Поиски прадеда Чернова Кондратия Степановича продолжаю!

Как мы узнали что у меня - прадед гражданин Франции поневоле судьбы.

Всех приветствую на своей страничке!

Решил рассказывать именно здесь об интересных фактах в моей жизни. В прошлом году отец покинул нас( и последние его слова были наказом найти могилу его деда точнее уже прадеда моего в Ницце во Франции. Показал своими дрожащими руками на старый сервант в зале и указал откуда достать старую газетенку выпущенную в 1990 году. Газетка была завёрнута в старый затхлый платок и развернув, мы ахнули ? в газете написана целая статья - история где описан практически целый век жизни переписки между «отцом белогвардейцем и дочерью, оставшаяся в три месяца без отца во время революции в начале XX века. Хочу опубликовать эту статью. Я ее оцифровал и решил Вам выложить. 

И одно небо, да разное.

Связующая нить с родиной – переписка отца с дочерью (вся орфография и пунктуация сохранена с оригиналом газеты) Затерялась в Марийской глубинке тихая и задумчивая деревенька Оришуть. И на весь мир известно имя города Ниццы. Россия и Франция. Одна планета. Одно синее небо. Одинаковая зелень травы. Только здесь – трогательные и застенчивые белые березки, а там – гордые вечнозеленые кипарисы. Здесь по зиме глубокие сугробы, а там… «Там» она никогда не была, эта женщина из Оришути, живущая сейчас в поселке Куженер. И до последних дней своих тосковал по этой деревеньке лысоватый старик, глядя в холодном одиночестве ночей на глубокое небо Ниццы. Кондратий Степанович Чернов. Евдокия Кондратьевна Фоминых. Отец и дочь, Крестьянка, выросшая при Советской власти. И офицер царской армии, который эту власть не принял. Но он любил ее, свою Родину, может, немного другую, не совсем до конца им понятую. Возможно, найдись в то время толковый человек и обрати Кондратия «в свою веру», он бы не одно спасибо потом сказал. Потом. А тогда ему было всего двадцать четыре. Молодой поручик со щеголеватыми усиками. Нет, он вовсе не желал зла России. Он смену власти не принял. Страшило завтрашнее утро. Не испытывал симпатии к полунищей толпе – именно так он видел «красных». Шатался мир. Рушился мир. Раздавался чей – то шальной призыв: «Пальнем – ка пулей в святую Русь!». Неслось время вскачь. И не давало возможности остановиться и подумать. Как быть с заповедью «Не убий»? Он видел красную кровь убитых и такую же красную кровь убивавших. Все смешалось. Надвое раскололась Россия. Куда идет? В пустоту? На этот вопрос не было у него ответа. Был ли поручик Чернов насквозь «белым» врагом до мозга костей? Точно не сказать. По происхождению не из бар: мать – обычная крестьянка, трудом и горбом своим нажившая достаток в доме. К классу эксплуататоров он не принадлежал. Но и нищим не был. Он оказался в Ницце. В то тревожное время многие оказывались за границей. Аркадий Аверченко, Борис Санников, Бунин, Куприн, Шмелев… Умы и таланты. Сыны России. Долго отвергаемые и непризнанные, забытые и «запрещенные». Как бы они пригодились России! Сохранилась старая фотография Кондратия Чернова в форме царской армии. Глаза умные, лицо – гордое, для такого офицерская честь – выше всего. Присяга – святое дело. Удивительная штука – память. Она не давала ему покоя, тревожила до конца дней. Вот он – мальчишка, с удовольствием сидит за учебниками. Учение давалось ему легко и радостно. Вот он - взрослый юноша, не обделенный ни красотой, ни здоровьем. Вот принимает присяга на верность батюшке – царя. Служба поручика идет хорошо. Он в деревне Оришуть. Это сюда, после второго своего замужества, перебрались из Кичмы мать. Сюда он привез из Уржумского приюта свою жену Евдокию. Дуняшу. И снова он – в своем полку. И словно взрыв, словно серпом по обнаженным нервам: «красный», «синие», «зеленые», «белые»… Кто и куда поведет Россию? Нет, к большевикам примкнуть он не мог. Анархисты, а более того антихристы, не признавшие бога, в которого он истово верил. Нет! Покидая Россию и двух своих Дуняшек, жена и трехмесячную дочь, он не думал, что расстается надолго, что новая власть в России прочна и что его разлука с ними окажется вечной. Надеялся что вся эта «встряска» кончится.… Но дверь домой осталась для него закрытой навсегда. Потом он часто видел во сне крохотное личико дочурки, белый лоб жены, склонившейся над шитьем (жена его была портниха). Видел мудрое лицо матери, выходившей с подойником к корове. Старая Прасковья молилась «за упокой» и вздыхала: «Ох, сынок!» «Ох, мама!» - вздыхал во сне и во Франции не отучившийся вздыхать по-русски Кондратий. Просыпался и начинал читать «живые помощи». Он очень долго ничего не знал о них. Что умерла мать. Что скончался отчим. Что жена его, не привычная к тяжелому физическому труду, надорвалась на работе и тоже ушла в сырую землю. Что осталась при не очень ласковом отчиме дочурка и долго еще будет сносить обиды от еще более неласковой мачехи… Потом только напишет ему обо всем Дуня. Как школу ей кончить не пришлось, как лаптей она хороших не нашивала. Как просватали ее в семнадцать лет, а свадьбу справлял колхоз. Как она стала в колхозе на ферме работать, а потом конюхом на колхозной конюшне. И было это слово«колхоз» для Кондратия, словно из другой галактики. Советы остались. И остался на чужбине Кондратий Степанович Чернов. Не желавший зла своему Отечеству, он стал для него чужим. И только во время второй мировой войны ощутил себя причастным к судьбе соотечественников: в составе французской армии сражался против фашистов. А в Россию, сколько писем ни писал – не доходили! И уже спустя многие – многие годы, каким – то чудом одно и них нашло адресата. Кондратий не знал, что в России теперь не существует волостей и уездов, не имел представления, что такое район и сельсовет, и на местной почте очень долго ломали голову над написанным им адресом. Письмо он получил не от жены – от дочки. Не от маленькой девочки – от взрослой женщины, у которой была уже семья, муж, дети. Письма, письма, письма. Они стали для него тоненькой ниточкой, которая связывала с Родиной, с дочерью. В некоторых – слезная мольба: приезжай, Дуня, хоть раз свидимся. Я тебе все бумаги вышлю. Бумаги он выслал. Но сотворили свое недоброе дело кабинетные начальники. И чего так крепко опасались? В общем, не разрешили ей выезд. Куда, мол, тебе, бабе деревенской, во Францию? Да и отец ли он тебе? И что еще из этого выйдет? Короче, обработали. До последних дней будет Евдокия Кондратьевна корить себя, что не добилась, не настояла на своем. Так и не встретились. Но жили как будто рядом. Рассказывали друг другу о своих заботах, болезни, а Евдокия ещё и о детях, его внука, буднях и праздниках. Переписывались, словно не в разных странах жили, а просто не близко, ну будто в Ленинграде отец. Или ещё где… Она все думает, что из Ленинграда ей было бы проще выехать к нему. Ведь немногого же она хотела, только разочек с ним рядом посидеть, голос его живой услышать. Письма отца были короткие и нежные, исписанный неровными строчками – будучи смолоду близоруким, Кондратий Степанович к старости почти совсем ослеп, мало помогла ему и операция. Письмо писал на ощупь. Да ещё писала, как могла его приходящая служанка Ивонна. Отец никогда не писал о том, почему не задалось его личная жизнь. И все свои мысли доверял Ивонне. Хлопот-то и было много: русского языка Ивонна не знала. Переводили письма разные люди: женщина – француженка и мужчина, который, судя по всему, человек был русский: бросается в глаза своеобразный окончание, «Яти».… А Кондратий уже путал русские слова с французскими, и иногда фамилию свою писал, облекая русскую букву «Г« в три французских знака, и в конце закруглился двумя пухлыми «Ф». «Дорогая моя доченька Евдокия. Я всех вас очень люблю и очень грущу о вас, что не могу вас увидеть.… Твой отец Кондратий». «Дорогая дочка Дуня! Пиши мне чаще. Я очень скучаю без твоих писем. Целую крепко мою дорогую дочку. Твой папа». «Дорогая моя дочка Евдокия! Мне сделали глазную операцию, уже две недели. Теперь нужно терпеливо ждать, смогу ли я видеть хорошо. Пока я очень страдаю, ну доктор сказал, что операция прошла успешно…». «Мои дорогие родные! Пишу вам после долгого молчания, Потому что был болен и лежал в госпитале. Сейчас мне лучше. Я всем шлю привет и обнимаю и жду ответа. Ваш Кондратий, который всегда думает о вас и ждёт ответа». Изредка он подписывался иначе: «поручик Чернов». В 76-м он писал: «я страшная больной, может, я умру в этом году». Жил после этого ещё четыре года. На листочке в клеточку скорбные слова: «Кондратий скончался 27 мая в 6 вечера. 1980 Г. Сообщите Евдокии. Похоронили по – православному». После этого ещё долго писала Евдокии Ивонна. «Дорогие родственники! После смерти Кондратия я опять вам пишу. Вот уже много лет как мы были рядом. Мне сейчас очень грустно. Я считала его своим родственникам, поэтому очень часто хожу на кладбище…». В другом письме: «я послала вам посылку, но её вернули мне…». Она посылала разные вещи, ткани. Образцы ткани были вложены в конверт. Их Евдокии Кондратьевна получила. А посылку – нет. Сама она во Францию ничего не посылала, только раз вложила в конверт маленький пакетик – отец просил «семян бушмы». Семена дошли, и в далёкой Ницце выросла Оришутская брюква! Потом писем от Ивонны не стало. Наверное, сложно было с переводом. Вот что написала в последнем из писем в своем примечание переводчица: «… Я совсем не знаю Ивонну. Она оставляет свои письма у продавца книжного магазина, он мне их передает. Но они и по-французскиплохо написаны. А я давно изучала русский…». Взглянем на конверт: как-то они ещё доходили, эти весточки, что связывали Кондратия Чернова с родиной, родные души отца и дочери! Нелёгкая выпала доля Кондратьеву Степановичу. Особенно тяжело доживал он свои последние годы. Очень долго жил надеждой, слишком долго. Силы уходили, он все чаще впадал в меланхолию. Сидел в своей не уютной квартире, одинокий старый. И страдал. Утешением был добрый голос Ивонны, приходившая к нему два раза в неделю. Она была заботливо, но у неё была своя семья, два сына, требующих внимания. 85 лет прожил поручик Чернов, 61 из них – на чужбине. Богатство он там не на жил и счастлив не был. Радостью были письма дочери. Утешением. Он присылал оттуда яркие открытки. Уже после его смерти дошла и одна посылка: две нарядные куклы в пластиковом футляре. Более ценные посылки возвращались обратно. А открытки передавали его невыносимо надрывные тоску по родине и родным. Вот одна из них: «с Рождеством Христовым!» На фоне национального русского орнамента зелёные (русские!) Ёлочки, пышные (русские!) Сугробы и по-русски повязанные девочки, в шапках – ушанках мальчишки. Он писал: «здесь совсем не бывает снега…». Если бы довелось, он, наверное, лицом бы упал в эту холодную чистоту, он бы кланялся каждому занесённому крылечку, вдыхал бы стылый с горьковатым дымком из печных труб воздух… Он бы руками обласкал каждую снежинку! У него душа разрывалось на части от горьких раздумий. Он всю жизнь ходил в церковь. Истово молился своему русскому Богу. Фотографировался у Храмов: «таким я стал, дочка«. Последние фотографии – в цвете. Наверное, хоть этим хотел скрасить Кондратий Степанович свою печаль. На военных снимках второй мировой он предстает бравым офицером французской армии. Коли уж судьба так распорядилась, он был готов сражаться за ставшую ему второй родиной Францию. «Вот она, моя работа«, – писал на обороте снимка. Он сроднился с этими солдатами, у всех были тогда общая цель, общая стремление победить врага. И не беда, Что рядом Поль или Жан, а не Иван или Павел – они единая семья и в баю, и на привале.… Вот снимок из госпиталя, один из последних: на скромненький кровати лежит длинный и худой старик, у него очень русское лицо, и лицо это – живое воплощение скорби. И, пожалуй, самый последний: «я на крыльце храма пресвятой богородицы» – Надпись на обороте. И дальше по-французски: «спасибо, моя дорогая Дуня». И это написал не тот респектабельные и полный жизненных сил и надежд молодой иммигрант, каким он был в первые годы там, за рубежом, а отчаявшиеся и смирившейся судьбой совершенно необычный человек. Почти Слепой, в очках с толстыми стёклами, в поношенном пиджаке и с палочкой в руках. Так и хочется подойти к нему, взять подругу и бережно помочь перейти Улицу. Под одним небом живём мы, дети земли, одинаково всем нам светит солнце, подмигивают по ночам далёкие звезды. Ходят ли до сих пор на могилку к не веселому, но доброму русскому господину француженка Ивонна? Но пока жива, будет жалеть своего отца Евдокия Кондратьевна. Мы говорим: земля наш общий дом. Но как часто не можем преодолеть в себе тягу к тому уголку этой земли, где мы родились и выросли, Где прошли наши детство и юность.… Не мог одолеть её и бывший поручик КондратийСтепанович Чернов за все шесть десятилетий иммиграции. Он так и умер в тоске по далёкой своей России. И как за спасение свое до конца держался за тоненькую ниточку – за переписку с дочерью. (Вся орфография сохранена с газеты Марийская правда 1990 года)

P. S.

В добавок хочу добавить, в продолжение истории моя бабушка Евдокия перебралась в город Выборг, все хотела могилку отца своего навестить тогда уже гражданина Франции, офицера Французской армии Чернова Кондратия Степановича. Но не успела и в 2004 году ушла с миром любящая и не увидавшая своего отца дочь там же под Выборгом. Наказ Евдокии сыну был дан, чтобы Фоминых Михаил Иванович разыскал могилку деда своего во Франции, так и он не успел, только загранпаспорт сделал, все мечтал выйти на пенсию и съездить к деду Кондратию, а тут границы закрыли в марте 2020 году, а в мае и сам Михаил ушел с миром так и не успев навестить деда своего и исполнить наказ матери Евдокии. Но история не закончилась на этом… Я Внук Евдокии и правнук Кондратия, сын Михаила – Фоминых Алексей Михайлович, обещал отцу исполнить вопреки всему и навестить могилу прадеда Чернова Кондратия Степановича. Найти Ивонну и ее семью. Поблагодарить всех кто был рядом, кто знал о его прадеде хоть что то и мог бы рассказать, посетить его место обитания, прикоснуться к истории своего рода. Фоминых Алексей Михайлович – ученый, доцент кафедры радиоэлектроники и биомеханики, инженер собираю документы и с нетерпением жду открытия границ, и получения визы для посещения Франции - второй Родины своего прадеда Чернова Кондратия Степановича, офицера французской армии. Только вот проблема оказалась найти приход где было зарегестрировано рождение прадеда Чернова Кондратия Степановича. И брак где он заключал тоже неизвестно. Нашел только метрику (архивную справку бабушки Евдокии). Может кто подскажет? Буду признателен в любой помощи в поиске корней прадеда.