А.Алексеева. "Отцовские корни. Сысоево. Нолинск".

Адель Алексеева. "Отцовские корни. Сысоево. Нолинск".

Адель Ивановна Алексеева - российская писательница, краевед.

Родилась в 1928г. в г.Вятке (Киров), в учительской семье, девичья фамилия Созонова.

Жила в Кировской области в Савалях (Малмыжский р-н), Нолинске, Глазове.

Работала в издательстве «Молодая гвардия» (Москва). 

Адель Алексеева была лично знакома с Ахматовой и Шкловским, опубликовала 30 романов о судьбах ярких личностей 18 века.

Автор книг: "Солнце в день морозный. Повесть о Кустодиеве", "Пока рука держит кисть. Рассказы о художниках", "Колокольчик", "Оставить пламень свой", "Меркнут знаки Зодиака", "Кольцо графини Шереметевой", "Любовь провинциалки", "Смиренница моя. Новеллы о Н.Н.Гончаровой", "Долгое эхо. Повесть о П.Жемчуговой", "Шереметевы в судьбе России". 

В книге, посвященной войне и школе - «Меркнут знаки Зодиака», действие происходит в городе Глазов.

Глава «Отцовские корни. Сысоево. Нолинск»

из книги  «Легкое сердце. Роман-воспоминание" (Издательство «У Никитских ворот», 2013). 

 Отец мой родился на печке, или, как он говорил, «на голбце». Было это 19 января 1903г., на Крещенье, в деревне Сысоево. В семье двенадцать ребятишек, и с пяти лет все работали: кто плугом управлял, кто овец пас, а кто ягоды-грибы собирал. Семья была тихая, старообрядческая, патриархальна, а главный доход имели от пчеловодства.

Откуда пришли люди в Сысоево, каким ветром занесло их в ту глушь?.. Родственники мои на этот счет имели разные мнения. Брат Борис считал, что Сысоево началось с Пугачёва: два мужика убежали от преследований и поселились здесь, на взгорке у ручья с ласковым названием Ключик.

Сама я больше присматривалась к лицам, фотографиям своих родных, тем более приходила к выводу, что в них заметны гены… скандинавов. Давно известен «путь из варяг в греки», однако был и другой, более сложный путь у варягов – через Ладожское озеро, Волгу, Каму, к реке Вятке и далее. За последние годы эта теория нашла подтверждение и у известных историков.

Стоит взглянуть хотя бы на одну фотографию дяди Аркадия: в новом пальто, шапке-пирожке, в сапогах и блестящих галошах – он стоит словно завоеватель, ступив на новый захваченный берег. Да и отец мой не хуже:  всегда в шляпе с полями, зимой и летом, обводит провинциальных дам насмешливым взглядом.

Еще стоит подумать о семье Васнецовых, о четырех братьях и отце их – священнике. Каждый столько внес в жизнь Вятки, что никакой партии это не по силам. Продолговатые лица, глубоко сидящие глаза, тонкие губы, белокурые волосы и – побеждающая улыбка. В ней добро и сила. Когда Виктор Васнецов появился в Москве, его называли «красное солнышко». Потом прибыл туда Апполинарий, младший брат, - еще одно «красное солнышко».

А главное – что все они необычайно деятельны: два брата стали художниками, один (Николай) сделал Словарь вятского говора и издал его в 1908году… И что-то в них было предсказательное: Апполинарий писал пейзажи так, словно видел их из космоса; Виктор открыл русскому обществу сказки – после него появились оперы на сказочные темы, декорации, да и вообще русский модерн – его заслуга!..

Глухие, дикие места, земля, не дающая урожая, богатая лишь глиной да лесным зверем. А еще – сосланными в те места образованными людьми: участниками польского восстания и другими.

Издавна в тех местах жили черемисы, вотяки, татары, манси… Но Петр I, успевавший всюду вносить новшества, велел посылать к Уралу и в Сибирь грамотных священников, учителей. Николай I отправлял в Вятку писателей за «злонамеренные речи»; Сталин в XX веке ссылал виновных, и невинных, однако те тоже сеяли «разумное, доброе, вечное».

Но главную роль в обучении грамоте играла церковь, церковноприходские классы. Набережная реки Вятки, если смотреть из-за реки, как кружевным нарядом окружена церквами и церквушками. А Нолинск, можно сказать, центр: там была духовная семинария. Хотя большинство сохраняло верность старой вере. Как писал один поэт:
                    
                         …Молился новым образам,
                         Но – с беспокойством старовера.

Брат моего отца, дядя Аркадий, закончил всего лишь церковно-приходскую школу, но именно он начал писать летопись нашего рода, а ещё стал знаменитым пчеловодом. В молодые годы он завел амбарную книгу и записывал всяческие сведения о родных и предках . Говорил тоже необычайно ярко, образно, словно сам видел происходящее. «Сделали вырубку в лесу на взгорке, оженились, и от них пошли жители деревни Сысоево – «степанята» и «ванята». Дед рассказывал, что ходили они «чище местных», носили шаровары (видимо, от казаков) и получили прозвище «сорокосумы» - за сметливость. Оттого их выбирали то волосным старшиной, то старостой, то сборщиком податей. К счастью, я записывала его рассказы на магнитофон и могла их послушать.

Дядя любил прихвастнуть. Со временем я поняла, что это особенность вятичей, вполне невинная. Полная ему противоположность – мой отец, молчаливый в молодые годы, скромный, старательный ученик реального училища.

Среди вятских много было людей предприимчивых, деятельных. К тому же не лишенных чувства юмора, можно даже сказать: они славились поговорками, шутками, байками, присловьями; они умели посмеяться над своей недогадливостью, обладали редким свойством самоиронии. Благодаря этим качествам легко приноравливались к обстоятельствам – умение взглянуть на мир с улыбкой помогало. Отец постоянно задавал нам какие-нибудь хитрые задачки. Например, «Летела стая гусей, навстречу им гусь. «Здравствуйте, сто гусей!» - кричал он. А ему отвечали: «Нас не сто, а столько, да еще столько, да полстолька, да четверть столька, да ты с нами, гусь, - вот тогда будет сто».

В детстве он был маленького роста, точно по пословице: «Мал, да удал». Проявлял немалые способности, и учительница решила подготовить его в реальное училище, которым славился город Нолинск: Анна Петровна Коробова учила его за свой счет!

В начале улицы – большая церковь, духовное училище, монастырь; в противоположном конце – то самое реальное училище, в которое определили маленького Ваню. Если в гимназиях изучали больше гуманитарные предметы, языки, то в реальном училище давали знания практические, точные.

И вот Созонов Иван, сын Дмитриев, принят в реальное училище! Рубашка из черного сатина, фуражка с лаковым козырьком, блестящие гербовые пуговицы – это ли не счастье?

В 1914 году, в честь юбилея Лермонтова, отцу была выдана красивая грамота. В четырех углах листа: домик поэта, Бородино, царица Тамара, Бэла. Лермонтов окружен с одной стороны добрым ангелом, с другой – коварным демоном. Можно узнать там и иллюстрации к поэме «Песня про купца Калашникова», к стихотворениям «Парус», «Три пальмы», «Колыбельная». Помню, будучи школьницей, я сравнивала тот лист со своим, но – увы! – как же скучны, официальны, бездушны были советские грамоты!

Братья Иван и Андрей с 5-6 лет работали в поле, провели юность в трудах и рано женились. Но если у дяди Аркадия было церковное венчание и жил он в селе, то отец, закончив Вятский институт, вступил в комсомол – о венчании не могло быть и речи. Однако следовало познакомиться с родителями невесты. И Они с будущей моей мамой отправились на рождественские каникулы к Павлу Петровичу и Февронии Михайловне (об этой «исторической» поездке расскажет мамина сестра тетя Лена).

А мы обратимся к городку Нолинску, оригинальнейшему созданию местных умов». Лежит он на полпути между Вяткой и Казанью. Домики как бы сбегают с увала вниз, к заливным лугам, - речка называлась Воя.

В центре – улица Красная, и на ней двухэтажные купеческие особняки, там жили «отцы города»: кирпичный верх – жилые помещения, а низ – магазины и лабазы, склады. Столетия проходят, а улица эта, те купеческие дома – самое значительное, памятное место в городе. Именно из нолинских купеческих семей вышли Вячеслав Михайлович Молотов (поэтому одно время Нолинск назывался Молотовск), генерал Герман Капитонович Маландин, а также народный артист СССР Борис Чирков (помните трилогию «Юность Максима»?).

Там учился и мой отец, чуть позже Молотова и раньше Чиркова.

Как-то дядя Аркадий взял меня с собой на кладбище и показал две могилы: «Вот тут покоятся родители нашего знаменитого Вячеслава Михайловича Молотова. Настоящая его фамилия знаешь какая? Скрябин! Отец его был приказчик, а мать – купеческого рода Небогатиковых. По реке Вятке раньше ходил из пароход «Три брата». Был и «Торговый дом Небогатиковых» - это все родственники В.М.Молотова».

Случилось так, что в 90-е годы XX века мне попалась книга бесед поэта Чуева с Молотовым. Вот что прочитала я там о Нолинске и Скрябиных: «Моя мать Анна Яковлевна – из богатых, а у ее сестры был сын – Борис Чирков. Помните такого артиста? «Выборгская сторона», «Юность Максима»… Отец мой здорово пил, «питух» был.  уже увлечен был политикой, и отец, услыхав мою речь на митинге, выпив, шумел: «Все ваши Маркс, Шопенгауэры, Ницше – что они знают о России»..» Учился я в Казани, оттуда был сослан в Вологодскую губернию. Мы, большевики, каторги не боялись, и тюрьмы тоже. Мы были уверены, что жизнь должна быть лучше, и за это надо бороться. Я мог бы владеть пароходами, жить богато, но что-то внутри бастовало… У отца было «шесть сыновей и сам соловей» - так он говорил. И все худо-бедно играли на чем-нибудь, пели. в церкви пели. Рыков, председатель Совета Министров при Ленине – тоже родился в Кукарке, а стал первым человеком…»

Не только Молотов, не только Рыков, но и Костриков Сергей Миронович, то бишь Киров, - сразу три человека из вятских стали членами первого правительства Ленина. Сказалось ли влияние ссыльных, которых было много в Вятском крае? Или таков вятский характер?..

Кстати, о пении. Я вспоминаю, как хорошо пел и играл на гитаре отец. Мальчиком он пел в церковном хоре. А перед войной мог спеть «Многая лета», произнести молитву. Не раз его молитва вдруг всплывала в моей памяти: «Благодарю Тебя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас, дал земных благ и не лиши нас небесного Твоего царствия». Вообще с религией было не так, как часто пишут: закрыли храмы, разрушили т.п. Нет, религия и вера жили!

Городок был полон тайн и загадок, чего только не рассказывали нам, внукам, дядья, бабушки и дедушки! Нолинских обитателей волновали сокровища и клады и в старые, царские времена, и в советские годы. Это была любима тема для разговоров в парикмахерских, на кухнях, в домах.

Известно, что Россия держится на краеведах и энтузиастах. Вот и в Нолинске краевед Соловьева собрала материалы по истории города, не забыв и об «отцах города», которые закладывали его основы. Она написала о братьях Злобиных, Романе и Якове, которые строили дома из местного кирпича в стиле новгороских строений. После 1917г. в них, конечно, разместились новые учреждения, а в одном – КГБ.

Написала она и о тайне холодного подвала. «Шли уже 60-е годы. Неожиданно прорвало водопровод. Вода быстро наполняла подвал. Несколько суток ее уровень там оставался до 40-50см. Вызванный водопроводчик перекрыл доступ воды, и когда она спала, работники детского сада пришли в ужас: на глиняном полу подвала лежали вымытые из грунта человеческие кости! Выявилось семь могил. В некоторых лежало по два скелета с сохранившимися остатками одежды. Кто были эти люди? Почему были захоронены в подвале старинного особняка? Сразу же позвонили в милицию, райком партии, санэпидстанцию… А о случившемся решено было молчать» (из воспоминаний ветерана Дмитрия Федоровича Максимова).

Евдокия Платоновна Шмакова вспоминает 1937 год: «10 августа 1937г., навсегда останется в памяти моей как самый тяжелый день. Мой папа, Платон Прокопьевич Рохин, работал заместителем председателя колхоза в деревне Зубари. Мы всей семьей сидели за столом, ужинали, когда в дверь настойчиво постучали. Арестовали отца, повели его в «красный» дом на улице Фрунзе. Мы, дети, следовали за ним. Папу поместили сразу же в арестантскую, а нас выдворили. Допросы велись в течение суток, без сна и отдыха. Требовали в чем-то признаться, но отец не знал, в чем именно… По вечерам мы с мамой ходили около «красного» дома, но оттуда не было слышно ни звука – в подвале были толстые стены…Отца объявили врагом народа. Папу мы больше никогда не видели. Когда он был в ссылке, изредка приходили письма, мама читала их вслух. Все горько плакали».

Что касается нашей семьи, то до войны мы, внуки, каждое лето приезжали в деревню Сысоево, а оттуда наведывались в Нолинск, к дяде Аркадию. Домик его располагался на краю рынка, возле Гончарной площади. Выйдешь на крыльцо, и сразу перед тобой засияют горшки, корчаги, горшочки – множество гончарных изделий, отливающих коричневым, золотистым цветом. В больших корчагах хранили мед и масло, в средних – готовили щи и кашу, ставили тесто, кипятили, вернее, топили молоко. Молоко хранилось у деда в погребе, оно покрывалось коричневой пенкой, а под ней – толстый слой топленой сметаны. Ох, и вкусны блины и шаньги с той сметаной!..

Вокруг Вятки в изобилии росли непроходимые леса, и край славился деревянными поделками. Пчеловодство было любимым занятием жителей, а пчелам необходимы ульи, рамочки для воска, дощечки – и шли эти изделия по всей России.

У дедушки в Сысоеве было 28 ульев. Мед хранили в глиняных и деревянных сосудах на первом, полуподвальном этаже. Помню, что тетя Анна (жена дяди Аркадия) собрала во время войны десятки пудов меда и отправила в фонд Красной Армии. Получила благодарственную телеграмму от Сталина, которая висела на стенке, и мы с почтением на нее глядели.