Толчком к этой теме стал вопрос, прозвучавший в комментариях к населенному пункту Екатерина (https://rodnaya-vyatka.ru/places/82058): «… как вятский воевода Федор Рязанцев мог отдать монастырю территории, в 1595 году входившие в состав Перми Великой»
Сначала хочу заметить, что Федор Рязанцев никогда не был воеводой, более того до 1588 года известия о нем отсутствуют, а впервые он упоминается в грамоте царя Федора Ивановича от 1588 года в числе шести лучших людей Хлынова. И только через семь лет, начиная с 1595 года, он пишется в грамотах как «городовой прикащик». Хотя нельзя исключать и того, что Рязанцев вполне мог принимать участие в становлении Преображенского Екатерининского монастыря в пермских (по сути строгановских) землях, совместно с другим вятским купечеством. Тем более, что в дальнейшем он оказывается на острие конфликта со строгановскими сторонниками в Хлынове.
История противостояния вятского купечества и Строгоновых довольно подробно рассмотрена в работе Эммаусского А.В. «Очерк истории Вятской земли». В этой работе Эммаусский выделяет две противоборствующие партии – «строгановскую», сторонникам которой считает хлыновского воеводу Василия Овцина и архимандрита Трифона, и «казанскую», к которой причисляет вятское купечество во главе с Федором Рязанцевым, защищавшее свои интересы в вятском регионе и казанско-астраханские торговые пути.
По Эммаусскому, Преображенский Екатерининский монастырь был поставлен иеромонахом Павлом и старцем Гурьем (действовавшими в вятских интересах), через два года после того, как строгановским Трифоном был поставлен Успенский монастырь в Хлынове. Основная суть изложения Эммаусского сводится к тому, что Строгановы пытались распространить свое влияние на волго-вятский регион, а вятское купечестово стремилось это пресечь или хотя бы ограничить.
Вот как описывает это противостояние (или взаимную экспансию) Эммаусский:
«Не успел Трифон в 1580-1581 гг. основать в Хлынове Успенский монастырь, как в 1582 г. иеромонах Павел и старец Гурий основали в Слободском уезде Преображенский Екатерининский монастырь, а через 10 лет тот же Гурий основал Холуницкий Троицкий монастырь. В конце XVI в. иеромонах Иосаф Казанец, при поддержке слободского земского старосты Осипа Федорова Богданова основал в городе Слободском Богоявленский монастырь (1599 г.)». При этом Эммаусский дополняет, что Богданов выходец из купечества, и что само прозвище Казанца свидетельствует о его казанских связях.
Далее в отношении Строгановской экспансии Эммаусский говорит о том, что они «… начинали господствовать на вятском рынке, поставив на нем свои форпосты на севере (в Кай-городе), в центре (в Трифоновском монастыре) и на юге (в Вятских Полянах), и тем самым окружив Вятку со всех сторон».
Наивысшее обострение отношений между этими двумя силами начинается с 1595 года, как раз после того как Трифон побывав в Москве присоединил к Успенскому монастырю Вятские Поляны, и съездил в Казань «к одному из своих покровителей по строгановской протекции князю Ивану Михайловичу Воротынскому, сидевшему в это время воеводой в Казани». При этом, нужно иметь в виду, что именно в 1595 году Федор Рязанцев впервые упоминается в грамотах как «городовой прикащик» и соответственно у него появились дополнительно властные полномочия для отстаивания интересов вятского купечества.
В итоге, выиграла в этом противоборстве «казанская» партия - Трифон даже был избит лично Рязанцевым и на некоторое время посажен им в тюрьму, сразу после перевода его сподвижника Василия Овцина в Москву. Кроме этого, после определения в Успенский монастырь нового архимандрита москвича Мамина, Рязанцев заручился грамотой Годунова на дозор монастыря, к которому с особым рвением и приступил. В результате Трифон, не дождавшись окончания этой ревизии, вынужден был вернуться к Строгоновым под их покровительство.
Однако Эммаусский замечает, что победа Рязанцева не свидетельство слабости Строгановых, а скорее следствие изменения политической ситуации. При Годунове попали в опалу попали многие бояре и среди них Романовы, с которыми, опять же по протекции Строгановых, Трифон встречался, будучи в Москве. Соответственно тень недоверия пала и на Трифона, поэтому в Успенский монастырь и был направлен новый архимандрит Мамин, а Рязанцеву поручили дозор этой обители. В пользу Рязанцева сыграло и то, что завоевание Сибирского ханства было уже совершено, а союзники Строгановых в центре потеряли былую силу. Дополню еще что «руку» Строгановых Эммауский видит и в том, что в дальнейшем на земском соборе на царский престол был избран именно Романов Михаил Федорович.
В заключение в отношении вятского купечества и Федора Рязанцева хочу привести еще несколько фактов, говорящих о том, что Рязанцев был тогда заметной и влиятельной фигурой на Вятке с широкими связями (и, по-видимому, не только торговыми) в Устюге, Перми, Казани, Астрахани и Москве.
Вообще, свидетельством тесных торговых связей Вятки с Пермью и Устюгом служит «Уставная Устюжская грамота», по которой вятчане наряду с устюжанами и вычегжанами имели право исключительной торговли с Пермью. С Казанью вятские купцы по Эммаусскому активно торговали уже в XV веке. В отношении их связей с Астраханью сохранилось любопытное свидетельство одного из самозванцев смутного времени Илейки Муромца (или «царевича» Петра): «… а с Вятки пошел в судех, Вяткою рекою, да Волгою на низ к Астрахани с товаром, в повозках вятчан торговых людей Родиона Котельникова да Федора Рязанцева».
В отношении Федора Рязанцева еще Верещагин предполагал, что один из его сыновей Корнилий в последствие стал зятем казанского митрополита Гермогена. Того самого Гермогена, который позже сел в Москве на патриарший престол, и в период смутного времени, находясь в Кремле в заточении у поляков, рассылал письма, поднимавшие народ на борьбу с ними. Кстати, в центре Москвы, практически у кремлевских стен, стоит его памятник.
Еще один сын Федора Рязанцева Путилко был выбран Хлыновцами (вместе с двумя духовными лицами) на земский собор 1613 г. по выборам царя. Этот Путилко в период смутного времени был одним из первых военачальников в войсках хлыновского воеводы князя Ухтомского и его котельническим наместником.
Кроме этого, у Верещагина в работе посвященной исследованию рода Рязанцевых («История рода Рязанцевых») выделен еще один момент, подтверждающий высокий авторитет Федора Рязанцева, в котором Верещагин хотя и обозначает его уже как «бывшего земского начальника», указывает, что пермяки в 1609 году обращаются с грамотой именно к Рязанцеву, а не к воеводе Ухтомскому.
Лично мне версия Эммаусского, вскрывающая мотивы некоторых фактов и событий на Вятке в конце XVI и начале XVII веков, представляется довольно реалистичной, и поэтому я постарался кратко ее здесь изложить, для интересующихся историей Вятки.
К данному материалу не добавлено ни одного комментария.