. Д. 552.

17 Там же. Л. 550.

18 Герценка. Вят. записки,  2008. - Вып. 13. - С. 137-138.

Комментарии

Аватар пользователя a-musikhin

Да, очень странное заявление начальника департамента, если учесть, что церковь Преображения и церковь Преображения Господня - это одно и то же, причем, только эта церковь постройки 1696 г., и она уже давно передана епархии. Всё остальное построено гораздо позднее. О чём тогда речь, абсолютно не понятно?

Аватар пользователя ele-chudinovsk

На фото изображена церковь Божией Матери "В скорбях и печалях утешение", бывший врачебно-физкультурный диспансер и школа высшего спортивного мастерства. Но ведь там еще были коммцуналки, в которых в ужасающих условиях жили люди. Неужели передали вместе с людьми?

Аватар пользователя a-musikhin

Да, я еще с детства помню эти коммуналки, ходил мимо... Да не должны бы вместе с людьми передать. Кто, интересно, их расселять будет?

Аватар пользователя Postcardhistory

Добрый день, всем участникам форума.

Есть ли списки монахинь Преображенского монастыря?

Известно ли что-то о монахине Рафалии, кроме того что она была казначеем монастыря?

С почтением

Аватар пользователя ele-chudinovsk

О Рафаиле есть такие воспоминания:

Воспоминания об игуменье Рафаиле (Антонии) о. Александра (Образцова Александра Афиногеновича), протоиерея Серафимовского собора г. Кирова:

Я игуменью Рафаилу знал с 1939 года. Мне тогда было всего 11 лет. Тогда мой отец, священник, был осужден по 58 статье на 10 лет лишения свободы и находился в тюрьме. Когда у меня умерла мама, меня взяли к себе тетя и ее муж, о. Николай (Капустин), который был настоятелем Серафимовской церкви. У него в доме я и познакомился с Рафаилой. Я тогда еще не знал, что она игуменья. В 1939 году церкви были закрыты, так они собирались дома. Когда Рафаила приходила в гости со своей келейницей Олей, то меня отправляли гулять, чтоб я не слышал, о чем они разговаривали, да по малолетству чтоб где-нибудь чего лишнего не сказал: такое лихое время было. Церкви уже были закрыты, последняя церковь еще работала - Серафимовская, и то уже последние дни. Потом и ее закрыли, музей сделали антирелигиозный.

Игуменья Рафаила, а я знал ее как Антонию (она приняла постриг в схиму под именем Антония) жила с Оленькой на улице Степана Халтурина в квартале между улицами Володарского и Карла Маркса. Снимали квартиру у архитектора города Кирова. Я не знаю, он был женатый или не женатый, но у него были две сестры незамужние. И они (т.е. Антония с Оленькой) жили у них на квартире. Она (Антония), когда в церковь ходила к отцу Николаю и Надежде Павловне (его жене), то приходила, одетая, как обычная старушка. Монашеское одеяние я не видел, и я не мог тогда и подумать, что это монахиня.

Очень она была уважительная, симпатичная (конечно, нельзя про монахиню говорить, что она симпатичная). Чистый взгляд, чистая душа. Была она очень обаятельной, любвеобильной к своим подчиненным, строгой в православной вере. Когда рукополагали владыку Вениамина (Тихоницкого) во епископы, она нам подсказывала, когда посох вынести ему, когда чего, мы были очень довольны. Сама она во время службы находилась в алтаре, на клиросе не сидела. Тут мы не имели права к ней обращаться, она была очень строгой, раз идет божественная литургия, значит, должна быть тишина, спокойствие, кроме службы, чтоб никаких вопросов и разговоров не было. Мы, молодые - нам по 11 лет было, после службы к ней подходили на благословение. Как к ней подойдешь, она тремя пальчиками благословит. Дьяконы к ней подходили за благословением, а к священнику она, как положено, уже сама подходила за благословением. Очень, конечно, строгая, грамотная была и в духовном, и в светском отношении, этого не отнимешь. Все-таки управлять таким монастырем, надо иметь что-то в голове. Ведь и наставлять свою паству надо, для этого надо было очень много знать, изучать.

Часто собирались вместе очень хорошие люди, верующие, в доме на ул. Советской, 32 (34), рядом с церковью «Всех скорбящих радости» (в 1939 году там службы не было): отец Николай, Надежда Павловна, Нина Николаевна, дочь ректора Вятской семинарии. В этом доме было общежитие для слепых, Нина Николаевна Попова организовала там для них поселение. И все слепые, которые жили в этом доме, к ней (Антонии) обращались. Все слепые к ней очень хорошо относились, всегда приходили к ней на благословение. Читали ли они акафист или нет, я вам не могу сказать, но, мое предположение, что приходили они на молитву.

Игуменья Антония (извините, я так привык ее называть), когда владыку Вениамина рукоположили, нас, маленьких пацанов, учила, наставляла в слове Божьем. Может, это и повлияло на то, что и мне пришлось пойти по этому пути, хотя и поздно, но...

Она иногда со мной разговаривала. Расспросит все: как учимся, поинтересуется. Очень многому учила нас: чтоб не баловались, не хулиганили, не обижали ребят меньше себя, ничего не брали без спросу. Как она наставляла своих подчиненных монахинь, так и нас наставляла в вере Христовой, чтоб мы были такими же верующими. Очень скромная была, никогда не слышали от нее, чтоб она когда-нибудь голос повысила. И всегда она сидела в алтаре, где у нас икона Владимирской Божьей Матери, там еще не было престола, она с той стороны и сидела. И, когда служил владыка Вениамин, когда служба шла, она там всегда была. Очень часто причащалась. Была хорошая наставница, уважительно ко всем относилась, никогда не повышала голос.

У нее была Оленька, келейница, очень хорошая старушечка. Хорошо готовила, пекла, всегда на праздники, всегда с молитвой. Творит тесто – молитву читает: «Отче наш», «Верую», тесто замесит, всегда потом крестик над квашоночкой сделает, закроет. И она ухаживала за матушкой. Сестры архитектора, у которых они жили, потом, когда дом снесли у них, Оленьку к себе взяли, ухаживали за ней и похоронили ее.

Как Рафаила оказалась в монастыре, откуда она, кто ее родители, я не знаю. Тогда они сами все боялись лишнего говорить: и монахини, и батюшки – и все. И матушка Антония ходила по городу с Оленькой, одетые, как простые, современные старушки, чтоб на них меньше внимания обращали.

Мне рассказывали, что однажды игуменья Антония заболела. Это в 1937-м или 1938-м году было, я не знаю, дату мне не говорили. Так получилось, что вызвали к ней доктора Мышкина, такой доктор здесь был. Он пришел и говорит: «О, это игуменья Антония!» Посмотрел на нее и Оленьке сказал: «Давай, что там надо по-вашему, делайте, она не сегодня-завтра умрет». Он ушел, Оленька побежала к отцу Николаю Капустину и сказала: «Такое дело, отец Николай, надо идти». Пошел причащать ее. Пришел, тоже сам посмотрел ее (это он сам мне рассказывал): плоха действительно, вот-вот умрет. Стал читать молитвы для того, чтоб причастить. Потом, говорит: «Оглядываюсь, смотрю, игуменья лежала – уже сидит. Я онемел, но продолжаю дальше. Исповедовал, она уже сидела. Стал причащать, поворачиваюсь святыми дарами ее причастить – игуменья-то стоит ведь! Причастил, и скорей бежать к своей матушке Надежде Павловне: «Матушка, иди-ка к игуменье Антонии, у нее горячка, наверное». Матушка приходит, а Антония с Оленькой чай пьют! Вот это не чудо ли?!

Лет 5 прошло, она где-то простыла или что-то еще, этого же Мышкина вызвали. Он:

«Игуменья Антония?»

- «Да!»

- «Я ведь вас приговорил к смерти!»

А она: «А я живая!»

Это чистосердечно говорили отец Николай Капустин и Надежда Павловна. А я им, конечно, верю. Она верила в исцеление, покаялась, причастилась, а это лучшее лекарство для христианина.

Она читала молитвы, службу знала, конечно, прекрасно. По хозяйству ничем не занималась. Жила на пожертвования верующих, потому как шли к матушке Антонии на благословение, и несли ей покушать. А там уже всем руководила Оленька, ее келейница. До конца своей жизни она жила здесь, в городе Кирове.

Конечно, смиренная была, и по виду видно, что действительно человек смиренный, спокойный. Ну, кое-кого из монахинь, может, и ругала. Ведь каждый человек, как говорят, по-своему с ума сходит. Выдержать монашескую жизнь – это великий труд и подвиг.

Монахини, которые оставались живы, на нее никогда не обижались, что она была строгой. Строгой-то она была строгой, конечно, но справедливой, и по-матерински относилась к каждой послушнице. Игуменья же все равно, что мать. Она грубо не говорила никогда, всегда с улыбочкой: «Миленькая, дорогая...» Верующие, кто ходил в церковь, к ней, как к батюшке, идут на благословение. Матушка перекрестит - ручку поцелуешь.

Знаю, что в схиму ее одевал отец Николай Капустин в церкви на Богословском кладбище, отец Николай там служил настоятелем.

Я ее помню до 1948 года. В 1948-м году я ушел в армию. А вернулся я уже в 1954-м году, к тому времени она уже умерла, я ее не застал. Иначе, когда я венчался со своей женой, то обязательно пошел бы к ней на благословение на брак.

У меня была ее фотография, там она была с одним крестом, еще без медалей, молодая. Теперь фотография у отца Андрея Дудина в епархиальном архиве. О монастыре, его истории у нас не было с ней разговора никогда. Старые-то батюшки, конечно, знали. Но я и от других не слышал этого. Где точно она похоронена, я не знаю, знаю, что на втором кладбище в Макарье, где похоронены все наши.

Записала Г.В. Нагорничных.

Март 2009 г.