Лютины. Мои пять копеек в копилку вятских фамилий.

Лютины.  Мои  пять  копеек в копилку  вятских  фамилий.

     Рассказывать,  как образовывались  на  Руси  фамилии  не  буду  -  интернет  Вам в  помощь.  Но  подтверждаю:  всё так и было,  во  всяком  случае у Лютиных.

    Лет  так  400  назад,    согласно  Дозорной книге  1615 года,  в  древнем  городе  Хлынове  на посаде  на  улице  Бритовской   жил    Петрушка  Люта.

  Ученые  мужи  толкуют,  что  улица  эта  была  названа    по  волости,  находившейся  за городом и заселённой   то  ли  добровольно,  то  ли  принудительно  при «разводе  Вятки»,  выходцами  из  бывшего  Нижегородско – Суздальского  княжества.  

   Ну,  ученым  мужам  виднее,  на то  они  и  ученые,  а  по  мне,  так  за  прошедшие  сто  с лишним  лет  от  «развода»  до  Дозора  сменилось  уже 5 поколений  пришельцев.  И  сейчас-то,  при  всей  нашей  «учености»,   описать  события  семейной  истории 150-ти летней  давности  могут  лишь  единицы,  да и то  при соответствующей  подготовке.  А  уж  тогда …

 Даже  если  и был  Петрушка  потомком  тех  самых  нижегородцев,  к означенному  времени   он,  полагаю,  «овятился». 

  Соседи  Петрушки по  улице  имели    предметные  прозвища:  Бориска  Войлошник,  Богдашко  Серебреник,  Бориска  Бритвин,  Поздейка  Кувалдин,  Степанко  Ложеницын,  Боженко  Шапошник. А  вот  Петрушку - сапожника  прозвали  Люта  -  может  до  работы  был  лют,  а может до песен,  или  нравом был  крут,  или … .  В  общем,  неважно,   главное,  что  прозвище  это  дало начало  вятскому  роду  Лютиных,  не  такому  многочисленному,  как  иные,  но…

   А далее  всё как в  … на Руси:  было у отца  три  сына  – Трофимко,  Левонтий  да  Семейка.  (Правда,  был еще один  сын - Фефилат.  Но  растворился   где-то  в  пыли  истории,  может  и  встретится  когда-нибудь). 

   Конечно,  были  и дочери,  но,  как говорится,  времена  были   ещё  те,  когда по  всем сохранившимся   письменным  источникам  получалось, что   «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова,  Иаков  …», и так далее.

   Ну,  в  общем,   еще  раз:   было у отца три сына.  Старший  (по  всей  видимости)  был  Трофимко.   Продолжать,  как  отец,  тачать  сапоги  он  не  стал.  Посчитав,  что  достоин  большего,  убыл  из  города  и  занялся  торговлей.  Ну,  «владельцем  заводов, газет,  пароходов»,  конечно,  не  стал,  хотя  лавку на  городском  торгу  под  храмом  Живоначальной  Троицы  рядом  с будущими  столпами   Хлыновско-Вятского  капитала   Лянгузовыми,  Рязанцевыми,  Балезиными,  «арендовал».  Но,  видать  не  судьба. 

  При  пожаре 1634 года,  уничтожившего  большую часть  города,  сгорела и  церковь   Троицы  Живоначальные,  и «згорели  в ряду онбары и лавки, и рыбные и мясные полки все».

  Однако,  как водится,  нет  худа без добра.  Накопленный  торговлей  «жирок»  дал  возможность  перебраться  с  семьей  в  Хлынов,  и,  обустроившись  за  кремлевской  стеной,  продолжить  бизнес.  Дела  шли  неплохо.  Женился     старший  сын  Юрий,  подрастал  младший  -  Силка.   В  1670 году  случился  очередной  пожар.  На  сей  раз  горело  в   Хлыновском  Кремле.  Наряду  с другими  сгорели  и Лютинские  хоромы.  Этого  семидесятилетний    сын  Петров  Трофимко  Лютин  перенести не  смог и  отошёл на покой. 

    Внук  Петров  Юрий (Юшка)  Трофимов  сын  с  семьей   перебирается на посад на улицу  Ильинскую  в самое  её начало,   рядом с торговой  площадью,  и в новых  хоромах  занялся  новым  бизнесом  -  «гостиничным»  - при доме организовали  постоялый  двор.  Жизнь  снова  налаживалась,  благо  недостатка  в  гостях, что  Московских,  что  проходящих  через  Хлынов,  не  было.   Все бы хорошо,  но  вот  с  наследниками   как- то  не  случилось,  а потом и жена  умерла.  Молодая  жена  Авдотья  Иванова  дочь  родила   Юрию  наследника  - Кирюшу.

  А дальше,  прямо  рок  какой-то.  Случился в августе 1679 года  пожар,  «и  от того пожару в  Хлынове церкви  святые все  и монастыри  оба  и  весь  посад  згорели  без  остатку».  Что уж  там  случилось  с   семейством  дальше – неведомо,  только  сгинули и Юрий  и наследник  его.  Осталась  Авдотья  одна  с малой  дочерью  Онфимьей (Евфименьей).  Вырастила её,  выдала  замуж   за  Тимофея  Захаровых,  дождалась  внуков  и  отошла в мир иной. В  1717 году  в том же доме  на  той же улице  Ильинской   значится   лишь нищая  вдова  Евфимия  Юрьева  дочь  Тимофеевская  жена  Захаровых  35 лет и сын  её Яков 12 лет.  Так уж вышло,  но  фамилия  здесь  закончилась.   А жаль.  Может  быть  было  бы  нас  гораздо  больше.

.   Вообще,  наверное,  я был не прав,  распределив  сыновей  Петровых  по  старшинству,  ибо  Левка  Лютин  значится  ещё в 1615 год «в  Холуницком  стане:    - Слободка  каменная  на  реке  на  Холунице  у нижнего  перевозу»,  чуть пониже  Слободского  города.  Хотя,  где  обитали  в это  время  братья  его, начиная  трудовую  биографию,   -  одному  богу  ведомо.  А  может,  вообще,  ещё  под стол пешком  ходили.  Да, собственно,  так ли это  важно  по  прошествии  четырехсот (400 !!!) лет.  Будем  считать,  что мне так  захотелось.  Вернее,  захотелось (не в обиду  кому  будь  сказано),  чтобы  было, как  в  Ерщовской  сказке:  «старший  умный  был  детина,  средний сын и так и сяк,  младший …», ну, о нем   чуть   позднее.  А и так и сяк  -  это о Левке (Левонтии) Петрове сыне.   Даже  вернее будет:  и так, и сяк и снова  так.

   Как  оказался  малой  сын  городского  сапожника  « на земле»  -  трудно сказать.  Может  по  голодной  нужде  начала  века,   когда  «бысть  глад  велик  три  лета»,   или,  спасая  дитя от  морового  поветрия  1607 года,  вывел  его  Петрушка  в  «люди».    В  общем,  так  или  иначе  вжился  в  той  слободке  Левонтий    в землю,  женился,  сына  родил -  Федьку,  а,  перебравшись  по  смерти  отца в  Хлынов,  оставил землю сыну.  

  Однако  жизнь  городская   на  Хлыновском  посаде  требовала  не  только  крестьянских  знаний  и  умений.

   Отцовское  ремесло  освоить  он  не  успел,  к  тому  же,  женившись,   сбежал  с  земли  под  папино  крыло  сын  Федька.    И  пришлось  Левке  обустраиваться  на территории  Великорецкого  стана  на  «починке  церковном  спаском  Хлынова  города»

   Так  и числился  по  переписям  1646 года  и в Хлынове,  и в Хлыновском  уезде. 

  К  середине   50-х  годов  Левки  не  стало,  и  все   трое  (снова  - было  у отца  три  сына)  сыновей – Федор,  Матвей,  и Иван   перебралось  поближе  к  земле,  туда, где  не  прижившийся в городе  отец   семейства,  распахал  свои  чети  -  Великорецкий  стан.  Хлыновские  пожары  их не  коснулись,  и  семейство  за  последующие  300  лет  размножилось,  дав  многочисленное  потомство.   Кстати,  и  у  Федора,  и у Матвея, и у Ивана  было  по  трое  сыновей.  Вот так,  иначе как бы  деревня  Чулковская  превратилась  в  д.  Лютинцы. 

     А  здесь  уже    у  каждого  своя  история.

     Ну,  и о младшем  Петровом  отпрыске,  о  Семейке  Лютине.  Личности  столь  же  деятельной,  сколь  и  таинственной.

     Он  единственный  из  сыновей  пошел  по  стопам  отца,  и в  «порушных  записях»  именовался  не  иначе  как  «Семейка  Петров сын  Лютин  Сапожников»  (Во  как – мог бы  и  я  быть  сейчас  Сапожниковым),  надо  полагать  - сапожников  сын.  Ну,  сапоги  то он  может и не  тачал,  а вот  «выткат   в своем добром мочале сто рогож толстых соляных добрых»  -  это  пожалуйста,  и на  кОнях   своих    прямо  к  дому  заказчика.  Но  деньги  всегда  вперед.   И при  всём  при  этом,  предпринимательствуя  в пределах  г. Хлынова  и   Хлыновского  уезда,   он  не  попал  ни  в одну  из  Вятских «дозорно  - писцовых  книг».  Где  уж  там  платить  на «дым».  Все  есть: работа,  дом  в Хлынове  на  Никитской,  жена  и даже  дети,  двое (мальчик и еще  мальчик),  а вот  его нет. 

     Правда,  и  ушел  рано,  оставив  вдовой  молодую жену  со  странным  именем  Неверка.  Она  вырастила и  выдала  замуж  за  Гришку  Корзоватого  в  Великорецкий  стан  дочь Улиту,  женила  старшего сына   Ивана,  понянчила  внуков,  и,  проводив  его  во  солдаты,   отошла  ко  всевышнему.  Во  дворе  осталась  солдатка  Татьянка  с  малолетними   детьми   Алешкою да  Ивашкою. 

    Алешка  оказался  весьма  расторопным,  деловым  и,  главное,  на  редкость  везучим.  То  ли  в  деда  Семена  пошел,  а,  может,  у дядьки  своего    нахватался.  Только  стал  поставщиком  воеводского  двора и не  абы  чего,   а  огурчиков соленых,  ведрами.    Полагаю,  солили  огурцы  все,  но  вот  чтобы  зимой,   ведрами,  да  на    стол  самому  Ржевскому… .    А  впрочем,  и  подьячий  Хлыновский  от  «стегно  говядины»  от  Алексея  Лютина  тоже  не  отказывался. 

    Занятый  своим  бизнесом,  семью  свою  завести    Алешка  не  успел,  зато  взрастил   брата  Ивашку,  женил,  а  впоследствии    принял в свою  семью  его  сына  Игнатия.

    Но  все  хорошее  когда-нибудь  заканчивается.   И  опять  огневой  1679 год  стал  рубежным  -  сгорел «бизнес».

     Что  уж  там  было дальше,  да и было ли  -  я не  судья. 

    Не  знаю,  как  могли  пересечься  пути  Вятского  архиепископа  Ионы  и  Алешки  Лютина,  но  только  благочестивый  владыка дважды  в  своей  челобитной  «Благоверным и христолюбивым великим государем царем и великим князем Иоанну Алексеевичю, Петру Алексеевичю и великой государыни царевне и великой княжне Софие Алексеевне, всеа Великия, и Малыя, и Белыя Росии самодержцем»  в 1688  году  именует  его  «ведомым  вором,  который  пытан  за  многие  воровства  при  Петре Дорофеевиче Дорошенке  да при дьяке Борисе Михайлове» ,  и  что  «воровские ево дела писаны в сыскном деле…, а те дела свез думной дворянин Василей Данилович Мясново с собою к Москве».

    Но  как  бы там  ни было,   приезжавшие  для  сыска  московский  думный  дворянин  и    нижегородский   подьячий  уезжали,   «виноватым  наказанье  чинено»  было,   а   Алешка с братом   Ивашкой,  несмотря  на  все  старания  благочестивого  владыки,  «воровскими  людьми»  признаны не  были.   Последний в эти лихие  времена  даже  успел  жениться  и  сына  родить  Игнатия. 

     В начале  90-х в дополнение  к  голодным  годам   семейство  настигает  очередная  беда.  Пожар.  Теперь  уже на  своем дворе.  Алексей  с  матерью  продают  соседу  «огородное  своё  место,  которым  владеют» и перебираются  подальше  от  центра,  в нынешнем  исчислении  ровно  на  три  квартала.    Здесь  Алексей  обзаводится  семьей  и  двумя  дочерьми,  назвав их не  абы  как -  Дарья да  Марья,   а Доминика  и  Нионела.  Здесь  же в семье  остается   жить  и  Иванов  сын  Игнат.  

     После  великого  Хлыновского  пожара  1701 года  Алексей  со  товарищи  подряжается  строить  Куменскую  церковь,   но  оказывается  в  Вятском  полку.  Понятно,  что  ни  под  Нарвой,  ни  под  Полтавой  он не  был  (в 1702 году,  когда  Алексей  подвизался  на  церковном  строительстве, полк  получал  боевое  крещение),  а  вот  стоять  на  «бережении»  Вятской  земли,  «чтоб  воров не допускать»,  в  «нулевые»  годы   пришлось.  Ближе к  шестидесяти,  оставив  во  дворе  жену  Дарью,  да  Домну  с Нонной,  Вятского  полку  солдат    Алексей Иванов сын Лютин  отошел ко  господу,  не  оставив  наследников.

     По  смерти  дядьки  его  место  в  Вятском  полку  занимает  Иванов  сын  Игнат.   Он  женился и, перебрался  на  Успенскую  улицу, где  жена  Елена  родила ему  двух  сыновей. По  смерти  Игната  сначала  Никифор,  а  затем и  Иван  продолжат  ландмилицкую  службу.

    А  по  третьей  ревизии  по  городу  Хлынову числятся:  Иван Игнатьев сын Лютин  39л., у него жена Марина Федорова дочь Сычуговых 30л., взятая со стороны села Быстринскаго Николаевской церкви у попа, у них дочери девки: Авдотья, Матрона, Ирина, Ульяна., Анна.  Вот,  как-то так.

   Младший  Семенов  сын  Гришка  то появлялся,  то  исчезал  из  родительского  дома,  так и не  женившись до 40 лет.  В 1678 году  после  смерти   мужа  сестры  Улиты  он  забирает  её   на  свой  двор  на  Никитской  улице  вместе  с двумя  её  сыновьями.  А  после  пожара 1679 года,  начавшегося  в нескольких  домах  от  Гришки,    ставит  здесь  же  новый  двор,  и,  оставив  его  сестре  с  племянниками,  уходит  из  города.  Потом,  после  очередного  «вселенского»   хлыновского  пожара   в 1701 году  старший  сын  Улиты  Анисимко  Корзоватого,  заложит  свою  деревню  в Бритовской  волости,  и   построят  они  с  братом  на  прежнем  месте  два  двора.  И  Гришке,  возвратившемуся  после  пожара в  город,  помогут  построиться,  только вот  проживет  он после  этих  событий  недолго.

    Казалось бы,    окончилась   и  Гришкина  история.  Но,  может  писцы  что-то  попутали,  может ….  В прочем,  чего  только  не  случается  в  России   на  рубеже  веков.  В  общем,  в  1710 году  в Вобловицкой  волости  Слободского  уезда  на  Рождественском  погосте  записана  семья    бобыля  Петра  Григорьева  сына  Лютина,  30-ти лет от  роду с тремя  детьми:  Иван,  Алексей,  Иев  (ничего не  напоминает?).  Жена  Дарья – двоюродная  сестра  25-ти летнего  батюшки  Рождественской  церкви.  Земельный  надел.  И в течение 10  лет  единственная  семья  на  погосте  не относящаяся  к священнослужителям. А в 1717 году  14-ти летний  Иван  пишет: «А сию копию с подлинною переписью Вобловитцкой волости сличал Иван Лютин верно в том я Иван своею рукою и подписалса».

       Алексей  умер  в 17 лет.  Иван  в 30 лет,  оставив в наследниках лишь  одного  сына  Артемия.

     Иеву повезло  больше.  Он  дожил  до  78 лет  и умер в  окружении  сына  Алексея,  5 внуков  и 9 правнуков.  Так и продолжаются  фамилии.

     Конечно,  это не  все  о  Лютиных,  это  только  начало.  Далее  каждый  может  продолжить  своих  Лютиных.  Нас  много…  еще  … .