Морозовы и Юферевы. Реконструкция по Глушкову.

Морозовы и Юферевы. Реконструкция по Глушкову.

 

Протопоп Аггей – Юферев или Морозов?

 

Изучая родословие древней вятской фамилии Юферевых рано или поздно каждый натыкается в сети «Интернет» на генеалогический сайт br.rodovid.org и, конечно, популярнейшую Википедию, где в цепочке потомков легендарного мурзы Юфера [1] присутствует патриарший приказчик, вятский десятильник, протопоп Никольского соборного храма града Хлынова Аггей Юферев. По данным этих ресурсов Аггей является внуком татарского прародителя и дедом известного протопопа Степана Софоньевича Юферева.

Материалы, на которые ссылается статья в «Вики», не содержат сведений об Аггее, а страница в «Родовид» ссылается на книгу, которую мне раздобыть пока никак не удалось: Соломин А.В. «Яранские мещане и дворяне Соломины из крещёных татар».

Предполагаю, что первоисточником в любом случае были «Труды вятской архивной комиссии 1907 года» [2], том 3, страница 4, где сказано: Протопоп Аггей, судя по записи в Синодике Кафедрального собора – дед близкого к царю Василию Ивановичу Шуйскому и патриарху Гермогену думного дьяка Григория Елизарова, вместе со священно-архимандритом Трифоном записан в Синодике и в роде ездившего в Москву с Великорецким образом в 1614-15 г. Никольского протопопа Стефана Юферева, очевидно – как близкий родственник, если не предок».

Однако, даже если Аггей и предок Степана Юферева, то предок со стороны матери. Все потому, что ранние переписи и ревизии Вятки указывают, что фамилия этого протопопа была – Морозов.

Чтобы убедиться в этом для начала вернемся к «Трудам вятской архивной комиссии», где читаем имя вдовы Аггея: «Аггей скончался Иосафом в 1604 году, как видно из приписки в Дозорной книге Трифонова монастыря Ф.Рязанцева, где сказано: лета 7113 году ноября в 7 день дала после протопопа своего Аггея протопопица Овдотья образ Троицы Живоначальной, оловянник в ведро, да 6 блюд белых, да судки столовые в четверь, да из тех же сутков столовых отдали оловянничек ворончик, в церковь в собор, на вино на церковное».

А теперь прочитаем Книги оброчные 1592-1605, РГАДА 1113-1-4, 1605 г.: «Деревня, что была пустошь Уедовская выть земли на оброке за Овдотьею протопопицею Агеевскою Морозова, оброку 26 алтын 4 денги, и 124-го октября в 1 день по государеве цареве и великого князя Михайла Федоровича всеа Русии грамоте с протопопицы с Овдотьи з детьми с Петрушкою да с Олешкою з деревни Уедовские оброк сложен и целовалнику Сопронку Головину дана выпись что ему с тое деревни никаких податей не имати».

В следующих ревизиях сыновья Авдотьи Петрушка и Олешка фигурируют то с фамилией «Морозов», то «Протопопов». Сама Авдотья в последний раз отмечается в 1628 году в починке Лучки Пенежина Котельнического оброчного стана без фамилии: «вдова Овдотьица Агеева».

Что же касается Юферевых, то наиболее вероятно, что Аггей Морозов –это тесть Софона Юферева. Скорее всего, Софон служил при Агее, был его первым помощником и товарищем. В то время браки чаще всего заключались между представителями одного сословия, между равными. Мезальянс был редкостью. Вот и в «Трудах вятской архивной комиссии» 1906 года указано, что в кафедральном синодике имеется поминальная запись об отце Степана Софоне, который скончался схимником Сильвестром. В синодиках в то время упоминались либо благодетели храмов, что жертвовали в пользу церкви (например земли), либо усопшие достойные клирики. О древних Юферевых почти нет информации, значит они не были крупными помещиками, чтобы иметь возможность жертвовать земли. Значит, Софон был внесен в Синодик именно как служитель церкви.

Косвенно родство Юферевых с Морозовыми может подтверждать и совместное владение вотчинами, например, встречается такое название угодья: «пожня Офонасьевская Юферевская и Морозовская вверх по Вятке» (1628 г., Хлыновский уезд, РГАДА 281-20-14191).

 

Откуда Морозовы на Вятке?

 

Руководитель церковно-исторического центра Вятской епархии протоиерей Балыбердин А.Г. в своей статье [3] пишет, что Морозов – это московская фамилия, которая могла появиться на Вятке уже в 1489 году, когда московское войско под руководством воеводы Григория Поплевы Морозова взяло Хлынов, а затем произвело «развод Вятки» - вятскую знать и купцов переселили в московский уезд, а на Вятку посадили чиновников столичных. Балыбердин предполагает, что Г.Морозов не мог не направить в Хлынов в том числе и своих людей, свою родню.

Однако, полагаю, что осели Морозовы на Вятке значительно позже, поскольку в ревизии 1592-1605 годов на весь регион учтены всего три семьи Морозовых: покойного Никольского протопопа Аггея Морозова, Богоявленского протопопа Павла Ивановича Морозова, и некого посадского человека мельника Игнашки Морозова, который, к слову, в 1607 году будет указан как «земский староста из Хлынова». Тогда как если бы они там жили уже сто лет, с 1489 года, то более чем за три поколения представительство данной фамилии было бы значительно шире. К примеру, в 1628 году, всего через тридцать с небольшим лет после первого упоминания Аггея, на Вятке уже 13 семей Морозовых. А первое упоминание, самый ранний документ, в котором фигурирует Аггей, это Храмоздатная грамота 1593 года [4].

Думаю, что Морозовы появились на Вятке после 1589 года, когда состоялся важнейший Московский собор, на котором было учреждено патриаршество на Руси. Помимо установления автокефалии, было определено новое устройство архиерейских кафедр в Русской Церкви. Поскольку Московской митрополит становился патриархом, то сан митрополита закреплялся за четырьмя крупнейшими кафедрами – Новгородской, Казанской, Ростовской и Крутицкой, бывшими ранее архиепископскими. А сан архиепископа был определен для владык Вологодских, Суздальских, Смоленских, Рязанских, Тверских и Нижегородских. Также было решено установить восемь кафедр епископов – Псковскую, Ржевскую, Великоустюжскую, Белозерскую, Коломенскую, Брянскую, Дмитровскую.

Разумеется, проведение столь масштабного преобразования и расширения штата в любой организации всегда связано с перемещением на новые должности большого количества сотрудников, в данном случае клириков. И, конечно, каждый руководитель собирает под себя команду сподвижников, продвигает своих людей.

Вятская десятина тогда входила в митрополичью область, ставшую с 1589 года патриаршей, и с того момента управлялась не просто десятильником, а патриаршим приказчиком, который большинство вопросов решал напрямую с Москвой, а главное – он лично отчитывался перед патриархом по деньгам десятины, часто посещая столицу. Поэтому, разумеется, в те годы из центра прислали на эту должность надежного человека. И этот человек был точно не из простых людей.

Также, маловероятно такое совпадение, что три однофамильца одновременно прибыли на Вятку, двое из которых заняли две высшие духовные должности Хлынова. Разумеется, это был один клан и Павел был родней Аггею, скорее всего его младшим братом, поскольку должность имел немногим пониже. Поэтому, можно предположить, что и у Аггея отчество было тоже Иванович. Вероятно, Игнатий тоже был им родней.

Но если бы мы предположили, что Аггей был из древнего московского рода Морозовых, то как понять, к какой его отрасли он относится? Ведь данный род представляет собой широкое древо, имеющее несколько ответвлений-кланов, которые уже в XV-XVI веках находились у власти в разных городах и на разных уровнях управления.

Прямую документальную связь найти уже вряд ли удастся, но применив известный в генеалогии метод реконструкции, мы можем определить наиболее вероятное семейство исхода Аггея Ивановича Морозова.

 

Иван Морозов

 

Начнем с расчета даты рождения Ивана. Нам известен только год смерти его старшего сына Аггея – 1604. О Павле в ревизии 1622 года о нем уже нет упоминаний, а в 1628 году указано лишь, что он постригся, но каким годом ранее и жив ли он еще – неясно. Еще мы знаем, что правнуки Аггея Григорий Елизаров и Степан Юферев вышли на пик карьеры в десятые годы XVII века: Григорий был дьяком царя Шуйского и соратником патриарха Гермогена и был сослан в 1612 году, а Степан в 1615 году возил Великорецкий образ в Москву, где был произведен в протопопы. Изучив биографии более десятка высших дьяков XVI-XVII веков [5] [6], годы рождения которых известны, несложно убедиться, что государственный чиновник в то время начинал службу в 14 лет, а достигал вершины могущества в среднем в возрасте 30 лет. Если так, то Григорий Елизаров, как и Степан Юферев, примерно 1585 года рождения.

Согласно Соборному уложению 1550 года, девушек можно было отдавать замуж с 13 лет, юношей с 15 лет. Значит, старшая дочь Аггея, она же мать Григория, родилась точно не позже 1572 года. Наличие же при вдове Аггея двух сыновей в 1605 году говорит о том, что им в тот момент не было еще 14 лет, а значит, они должны были родиться в 1590-х годах. Такой разрыв в годах между рождением детей не выглядит невероятным. Авдотья могла быть второй (даже третьей) женой, более молодой, чем первая. Косвенно, «молодость» Авдотьи может подтвердить то, что она дожила до 1628 года, т.е. пережила мужа на 24 года. На своей практике, работая с архивными документами, подобное встречал не раз, в том числе проживание в одном домовладении взрослых детей хозяина, которые были старше своей новой мачехи, иногда лет на десять. Однако, это снижает вероятность того, что старшие дочери Аггея родились значительно раньше 1572 года. Полагаю, что они родились в самом начале 1570-х.

Но мог ли священник жениться повторно? Нет. Если только Аггей не был светским архиерейским чиновником, что в то время было нередкостью [7] для патриарших приказчиков. Не исключаем также, что Авдотья могла быть и единственной женой священника Аггея, и рожать ему и в 1570-е, и в 1590-е, что опять же не фантастика с учетом того, что начинали рожать с 14 лет. Ну, и помним самый знаменитый, но, конечно, уникальный пример невероятной женской фертильности – жена крестьянина Федора Васильева, которая родила ему 69 детей и дожила до 76 лет.

Продолжим расчет. Выходит, что сам Аггей родился не позже 1557 года. Соответственно, отец Аггея, Иван, родился не позже 1542 года. Конечно, это верхняя граница. В генеалогии принято считать, что средняя длинна поколения равна 30 годам. Если так, то Иван должен был родиться в период с 1512 по 1542 годы.

Для дальнейшего рассуждения у нас есть следующие опорные точки:

1. Связь данной ветви Морозовых с церковью – ведь большинство Морозовых, напротив, были воеводами или занимали административные должности, Аггей же, как и его брат Павел, помимо духовного сана имеет еще довольно редкое для дворян того времени, чисто библейское имя, что точно означает, что он родился в семье клирика.

2. Связь данной ветки Морозовых с Юферевыми. Притом, связь в первую очередь служебная, а уж потом родственная. Полагаю, что после реформы 1589 года, когда Аггей Морозов получил назначение на Вятку, то он с собой взял своего товарища и зятя Софона Юферева, с которым, возможно, вместе начинал службу в одном из московских приходов или даже учился вместе. Если год рождения Степана Юферева, расчетно, 1585, то примерно в эти годы Юферевы и Морозовы должны были быть в одном городе, в одном сословии. А Юферев Софон, согласно Глушкову, в это время учился в Славяно-греко-латинской академии. Возможно, Аггей учился там же.

3. Связь с Григорием Елизаровым, приближенным царя Василия Шуйского и патриарха Гермогена.

 

Юферевы, Милославские и Великий Новгород.

 

А начать реконструировать предлагаю с Юферевых, как родственников Морозовых, что может помочь нам далее, дать дополнительные сведения. Как могло так получиться, что потомки татарского мурзы стали клириками?

 Про Юферевых мы знаем лишь то, что они имеют татарские корни, что они – родня Милославским и что Софон (и/или Степан) обучался в Славяно-греко-латинской академии в Москве [1].

В статье В.Глушкова указано, что мурза Юфер взял в жены дочь Милославского, но не сказано какого именно Милославского. И вот тут легко убедиться, что не зря на всех ресурсах тестем Юфера указан именно Данила Козел Терентьевич Милославский. Ведь его дети и внуки служили при дворе церковных иерархов. Большинство из них принадлежали к сословию «владычных детей боярских», т.е. они служили при дворе архиепископа – владыки. А это, учитывая профессию потомков мурзы, очень логично для косвенного подтверждения данного родства.

Дмитрий Данилович Милославский, брат жены Юфера, в 1537 году был писарем в Бежецком верхе Новгородской чети, был близок к Троице-Сергиеву монастырю, где и принял постриг в 1551 году. Его сын Иван к 1563 году дослужился до владычного помещика и дьяка Новгородского архиепископа Пимена, второго по рангу духовного лица страны. Дьяк заведовал канцелярией архиерея, под его руководством составлялись документы, он скреплял их подписью, он вел запись судебных разбирательств и решений суда владычных детей боярских, сидел вместе с казначеем в казне, вел запись доходов и расходов, подписывал грамоты на поместья детям боярским, служившим архиерейскому дому [7] [8]. Это был влиятельный человек. Братья и сыновья Ивана Милославского тоже служили «владычными детьми боярскими» [9].

Если мурза Юфер был мужем дочери Данилы Милославского, то он, а затем и его дети, как менее богатые и знатные родственники, могли быть «послужильцами» Милославских, т.е. нести службу в их пользу, при них. Именно так внук Юфера мог попасть на службу на двор к архиепископу.

И вот тут важно то, что в период с 1526 по 1542 годы новгородским архиепископом служил святитель Макарий, который в 1542 году стал митрополитом Московским и всея Руси и был им 21 год до своей смерти (1563 год). Вполне логично, что с собой в первопрестольную митрополит должен был взять ряд приближенных, а они, соответственно, своих «послужильцев». И это происходило не только в год переезда в митрополичью резиденцию, но и позже, в 1553 году, когда святитель Макарий столкнулся в Москве с сопротивлением ряда клириков и писарей при создании Печатного двора (уже с 1553 года начинается типографская деятельность, хотя официально двор учрежден в 1563 году). Недовольные типографией ее даже поджигали. Митрополит был вынужден тогда привозить из Новгорода гравёров, духовенство и владычных детей боярских (самый известный например – новгородский гравер Васюк Никифоров).

Получается, что в те годы в Москве сидел митрополит с новгородскими корнями, имевший практически неограниченную власть, ввиду своего значительного влияния на молодого Ивана Грозного, а в Новгороде архиепископом был Пимен, который также относился к приближенным царя. Притом, Пимену, разумеется, тоже было выгодно отправить некоторых своих владычных детей боярских на митрополичий двор для укрепления там своих позиций.

Разумеется, в этих условиях Милославские, бывшие тогда фаворитами при владыке новгородском, могли продвинуть по службе своего родственника молодого Софона Юферева, проявившего, допустим, особые способности к учению и тягу к вере. Таким продвижением мог быть именно переезд из Новгорода в Москву на митрополичий двор и обучение в Славяно-греко-латинской академии. Правда, тогда она существовала только в зародыше, а именно в виде того самого Печатного двора при Николо-Греческом монастыре, который формировал с 1553 года митрополит и куда, как раз, ему требовались «свои» люди.

Интересно, что если Юферевы попали в Москву на двор митрополита в эти годы, то могло случиться даже так, что Софон был свидетелем того, как в 1555 году митрополит Макарий встречал у Фроловских ворот Московского кремля прибывший с Вятки крестный ход с Великорецкой иконой Николая чудотворца, которую в будущем, в 1615 году, новым крестным ходом привезет в Москву уже его сын Степан Юферев [10].

Но откуда татары на Новгородской земле? Дело в том, что в XV-XVI веках в Новгородскую четь «испомещались» татарские мурзы и татары-новокрещены [11]. Им давали земли сперва в Шелонской (там, где как раз имел вотчины Данила Козел Милославский), а затем в Бежецкой и в Обонежской пятинах [12]. Многие из них со временем приняли фамилию «Новокрещенов», «Татаринов», но кто-то принял фамилию, образованную от тюркского имени прародителя. Нередки случаи, когда уже через два-три поколения фамилия искажалась, «русифицировалась», впоследствии представляя собой лишь ложную этимологию татарского имени, исходное звучание которого восстановить теперь непросто. Возможно, что так случилось и с Юферевыми, которые приняли фамилию, образованную, вероятно, от имени «Яфар», «Джафар» [13].

Отметим тот факт, что и Елизаровы по древней родовой легенде тоже возводят свою родословную к татарскому прародителю. А в Новгородской чети в XVI веке Елизаровых проживало предостаточно [14] [15]. И, мы помним, что Григорий Елизаров, внук Аггея, дьяк В.Шуйского, в начале XVII века был дьяком именно в Новгородской чети. Данного родственника Аггея многие ошибочно связывают с Елизаровыми Муромского уезда, вписывая дьяка в сыновья боярина Федора Елизарова, что неверно. Эту тему подробно раскрыл к.и.н. Я.Н.Рабинович [16].

Но, и Морозовы там тоже несли службу! В 1537 году писцом Бежецкой пятины числится Иван Яковлев сын Морозов. В 1543 году в соседней Деревской пятине его братья Федор и Захар числятся вотчинниками, брат Григорий – писцом. Помещиком указан Михаил Яковлевич Русалка Морозов. А Иван Семенович Брюхо-Морозов в 1536 году был воеводой в Новгороде. Еще, в период с 1537 по 1541 годы, проживал на новгородской земле Василий Михайлович Тучков-Морозов, присланный из столицы производить набор людей в войска. И все они друг другу ближние и дальние родственники.

 

Отрасли Морозовых

 

Разбираться в биографиях не одного десятка Морозовых, живших в XVI века, и отыскивать среди них нужного нам Ивана предлагаю методом исключения, т.е. для начала выявим тех Морозовых, сыновья которых точно не могли пойти в клирики.

В то время еще применялась такая система назначений на государственные должности, как «местничество», которая заключалась в том, что люди занимали посты не в соответствии со своими умениями и способностями, а в первую очередь по знатности рода. Притом, система работала и внутри рода, что означало, что если под Морозовых «выделено» одно или три места в боярской думе, то отбирали туда того представителя рода, предки которого представляли старшую линию и имели больше заслуг. Таким образом, разумеется, что самые влиятельные потомки Ивана Мороза, участвующие на самом высоком уровне в управлении государством, не могут нас интересовать на предмет возможности урождения там нашего Ивана – отца Аггея. Дети таких не пошли бы в простые протопопы, ведь даже не особо блистая умом, они по рождению сразу имели право на высокие должности.

Изучая широкое разветвленное древо Морозовых (просматривал расчетное и все смежные поколения) опирался в первую очередь на работы Веселовского С.Б. [17], Зимина А.А. [18] и Богуславского В.В. [19] – ведущих специалистов-историков по Древней Руси. Представлю тут только выжимку и краткие выводы.

На какие же ветви разделился род Морозовых к середине XVI века? Перечислим их в порядке старшинства:

Поплевины-Морозовы;

Игнатьевы-Морозовы (в них Салтыковы, Скрябины, Козловы);

Давыдовы-Морозовы;

Тучковы-Морозовы (там же Брюхо-Морозовы);

Шеины-Морозовы.

Все потомство Григория Поплевы Морозова (того, который «разводил» Вятку), все его дети и внуки были боярами, окольничами и главными воеводами царя. Эта самая влиятельная ветвь рода. Да и Ивана, подходящего поколенчески, там нет.

Среди Игнатьевых-Морозовых, подходящих по годам жизни Иванов имеем троих: Иван Львович Салтыков-Морозов, Иван Ефимович Салтыков-Морозов, Иван Глебович Салтыков-Морозов. Все они были воеводами, а первый еще и сыном влиятельного боярина. А к концу 16 века Салтыковы только расширили свою власть при дворе.

Среди Давыдовых-Морозовых, подходящих по годам жизни Иванов имеем троих: Иван Яковлевич Морозов (тот самый писарь в Бежецком верхе в 1537 году), Иван Борисович Голочелов-Морозов, Иван Волга Федорович Морозов. Имена сыновей первого известны (их трое), Аггея и Павла среди них нет. Иван Голочелов был воеводой и объезжим головой в Москве, имел единственного сына Андрея. Про Ивана Волгу никаких сведений нет.

Среди Шеиных-Морозовых, подходящих по годам жизни Иванов имеем двоих: Ивана Васильевича и Ивана Ивановича, правнуков Василия Шеи-Морозова. Но, оба сыновья бояр, оба воеводы, у обоих родные братья бояре. Ветвь эта тоже весьма влиятельна.

У Тучковых-Морозовых, подходящих по годам жизни, Иванов два: Иван Иванович Брюхов-Морозов и Иван Васильевич Тучков-Морозов. Брюхов был внуком боярина и княжны Евдокии Всеволжской, сыном дипломата и воеводы. Он умер бездетным. А вот о Тучковом нужно поговорить более подробно.

 

Василий Книжник

 

Сохранившиеся документы, в которых фигурируют Морозовы XVI века, свидетельствуют об военно-административном характере их деятельности. Все они были боярами, окольничами, воеводами, городскими головами и т.д. Что, впрочем, характерно для всей элиты того времени. Перечисленные выше Иваны Морозовы – таковы. За исключением, быть может, одного.

Иван Васильевич Тучков-Морозов выбивается из общего ряда благодаря своему отцу – Василию Михайловичу Тучкову-Морозову. Именно этот Морозов непосредственно связан с церковью и церковными иерархами, а я бы даже сказал, что он сам являлся неотъемлемой частью передового православного сообщества.

Василий Михайлович Тучков-Морозов был известным книжником, одним из образованнейших людей своего времени, любимым учеником преподобного Максима Грека и приближенным того самого святителя Макария, митрополита Московского и всея Руси.

Василий родился в семье боярина Михаила Васильевича Тучкова-Морозова и некой Марии. Старший брат Василия Иван умер в 1537 году, младший Михаил дожил до 1567 года, сестра Мария стала женой князя Михаила Михайловича Курбского.

С 1517 по 1521 годы еще юношей Василий проживает в Великом Новгороде, где его отец «владеет городом», т.е. служит наместником. Уже тогда отмечается его смирение, кроткий нрав и интерес к православию, о чем позже писали и современники, да и сам Василий: «Мне же тогда младу сущу и слышащу чюдеса Святаго и многим желанием распаляющуся, но не бе время тогда, яко Святому не изволивъшу, ниже мне смеющу на сицевая дерзнут, яко недостойну ми сущу» [20].

В 1520-е годы Василий живет уже в Москве, постоянно общается с Максимом Греком, который наставляет его, обучает греческому языку, делает ему переводы религиозных текстов [21]. В 1525 году после развода Василия III с бесплодной Соломонией Собуровой ряд церковных и светских деятелей, недовольных нарушением таинства брака попадает в опалу. Лишен сана даже митрополит Варлаам. Среди пострадавших был и Максим Грек, а соответственно и его приближенные. Один из свидетелей на суде показал, что Василий Тучков-Морозов приходил к преподобному и «говаривал с Максимом книгами и спиралися меж собою о книжном» [22]. Грек был осужден как еретик и заточен в Иосифо-Волоцкий монастырь, а через несколько лет, в 1547 году, при заступничестве митрополита Макария, был переведен в Троице-Сергиев монастырь [23][24].

В 1535 году отец Василия Морозова пал жертвой заговора Шуйских, был лишен боярства и отправлен в свое родовое село Митрополичье, где и скончался через несколько лет. Обращает внимание на себя и название родового села Тучковых-Морозовых – Митрополичье. Оно вновь косвенно указывает на связь этой ветви рода с архиереями. Данным селом владел еще дед, а после смерти отца и сам Василий. Очевидно, что еще ранее село принадлежало митрополиту Московскому, поскольку иных митрополитов тогда на Руси не было. Дед Василия Книжника Василий Борисович Тучко Морозов завладел этим селом в те годы, когда его брат Иван Тучко служил дворецким на мене митрополичьих земель.

В ходе опалы на Тучковых 1535-1536 годов старший брат Василия Иван, по некоторым данным, был убит, а сам книжник отправлен в почетную ссылку в Новгород «чин уставлять воинский». Его младший брат Михаил был отослан командовать сторожевым полком сначала в Муром, а потом в Смоленск.

С 1536 по 1541 год Василий несет службу в Новгороде, где плодотворно работает вместе с владыкой Макарием и под его руководством пишет свой самый известный труд – «Житие святого Михаила Копского». Василий также участвует в составлении новгородской владычной летописи, занимается переводами церковных писаний с греческого, ведет переписку с просвещенными людьми того времени.

Позже, в 1541 году, Василия возвращают в Москву, где назначают на должность рязанского дворецкого. В эти годы он продолжает заниматься написанием религиозных текстов. В феврале 1547 года упоминается в чине свадьбы царя Ивана Грозного и Анастасии Романовны Захарьиной-Юрьевой, где должен был сидеть в дружках со стороны невесты: «… но Василей не был за тем: убился с лошеди; а была жена ево, а в Васильево место был друшка Михайло Яковлевич Морозов». В 1548 году умирает жена Василия, а он принимает постриг в Кирилло-Белозерском монастыре, где в том же году и умирает. Интересно то, что в то время среди братии данного монастыря находился и тот самый Пимен, что в 1552 году станет архиепископом Новгородским и будет связан с Милославскими.

Богослов и церковный историк архиепископ Филарет (в миру Д.Г.Гумилевский), а также А. X. Востоков, филолог-славист и палеограф, отождествляли Василия Тучкова, принявшего в постриге имя Илия, с иеромонахом Илией, чьему перу принадлежат еще несколько значимых религиозных произведений. Косвенно это может подтверждать то, что Тучковы хорошо знали Феодорита Кольского, духовного руководителя пресвитера Илии. А племянник Василия, князь Андрей Курбский был «духовным сыном» Феодорита [25], кстати, как и сам митрополит Макарий. Также Тучковы были тесно связаны с Кирило-Белозерским монастырем, где некоторое время жил Феодорит. Впрочем, большинство исследователей отвергают отождествление Василия Тучкова и иеромонаха Илии. В любом случае, подобные отождествления дополнительно показывают значение и авторитет Василия для Православного мира.

В Бархатной книге (XV, 144) сказано, что Василий в 1548 году умер бездетным, однако данный документ составлен в 1687 году, после отмены местничества и, как известно, в нем много фактических ошибок, неточностей и даже фальсификаций. Все, о чьих сынах не знал составитель, сразу числились бездетными. Так и у Морозовых только в одной ветви рода, всего в двух поколениях, аж пять человек записаны с пометкой «бездетенъ». Более поздние исследования показали, что у Василия Михайловича был сын Иван. Профессор Веселовский пишет: «из всего потомства Бориса Михайловича к середине XVI века оставались только окольничий Михаил Михайлович и его племянник Иван Васильевич. Когда Михаил Михайлович умер бездетный в 1567 году остался один Иван Васильевич, сошедший со сцены безвестным» [17].

 

Реконструкция

 

Так мог ли Аггей Иванович Морозов быть сыном Ивана Васильевича Тучкова-Морозова? Для понимания такой возможности давайте оценим политическую ситуацию, сложившуюся на склоне лет для известного книжника, а также моральную, христианскую, сторону вопроса.

Василий Книжник в 1548 году принимает постриг в Кирилло-Белозерском монастыре. В монастырь нельзя было уйти при несовершеннолетних детях, значит, Ивану было уже более 14 лет, значит он родился до 1534 года (что хорошо вписывается в наши расчеты годов рождения отца Аггея).

Разумеется, перед уходом в монастырь Василий не мог не распорядиться о будущем своего сына. Возможно, Василий полагал, что после опалы в которую попал его род Тучковых-Морозовых, бегства в Литву его племянника князя Андрея Курбского, на фоне постоянных боярских заговоров и интриг, особенно с учетом вынесенной из детства ненависти подозрительного и мстительного Ивана Грозного к его отцу Михаилу [26], устроить карьеру своего сына через государственную службу было не только не очень возможно, но могло быть и небезопасно. Что фактически в 1567 году подтвердится, когда произойдет вторая волна гонений [27] на попавших в опалу в 1535 году. В тот год и умер, а некоторые исследователи считают, что был убит, брат Василия – окольничий Михаил.

Напротив же, перспектива службы на митрополичьем дворе была прекрасной, учитывая близкую связь с Макарием и М.Греком. К тому же, вторая половина XV и начало XVI веков характеризуются значительным укреплением могущества митрополита, а затем патриарха, Московского и всея Руси. Некоторые историки называют то время «золотым веком» Русской церкви. Отныне служба клириком дает не меньше, а иногда и больше власти и дохода. При этом, горизонты успеха для Ивана можно расширить если далее ему именовать себя только лишь «Морозов» без приставки «Тучков», которая вызывает гнев и раздражение у скорого на расправу и всемогущего отныне самодержца (и кстати, приставка «Тучков» и у его отца Василия также не всегда присутствует в документах того времени).

Но, могло быть и так, что это был просто идейный выбор, поскольку Василий Книжник слишком хорошо знал, что такое политическая борьба, слишком хорошо помнил, как главным обвинителем по делу его любимого учителя Максима Грека выступил его отец, искушенный в политических играх Михаил Тучков-Морозов, возвышенный после этого и вскоре получивший боярский чин. Вероятно, ревностно воцерковленный Василий не хотел такого «нечестивого» пути для своего сына. Да и сам Иван, воспитанный отцом-сторонником нестяжательства, мог ревностно желать лишь пути служения Господу. Ведь по свидетельствам современников Василий Книжник оказал большое влияние на все свое окружение [20], в том числе и на своих племянников, например, на знаменитого, образованнейшего и просвещенного князя Андрея Курбского, сына Марии Михайловной Тучковой-Морозовой. Разумеется, не мог остаться неучем и далеким от веры и сын самого Василия. Именно такой человек мог быть как раз тем самым религиозным Иваном, который назвал сыновей именами библейских пророков: Аггеем и Павлом (это имя тогда было почти неупотребимо в среде дворян).

Полагаю, что Василий Книжник должен был обратиться к Максиму Греку и митрополиту Макарию с просьбой обустроить службу его единственного сына Ивана. И хоть преподобный Максим Грек на тот момент был заточен в Троице-Сергиевом монастыре, но там он не был покинут и забыт: его постоянно посещали высшие духовные лица (в том числе восточных церквей), он имел большой авторитет и влияние, вел переписки с дворянами. Кстати, в тот момент среди братии монастыря находился и старец Нифонт (в миру Никита Данилович Милославский), а немногим позже, в 1551 году там же принял постриг упоминаемый выше Дмитрий Милославский, еще один брат жены Юфера.

Преподобный Максим, грек по национальности, был непосредственно связан с московским Николо-Греческим монастырем, который принадлежал тогда греческим афонским монахам. Там останавливались греческие послы и официальные лица, в том числе высшее византийское духовенство.

И именно при этом монастыре митрополит Макарий в 1553 году организовал типографию [28], а в 1563 году Московский печатный двор, на базе которого будет открыта Типографская школа, позже преобразованная в Славяно-греко-латинскую академию. Вероятно, что В.Глушков, рассказывая в своей знаменитой статье про обучение Юферева, просто указал именно это, последнее и наиболее известное название данного учебного заведения.

Таким образом, уход в монастырь и смерть Василия Книжника не могли быть незамечены ни М.Греком, ни митрополитом Макарием, который тоже очень любил и ценил Морозова. Василий был одним из нескольких авторов, которые вместе с ним писали дело всей его жизни – знаменитые 12 томов «Четьи Минеи». Конечно, святитель принял бы его сына Ивана к себе на митрополичий двор, пусть и не на важную должность, и устроил обучаться далее, например, при Николо-Греческом монастыре.

Опять же, образованный и начитанный сын книжника точно должен был быть привлечен святителем Макарием к работе над созданием в 1550-х годах типографии, а позже Московского печатного двора. Там же, на Печатном дворе при Николо-Греческом монастыре, уже в 1570-80-е могли обучаться и служить сыновья Ивана, Аггей и Павел. Вероятно, что там и произошло знакомство Аггея с Софонием Юферевым, попавшим туда по протекции Милославских через владыку Пимена.

Добавим и то, что, учитывая тесную многолетнюю связь Тучковых-Морозовых с Великим Новгородом (еще дед книжника владел тут землями), в особенности совместную работу Василия с тогда еще владыкой Макарием в 1537-41 годы, вполне вероятно, что книжник из рода Морозовых, а значит и его сын Иван, имели первое знакомство с Милославскими и Юферевыми еще проживая в Новгороде.

Ну, а уже в 1589 году Аггей как человек получивший образование в столице, как приближенный к кафедре патриарха получил назначение в Хлынов, а с собой туда взял своих младшего брата Павла и зятя Софона. Но, почему назначение было именно на Вятку? Вот тут, вероятно, свою роль сыграли Елизаровы и тогда еще митрополит Казанский и Астраханский Гермоген.

 

Григорий Елизаров, патриарх Гермоген, царь Шуйский.

 

Поволжье было важнейшим рынком, транспортной артерией, соединяющей Каспий с Днепром и Доном (через Оку, Угру, Москву, их притоки и волоки). Вятка же открывала путь из Волги на север (через Молому) к Великому Устюгу, а затем к Архангельску, который давал выход на Европейский рынок.

Освоение Сибири магнатами того времени Строгановыми в последней четверти XVI века ценность контроля Хлынова повысило в разы. В этот период вятская земля оказывается в центре противостояния экономических группировок, ведущих борьбу за контроль волго-вятских торговых путей. Подробно этот вопрос рассмотрен в работе доктора исторических наук, профессора Эммаусского А.В. «Очерки истории Вятской земли» [29].

В своей работе Эммаусский противоборствующие группировки условно именует «строгановской» и «казанской». К лидерам первой он относит воеводу Хлынова Василия Овцина и архимандрита Успенского монастыря преподобного Трифона. Ко второй, «казанской», профессор причисляет вятское купечество и ее лидера Федора Рязанцева, иеромонаха Иосафа Казанца и архимандрита Иону Мамина, бывшего московского дворянина. Сюда же можно причислить и митрополита Казанского Гермогена. Волго-вятские купцы противостояли экспансии Строгановых в вятском регионе, защищали свои интересы, стремились удержать под своим контролем казанско-астраханские торговые пути.

Контроль рек, сбор таможни и налогов традиционно был организован за счет форпостов власти – крепостей и монастырей. Экспансию Строгановы начали именно строительством Успенского монастыря в 1580 году в Хлынове, для чего отправили в регион своего человека – Трифона.

Преподобный Трифон пользовался поддержкой и протекцией местного воеводы Овцына, бывал в Москве, где через рекомендацию Строганова был представлен боярам Романовым и Годуновым, а в 1595 году, в ходе очередного визита, бил челом и получил у царя Федора Ивановича разрешение на присоединение к Успенскому монастырю Вятских Полян. После чего с этой территории и живущих там крестьян сбор денег производил именно Трифон со своей братией, а не как ранее, Казанский митрополит Гермоген, которому «строгановские» в том числе и тут перешли дорогу.

Также Трифон жаловался государю, что «…приказные люди (прим. – должность Федора Рязанцева) и посланники патриаршие десятильники (прим. – должность Аггея Морозова) наносят монастырю большой материальный ущерб…» [30], «чинят старцам и слугам монастырским насильство великое, крестьян монастырских, продают и сажают в железа». Юферевы и Морозовы в этой борьбе, очевидно, были в «казанском» лагере.

Добавим, что сын городового приказчика Федора Рязанцева Корнилий был зятем Гермогена, мужем его дочери или сестры. Да и сам Гермоген в ряде источников указан уроженцем Хлынова [31]. Купец Рязанцев вел торг Вятки с Казанью, а оттуда с Астраханью. Разумеется, в этом помогал ему его сват – митрополит Казанский и Астраханский Гермоген, имеющий власть этом в регионе. Весьма вероятно, что и брак дочери Гермогена и сына купца Рязанцева был неким корпоративно-экономическим союзом.

У «казанской» группировки имелись связи и в Москве, которые Иона Мамин в итоге использовал, чтобы изгнать преподобного Трифона и самому стать настоятелем монастыря. А факт того, что Иона Мамин ранее был московским дворянином и стал архимандритом, кстати, лишний раз подтверждает такую возможность для того времени – переход из дворянского сословия в духовное. Самый яркий пример – патриарх Филарет, бывший боярин и отец первого царя из рода Романовых. Ну, и конечно, наш Иван Морозов с детьми Аггеем и Павлом.

А что дьяк Григорий Елизаров? Есть интересный документ 1604 года – духовная некого Ивана Васильева сына Борнякова [32], в которой он перед командировкой в Брянск завещает своему племяннику Семену Григорьевичу Елизарову рубль, а второй – его отцу Григорию: «Да дати мне племяннику своему Семену Григорьеву сыну Елизарову рубль денег. А другой рубль отдал яз человеку отца ево Григорьеву Ростегаю на Устюге на Великом, как он поехал на Вятку к Григорью».

Иван Борняков в 1627 году будет в Казани дьяком Василия Петровича Морозова (кстати, Поплевина-Морозова, но в документах этого года тоже уже без уточняющей приставки) при Богородицком свияжском монастыре. А его отец, Василий Матвеевич Борняков, занимал денег опричному дьяку Афанасию Демьянову [32]. Сын Ивана Борнякова Григорий – тоже станет дьяком. Очевидно, что Борняковы из «дьяческого» сословия. А раз сестра Ивана Борнякова вышла замуж за некого Григория Елизарова, то, однозначно, что и этот Григорий из дьяков. Возможно, что в тот год он был еще поддьячий. Интересно, что этот родственник Борнякова, дьяк (поддьячий) Григорий Елизаров в соответствии с этим документом находится в Хлынове в 1604 году, в год смерти Аггея Морозова, у которого есть внук дьяк Григорий Елизаров. Слишком точное совпадение. С высокой долей вероятности это одно лицо. Полагаю, что Григорий прибыл на Вятку распорядится по смерти своего деда, в том числе о судьбе его вдовы и детей. Притом, что далее нигде в вятских ревизиях 1605-1628 годов никаких Елизаровых нет, значит он там был действительно проездом.

Добавим сюда и то, что Василий Петрович Поплевин-Морозов, дьяком которого был Борняков, числился на хорошем счету у царя Шуйского, который в 1601 году произвел его в окольничие, а в 1607 году дал ему боярский чин. А ведь Григорий Елизаров как раз был дьяком Шуйского. Конечно, это все одна группировка. Как и Гермоген, как и Милославские, родня Юферевых, которые в Смутное время практически все встали на сторону Шуйского [9]. Разумеется, любые политические и семейные связи в то время имели экономические и социальные основания.

Интересно еще и то, что дед этого Василия Петровича Поплевина-Морозова, князь Михаил Иванович Кубенский, был одновременно племянником для Михаила Васильевича Тучкова-Морозова (отца Василия Книжника). Так, что Аггей и Василий получаются друг другу дважды родня (редукция предков). В то время знание родословной было критически важно для государственной службы, поэтому исследуемые персоны, однозначно, как родственники, должны были знать друг друга и продвигать, так как это продвигает их род, а значит их самих и их детей. Возможно, это дополнительное косвенное подтверждение верности выбора Ивана Васильевича Морозова в качестве отца Аггею и Павлу, и не случайно мы видим протопопа Аггея Ивановича Морозова и окольничего Василия Петровича Морозова в одной «группировке».

 

 

Заключение

 

Подведем итоги:

1. Протопоп Аггей имел фамилию не Юферев, а Морозов, а Степан Юферев – его внук.

2. Отчество Аггея – Иванович;

3. Аггей и Павел Морозовы клирики и названы в честь библейских пророков, а значит их отец тоже имел прямое отношение к церкви;

4. Из всего древнего московского рода Морозовых никто в XVI веке даже близко не имел такого непосредственного отношения к церкви как Василий Тучков-Морозов, у которого был сын по имени Иван;

5. После смерти Василия сложилось все условия и были предпосылки к переходу его сына на службу к митрополиту;

6. Имеется несколько прямых и косвенных указаний на тесные связи Тучковых-Морозовых с новгородскими архиереями и, вероятно, с Милославскими, родственниками Юферевых;

7.  Поколенчески Иван Тучков-Морозов мог быть отцом Аггея и Павла.

Насколько данная реконструкция убедительна и могло ли все быть именно так или приблизительно так? Мог ли Аггей Морозов действительно быть внуком Василия Михайловича Тучкова-Морозова? Приведенные выше рассуждения показывают, что такое вполне могло быть.

Могло ли быть иначе? Безусловно. Достоверно утверждать, как и опровергать, в этом вопросе теперь что-то крайне проблематично. Однако, изучив все документы и литературу, которые на сегодняшний день имеются в открытом доступе по данной теме, я не выявил более стройных и продуманных вариантов, чем этот, пусть он подкреплен лишь косвенными указаниями на возможные связи и вероятное родство.

Разумеется, любая генеалогическая реконструкция это лишь гипотеза, лишь попытка преодолеть генеалогический разрыв между поколениями исследуемой фамилии путем логических рассуждений и анализа имеющихся сведений.

Вполне возможно, и я на это надеюсь, что данная работа однажды послужит отправной точкой для новых научных исследований, которые смогут подтвердить или опровергнуть приведенное выше обоснованное рассуждениями предположение, что позволит выявить неизвестные ранее факты, приведет к публикации доселе недоступных широкой публике документов и этим поможет кому-то в поиске следов своих предков. В любом случае, собранные и представленные по данной теме сведения должны быть любопытны любителям истории, краеведения и генеалогии.

 

 

Используемая литература:

 

[1] Глушков В.Е. «Родословная Юферевых», Шабалинский край. 1993 г. 18 нояб. № 111, С. 4.

[2] «Труды вятской архивной комиссии 1907 года», Вятка, 1908 г.

[3] Балыбердин А.Г. «В Кирове есть улица с двумя началами», Кировская правда, 2019 г.

[4] Іерархія Вят. еп. Прот. Никитникова, г. Вятка, 1863 г., стр. 93.

[5] Веселовский С.Б. «Дьяки и подьячие XV-XVII вв.», М.: Наука, 1975.

[6] Савосичев А.Ю. «К вопросу о социальном происхождении и статусе дьяков и подьячих Василия III», 2011 г.

[7] Каптерев Н. Ф. Светские архиерейские чиновники в Древней Руси. М., 1874 г.

[8] Савосичев А.Ю. «Дьяки в аппарате управления Русской церкви в конце XVI – начале XVII века», 2023 г.

[9] Кузьмин А.В. «Роль Милославских в смутное время», Санкт-Петербург, 2012 г.

[10] Вештомов А.И. «История вятчан», Казань, 1907 г., стр.73.

[11] Селин А.А. «Татары-мусульмане и новокрещены в Новгородской земле: формирование и функционирование малой социальной группы (конец XVI – начало XVII в.)», 2016 г.

[12] Селин А.А. «Новгородские татары в Смуту и после Смуты», 2018 г.

[13] Лобанов Д.В. «Мурза Юфер и посол хана Джанибека», Родная Вятка, 2024 г.

[14] Бенецианов М.М. «Дети боярские «наугородские помещики». Новгородская служилая корпорация в конце XV – середине XVI вв», Екатеринбург, 2000 г.

[15] Бенецианов М.М. «Из княженецких и из боярских дворов служилые люди. Послужильцы среди новгородских помещиков в конце XV – начале XVI веков», 2016 г.

[16] Рабинович Я.Н. «Начальные люди Саратова – Григорий Федорович Елизаров: неизвестные страницы биографии», Саратов, 2024 г.

[17] Веселовский С.Б. «Исследовании по истории класса служилых землевладельцев. Морозовы», М.: Наука, 1969. стр 208.

[18] Зимин А.А. «Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в.», Глава 2. Боярские роды. Морозовы. М.: Наука, 1988 г.

[19] Богуславский В.В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь-Московия, Том 1: стр. 328, 753; Том 2: стр. 304, 539, 670. Москва, 2003 г.

[20] Веретенников П.И. (архимандрит Макарий), «Василий Михайлович Тучков – книжник Древней Руси», Краеведческий альманах КБМ, 2003 г.

[21] Плигусов А.И. «Василий Тучков – собеседник Максима Грека», Москва, 1986 г.

[22] Шмидт С.О. «Памятники письменности в культуре познания истории России». Том 1. Допетровская Русь. Книга 1. Новое о Тучковых и Морозовых. стр. 298. 2013 г.

[23] Зимин А.А. «Максим Грек и Василий III в 1525 г.» Византийский временник, том 32, М.: Наука, 1971 г.

[24] Синицина Н.В. «Максим Грек», Москва: Молодая гвардия, 2008 г.

[25] Епископ Митрофан «Миссия иероинока Илии на Крайнем Севере в 1532-34 гг.», Североморская епархия, 2015 г.

[26] Лурье Я.С. «Первое послание Ивана Грозного Курбскому» РАН, 1564 г., в котором царь называет Курбского «собакой», а также хулит его деда, Михаила Тучкова-Морозова.

[27] Соловьев С.В. «История России с древнейших времен». Том 6. Глава 2. Правление боярское. 1887 г.

[28] Переверзев С.В. «Подвижник», ФИП Столетие, 2007 г.

[29] Эммаусский, А.В. «Очерки истории Вятской земли в XVI - начале XVII в.», Киров, 1951 г.

[30] Селивановский К. Н. «История Вятского Успенского Трифонова монастыря от его основания до настоящего времени», СПб, 1912 г.

[31] Морозова Л.Ю. «Василий Иванович Шуйский», 2000 г., № 10. С. 72–97.

[32] Антонов В.А. «Акты служилых землевладельцев XV- начала XVII веков», том 2, М. 2008 г.