Жизнь, равная эпохе. Глава пятая. Военные годы

Продолжаю публикацию историко-биографического очерка моего отца. Мои комментарии заключены в скобки.
 Георгий Нуруллин

           Наша семья в годы войны

В мае 1941 года я закончил семилетнюю школу, передо мной открывалась возможность учиться дальше в техникуме, что я и сделал, поступив в Зеленодольский судостроительный техникум (Татарстан). Приняли меня в порядке исключения, мне было 14 лет, а принимали с 15-ти.
 В этой деревне (под Волжском, Марийской АССР, название неизвестно) нас и застала война, весть разнеслась уже рано утром 22 июня, а в 12 часов я вместе со взрослыми слушал по радио выступление Молотова. Началась мобилизация, ежедневно группы мужчин уходили на войну, деревня притихла, вместо веселья и смеха слышались рыдания. Даже дети сразу повзрослели. Уже в сентябре в нашу деревню прибыли первые эвакуированные из Ленинграда, Подмосковья. Они сразу, устроившись с жильём, начинали закупать на зиму картошку. Отец мне выменял за три мешка  картошки фотоаппарат «Фотокор». В сентябре же  отец решил увезти нас на родину. Официально он не преследовался, большего наказания, чем фронт, за своё социальное происхождение (мулла) ожидать было нельзя. Избежать фронта, в любом случае, он не мог, было ему 45 лет и он решился.
 Сборы были недолгими: быстро распродали всё лишнее для дороги, урожай картофеля и овощей. Путь наш лежал на Казань, оттуда по Белой на пароходе до Азякуля, а там и до деревни – рукой подать. Я забрал документы из техникума, шёл октябрь 1941 года.
  В Казани мы узнали, что навигация по Белой закончилась, последний пассажирский пароход ушёл. Дорога на родину оказалась закрытой. Поговорив на вокзале с людьми, папа решил ехать в Куединский район Пермской области, ему похвалили деревню Гондырь (Гондыр ныне существует), дескать там пока хорошо живётся. Деревня была в 6 часах езды от Казани по железной дороге, купили билеты до станции Рабак. Нашли в трёх километрах от этой станции деревню Гондырь, попросились переночевать – нас пустили.
 Гондырь, в переводе с удмуртского «медведь», оказался большим селом с колхозом «Горд Кужим» (Красная Сила).   Реальность превзошла наши ожидания: на другой день пошли в столовую, большая тарелка супа с мясом стоила 50 копеек, на базаре пуд картошки стоил 5 рублей, столько же стоил живой гусь. Папа нашёл квартиру, мы запасли на зиму картошки, несколько мешков зерна, купили гусей.
 Уже через несколько дней мы переехали из Гондыря в маленькую деревушку Зандыбай (ныне не существует) в 8 километрах от Гондыря, там было всего 20 дворов, с соседней деревней Позрес (ныне существует) она составляла колхоз имени Кагановича. В одном километре от Зандыбая была башкирская деревня, мы граничили с Башкирией, это была глубинка, здесь прожить, как решил папа, нам было бы легче, в случае его призыва в армию (все члены семьи моего деда владели татарским, который весьма близок к башкирскому языку). В этой деревне (возможно, это была просто башкирская улица в Зандыбае) мы нашли пристанище у одинокой вдовы-татарки, с которой дружно прожили несколько лет (без отца).
  Наступил ноябрь, рано выпал снег. Папа сразу стал работать в колхозе, ему доверили на сложной молотилке подавать в барабан снопы. Подача в барабан снопов была опасной операцией, могло и руку затянуть с рукавом, целый день летела пыль от разбиваемой соломы, зерна, колосьев. Оплачивалась эта работа дорого – два трудодня в смену из 10-12 часов. Учиться я не пошёл, работал с отцом на обмолоте зерна, обычно мальчишкам поручали отвозить от молотилки солому. Со временем, меня перевели на более ответственную работу – готовить снопы подавальщику (отцу) в барабан. Работа эта считалась мужской, платили за эту работу 1.5 трудодня в смену. Колхоз наш был зажиточным, на заработанные в ноябре-декабре трудодни мы получили зерно и смололи несколько мешков муки.
  18 января 1942 года отца проводили в армию (на третью в его жизни войну), я и мама провожали его до райцентра – Куеды. В тот же день призванных солдат погрузили в теплушки, и поезд отправился на Запад. Морозной ночью мы вернулись домой, я отморозил кончик носа и левую щёку.
  Всё кругом замело белым снегом…Теперь мы ходили на работу с мамой, сестрёнка сидела дома (ей было 7 лет). В Зандыбае была молочно-товарная ферма, обмолот зерна закончился и мне поручили подвозить к ферме солому. В тихий спокойный день я успевал привезти 2 воза соломы, во вьюжный – один, платили 0.5 трудодня за воз. Иногда ездили вдвоём, тогда было легче, помогали друг другу.
  Так прошла зима, отец присылал редкие письма-треуголки, отвечал ему я. Он окончил курсы пулемётчиков в Ижевске и воевал на Волховском фронте – старались прорываться к блокадному Ленинграду. Посылали на фронт шерстяные носки и варежки, мама сама готовила пряжу и вязала.
  Вокруг становилось голодно, все крупные сёла заполнили эвакуированные, в Гондыре было много эвакуированных из Днепропетровска. Эти люди оказались в бедственном положении, особенно в первое время: они обменивали на муку и картофель  одежду и вещи, которые сумели прихватить с собой. Со временем, они все трудоустроились и стали жить лучше.
  Весной 1942 года мы с мамой решили наняться пасти скот в своей деревне. Стадо было небольшим,  мы управлялись вдвоём. В те времена это была хорошо оплачиваемая работа: за каждую корову с хозяйства в месяц давали 4 кг муки, ведро картошки и литр молока, кроме того, пастухов полагалось по очереди кормить ужином. Но условия работы были жёсткими: в любую погоду скот надо было выгонять с восходом солнца, а пригонять домой перед самым закатом, никаких выходных не было. Трудно было вставать утром, очень хотелось спать, а маме надо было ещё и завтрак приготовить, раз в неделю или два печь хлеб. В длинные летние дни пастьба длилась 15-16 часов, иногда удавалось по очереди вздремнуть днём в жаркие часы, когда скот отдыхал в тени у водопоя.
 Так продолжалось два сезона в 1942 и 1943 годах. Наши заработки позволяли сделать запасы на зиму, и я решил продолжить учёбу: в ноябре 1942 года поступил в 8 класс Гондырской школы. Вместе с учениками из Позреса нас набиралось 7-8 человек, ходили в школу ежедневно (т.е. за 9 км в один конец) в любую погоду, не пропускали занятий, мальчишки даже в метель ей назло шли в школу. В 9 классе ситуация изменилась, я стал жить на квартире (в Гондыре) и домой (в Зандыбай) приходил в субботу вечером. Для этого была своя причина.

Михраф Нуруллин, 1993 год 

               Продолжение следует