Воспоминания о Николае Ивановиче Якимове

Воспоминания о Клары Поповой о дяде Николае Ивановиче Якимове, уроженце деревни Алгазы в газете «Калина Красная» (Глазов) №17 28 апреля 2001г.

Первые мои воспоминания, связанные с дядей Колей, пронизаны тревогой и страхом. Трагическое измученное лицо мамы, шепот взрослых по ночам:

 - Забрали Колю…

Иван Ясонович Якимов, был простым крестьянином на сделал все, чтобы дети его выросли образованными людьми. Кузьма, Зина стали врачами, Миша и Анюта (моя мама Анна Ивановна) - педагогами. Коле была уготована иная доля. Как он хотел учиться! Но Иван Ясонович оставался непреклонен:

- Будешь хозяйствовать. Кому-то надо работать на земле.

Знал бы дедушка что ни земли, ни хозяйства скоро не станет – отберут, что и сам он, и бабушка Ульяна и продолжатель его дела Коля с женой и малыми дочками все будут объявлены кулаками, брошены в теплушки и отправлены далеко на север.

Судьбы Колиных братьев и сестёр тоже оказались под угрозой. Они к тому времени уже имели определённое положение в обществе, и родство c «кулаками» могло обернуться катастрофой. Его надо было скрывать обходить анкетах и даже в семейных разговорах. Вот тогда-то и поселились в нашем доме тревожные шепотки, недомолвки, ночные страхи.

Я росла c ощущением беды, притаившейся рядом. Меня не радовали игры, яркое солнце. Спрятавшись в уголке, я подолгу сидела в каком-то оцепенении. Не оттуда ли идет моя вечная неуверенность в себе? Любая житейская мелочь вырастает для меня в не разрешимую проблему, любой пустяк способен ввергнуть в панику.

Дядя Миша решился на поступок, который по тем временам можно было считать подвигом. Он поехал в Москву просить за брата и его семью. Добрался до самого всесоюзного старосты Калинина. Старикам, Колиной жене и девочкам позволили вернуться домой. Колю оставили сидеть. В родные места он теперь в редкие промежутки между лагерями и ссылками. Ему бы затеряться большом городе где-нибудь на стройке. Hо он с крестьянским упорством возвращался родную деревеньку Алгазы своей земле и там становился первым кандидатом на новую посадку.

Помню чудесный летний день 1937 года. Дядя Коля только что вышел после очередного срока и вдруг нагрянул нам гости в сопровождении Кузьмы и Михаила. Все трое веселые, оживленные, красивые. Мама сияющими от счастья глазами глядела на братьев. Казалось, все беды ушли…

Спустя месяц дядю Колю снова арестовали и на десять лет отправили в северные лагеря. Увидела я его только через четыре года, в августе 41-го. Жили мы тогда вдвоем c маминой сестрой Зиной, которая, впрочем, по возрасту годилась мне в сестры и отношения нас были сестринские я заканчивала школу, a Зина работала врачом в госпитале.

Однажды утром раздался стук в окно.

- Зинаида Ивановна Якимова здесь живет? На вокзале эшелон c заключенными там ваш брат Николай. Он в седьмом вагоне.

Спасибо женщине, которая разыскала нас и передала просьбу неизвестного человека!

Мы кинулись одеваться, что-то собирать, но все валилось из рук, да и что можно было найти из продуктов в военное время? И опять помогла людская доброта. У Зины в госпитале лечился некий Вася Проскурин, a потом по инвалидности остался здесь же заведовать продовольственным складом. Не говоря, ни слова он дал Зине хлеба масла, сахара, колбасы, махорки всего понемногу. Все это мы сложили в сумку, туда же Зина сунула тугую пачечку денег. Бегом на вокзал! a там эшелоны, эшелоны. Aгa, наверное, этот теплушки закрытые, c зарешетчатыми окошками, у вагонов часовые с винтовками.

 - Стой! Куда?!

Наши сбивчивые объяснения на часовых не произвели никакого впечатления. Нельзя, ступайте прочь! Вдруг подошел какой-то военный и строго спросил:

- Что за люди?

- Да вот, родственника повидать.

- Идемте! - И зашагал вдоль состава. Вот седьмой вагон. Разрешаю пять минут. В окошечке лица серые, худые.

- Николай Якимов здесь? - слабым ломким голосом спросила Зина.

Лица раздвинулись и появился дядя Коля, такой же как все, худой, серый, стриженый c дрожащей улыбкой. Слезы градом посыпались y нас из глаз.

- Коля. мы принесли передачу!

Быстро из окошечка опустилась шапка на веревке. Видно ее держали наготове. Часовой отвернулся, мы сложили в шапку припасы, тут же она исчезла.

- Коля, куда везут?

- Не знаю.

- Как здоровье?

- Пока живу.

Пять минут закончились

Спустя годы дядя Коля рассказывал, что еду расхватали уголовники, табаком поделились c ним, a деньги он успел незаметно взять из шапки сам. Уголовники съели нашу передачу мгновенно, a через несколько часов умерли в мучениях. Все они отчаянно голодали в Каргопольских лагерях, а дорогой их не кормили вовсе.

Поздним вечером 1947 года кто-то постучал в дверь. Я открыла и тут же c ужасом отпрянула назад, увидев чужого высокого человека с усами.

 - Да свои, свои! – насмешливо промолвил усатый. - Хороша племянница, дядю не узнала.

До утра рассказывал нам дядя Коля историю своих скитаний.

- В Каргопольских лагерях я увидел такое, чего не пожелаю врагу.  Тысячи людей. Много было рабочих и крестьян от плуга, но еще больше интеллигенции ученых, инженеров врачей. Они не приспособленные к тяжелой работе, голоду и холоду, мерли как мухи.

Построили нас на плацу.

- Кто работал на лесозаготовках десятником шаг вперед!

Я вышел была не была. Haзначили меня десятником. Научился отчитываться хорошо. План по кубатуре леса мы выполняли, мне оставалось только немного изменить цифры в сортименте Сортимент подороже цифра побольше, сортимент подешевле цифра поменьше. В зависимости от этого бригада получает больше или меньше хлеба. Так вот, моя бригада получала всегда побольше. В моей бригаде в ту первую страшную зиму выжили почти все.

Как-то меня вызвали в особый отдел. Начальник отдела немолодой человек с грустными, умными глазами предложил сесть , помолчал и негромко спросил:

- Скажи, Якимов, почему в твоей бригаде не умирают люди? И план вы всегда выполняете?

Я встал со стула, привычно заложил руки за спину. Решил, что после моего ответа мне дорога в карцер, а оттуда к дедам-прадедам. И… сказал правду. Начальник подошел. Тронул за плечо:

- Молодец, Якимов, спасибо, тебе, спас людей.

Расскажу еще об одном случае. Работали мы в лесу, на страшном морозе. И был в нашей бригаде один инженер – слабый, худенький, одетый почти по-летнему. Он и топор то не умел держать в руках. Вижу – умрет человек. Подошел, тихонько говорю:

- Сиди у костра, поддерживай огонь. Увидишь проверяющего, спеши к нам, маши топором.

Так и просидел он зиму у костра, а весной его куда-то забрали. На следующий год послали нас строить железную дорогу. Не приведи, Господи! Морозы - сорок, земля, как железо. Долбим ее, вдруг, слышу:

- Якимов! Смотрю – мой инженер. Оказывается, он железнодорожный строитель. Говорит мне:

- Приходи завтра в контору. Назначу проводить замеры работы.

- Сомневаюсь, - говорю, - грамоты у меня не хватит.

- Молчи, молчи. Приходи обязательно!

Взял он меня к себе, научил, а смекалка-то у меня была. Стало хорошо получатся.

Вот так и помогали люди друг другу. Я его спас, он меня.

Голос дяди Коли до сих пор живет в моей памяти.

- Когда началась война, многие думали, что нас отправят на фронт. Не доверили.  А напрасно, воевали бы не хуже других.

И вот тут мне судьба снова подарила шанс подняли нас по команде, погрузили в теплушки и повезли. Куда? Одно только знаем – на восток. Навстречу шли составы. Оттуда доносились звуки гармошки, песни. Российские мужики ехали на фронт. Как бы я хотел оказаться среди них! Ну вот, прибыли мы на новое место – прямёхонько на станцию Ува! Тот же лес, те же заготовки, только выжить стало совсем трудно. Кормили - хуже некуда! Но зато свои места, родные.

Я в ноги должен кланяться Симе – она святая женщина и жена. Не вытянул я без нее. Каждый месяц дождь ли, снег ли, она приходила ко мне в лагерь с торбой за плечами. Отрывала от детей – несла мне. Горько было мне не только есть – в руки брать эти сухари. Иногда по утрам сил не было вставать. Мелькала мысль – скорее бы умереть , но тут же все внутри переворачивалось: НЕТ!НЕТ! со стоном поднимался и шел в лес. Два раза только не смог себя пересилить. Соврал, что зубы болят, надо к зубному врачу. Вот тоже святая женщина, жалела нас. Вспоминаю всегда о ней светло. Придут к ней:

- Анна Яковлевна! Сил нет, выдерни зуб.

Посмотрит печально, скажет:

- Ну что ж голубчик, садись.

И выдернет тебе здоровый зуб. За зуб сутки отдыха, освобождение от работы. Два зуба здоровых я там оставил. Два дня отдыха имел за десять лет. Были, были добрые люди. Еще одна женщина мне встретилась, врач. Это было уже на станции Азино. Заболел я очень тяжело, ослабел совсем, неделю ничего не ел – невыносимо болел желудок. Положили в больницу. Вот там и оказалась эта женщина.

- А вы, - спрашивает, - не родственник ли Кузьме Ивановичу Якимову, доктору?

- Брат, - говорю.

- Батюшки!

Она меня вернула с того света. Приносила масло, молоко, яйца. Заставляла есть, выходила ведь! Заключенные, мои собратья по лагерю тоже приносили кое-чего, если кто получал посылку. Поддерживали друг друга как могли.

- Еще случай был у меня. Пригнали к нам украинцев, бандеровцев. Один стал надо мной. Однажды ночью застонал, заводился, и вдруг сверху что-то на пол шлепнулось увесистое. Поднял – кошель с деньгами.

Утром мой хохол кряхтит, озирается.

- Потерял что-нибудь? – спрашиваю.

Молчит. Себе под нос что-то бормочет по-украински. Я достал кошеле, отдал ему.

- Возьми, Грицко, да не теряй больше.

Схватил он меня за руки, шепчет:

- Дай Боже тоби здоровья, я тоби ще пригоджуся!

И вот когда я лежал в больнице, пришел этот Грицко и говорит:

- Дай ложку та тришки масла.

Пошептал он что-то над маслом, Бога упоминая, велел:

- Визьми зъишь. Завтра встанешь.

И правда, ночь я спал, как убитый, а назавтра вроде сил прибавилось, желание появилось встать, походить немного. Так ли, этак ли, в десять лет не пролетели, нет, проскрежетали чрез меня. Чрез каждую жилочку.

Вызывают сентябрьским утром в контору с вещами. Какие там вещи!

- Распишись, Якимов, получи документ и иди. Свободен.

Расписался, взял документ, пошел к дверям, а черт поддернул все-таки. Вернулся от порога, спрашиваю:

- так хоть теперь скажите, за что я десять лет отсидел?

- Иди, иди, Якимов, или назад за решетку захотел?

Ну, думаю, это у вас недолго, не успеешь оглянутся. Надвинул на лоб фуражку и пошел…

Солнечным теплым октябрьским днем 1974 года мы хоронили Николая Ивановича.

Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что в последние два с лишним десятилетия жизни он был счастлив. Он обрел душевный покой, какое-то внутреннее равновесие. Интересная работа, уважение окружающих, дом, достаток и главное – дети. Дети выросли честными, трудолюбивыми, хорошими родителями для своих детей. Одиннадцать внуков у Николая Ивановича растут-подрастают, и среди них есть Коля Якимов.

Значит, жизнь прожита все-таки не зря.

Отпевал дядю Колю в Кекоранской церкви старенький священник, такой древний, с такой прозеленью в седой бороде, что казалось – от него исходит веяние времён Киевской Руси.

На кладбище у свежей могилы я думала:

- Боже мой! Семьдесят один год прожил на свете Николай Иванович – и самые золотые, самые плодотворные свои годы провел в лагерях и ссылках. Сколько доброго, полезного сделали бы его умные трудолюбивые руки за этовремя для народа, для России! Неужели никто не ответит за это?

К. Попова

«Калина Красная» №17 28 апреля 2001г.