Чудь Кайского края

ЧУДЬ КАЙСКОГО КРАЯ

Вопрос о существовании чуди по верховьям Камы, а в частности в Кайском крае, Слободского уезда, во времена, предшествовавшие занятию этой местности русскими, уже обсуждался в литературе (Проф. Смирнов, «Вотяки», «Пермяки», изд. 1890 и 1891 г.г.), но мы решаемся затронуть его снова, обставив новыми материалами, почерпнутыми из непосредственного ознакомления с краем.
Как народность, чудь исчезла, но следы её существования могут отыскаться. Она могла выселиться, вымереть и, наконец, переродиться в другую народность, – в данном случае обрусеть. Исследование первого из этих путей её исчезновения невозможно за неимением данных; о вымирании чуди свидетельствует, кроме преданий, ещё преобладание чисто русского элемента над инородческим в составе населения местности, а исследование инородческих элементов населения уяснит вопрос о сохранившейся чуди. Кроме инородческого элемента среди жителей края, материалы для суждения о чуди доставляются ещё: названиями местностей, археологическими находками, преданиями современного населения о предшествовавшем и, наконец, теми обычаями, которые являются живым свидетельством или о прямом родстве исполнителей с инородческим племенем, или пережившими свой смысл обрядами последнего, усвоенными пришельцами.

Состав населения
При выяснении этнографического состава населения следует отделить прежде всего части новейшего происхождения от старинных: для нас важны только последние.
Память о происхождении сохраняется при обычных условиях среди крестьянского населения лет 200-250, даже 300. Этот возраст мы и должны принимать, как максимальный, у тех селений, где можно ещё найти память о месте жительства предков, если даже и нет никакой возможности выяснить прямым путём время возникновения селения. 300 лет – почти время существования Кая, как русского города (а затем села). Основание города дало прочную опору русским в чудском крае; с этого момента началось вытеснение русскими и ассимиляция инородцев, с этого же времени уже нельзя ожидать образования новых селений в местности – пришлою извне чудью. К этому времени она как-то исчезла: акты говорят о пермяках, остяках, вогуличах, татарах, вотяках и пр. соприкасавшихся с чудью народностях, о ней же нет речи. Таким образом, чудскую старину мы можем ожидать найти (хотя, конечно, и не исключительно) в той группе селений Кайского края, старинное возникновение которых несомненно, а происхождение жителей неизвестно. Впрочем, для уяснения, из каких элементов сложилось здешнее народонаселение и какими путями происходило заселение края, сделаем обзор новейших селений, т.е. существующих менее 300 лет, указывая первоначальное жительство основателей. Мне кажется, определяя те пункты (старейшие селения в крае, местности за его пределами), из которых шло население для занятия чудской страны, в позднейшую эпоху, можно дать понятие в этом отношении и о более ранней.
Кайский край в настоящее время делится на две волости: Кайгородскую – северную и южную – Трушниковскую.

Кайская волость. Русские, прибывшие в край, увеличившись в числе, старались устраивать около своих селений церкви, а иногда и последние, устроенные одиноко, служили такими центрами, вокруг которых накопилось народонаселение, возникали деревни и починки. В таких пунктах находятся старинные сёла и ныне заброшенные церкви; оттуда вместе с русской народностью исходила и русская культура, преобразившая чудской край. 
Время основания стариннейших из здешних церквей едва ли можно относить за много лет до возникновения города Кая. Церкви эти находятся в следующих местностях: в Верхсысольском обществе – Сретенская пустынь, в Гидаевском – церковь д. Гущиной, в Кычановском – церковь села Кычанова, в Кайском – с. Кая, в Пушейском – д. Тихоновской (сгоревшая и ныне не существующая); затем в Трушниковской волости – церковь д. Великопольской. Погосты бывшего с. Бутинского, с. Лонья или Лоинского, Георгиевского или Волосницкого, также с. Гидаева, Кайской волости, – возникли, судя по преданиям, не ранее начала 17 века и поэтому не имеют такого значения собирателей русской народности, как первые церкви. – Некоторые церкви, судя отчасти по преданиям, отчасти по несомненным свидетельствам, были основаны монастырями или монахами, как Сретенская пустынь. Об основании её имеется доныне очень живое предание.
(Сохранившиеся здесь, ещё не записанные предания, сообщают следующее о возникновении обители в такой глуши. Основатель пустыни, старец Константин, шёл из Устюга по существовавшей в то время и ныне заброшенной устюжско-кайской дороге в «Великую Чердынь», с целью неизвестной. На берегу реки Чюкны, впадающей в Сысолу, он расположился на отдых под ветвистой рябиной. Место, где он уснул, находится значительно в стороне от старинной дороги, и никто не знает, что завлекло сюда старца. Быть может, тут проходила тропинка, сокращающая путь. Как бы ни было, он уснул и в тонком сне или полупроснувшись услыхал звон колоколов. Сочтя это за знамение свыше, он решил принять на себя подвиг устройства на месте такого явления церкви и обители. Неизвестно, какими путями собрал он необходимые средства, но пустынь возникла. Случилось это не ранее конца 16 века или начала 17. Во время процветания Кая она, кажется, служила странноприимным домом для проезжавших по утомительному устюжскому волоку, но никогда не была богатой. Не осталось у неё никаких угодий: ни деревень, ни покосов, ни мельниц. Братия жили только милостыней, царским жалованием и т.п., а потому при новых веяниях судьба её была скоро решена. Закрыт монастырь, вероятно, в 1764-71 г.г. вместе с прочими. Доселе ещё существует остаток старинной монастырской церкви – в виде полусгнившего сруба, длиною с. 5, шириною 2,5 – 3, совершенно свалившегося на бок. В нём по правую сторону указывают могилу основателя, Константина, который в поминовениях именуется строителем пустыни. В новой маленькой церкви хранится самое убогое имущество монастыря…. неразб… Над жертвенником я заметил резной деревянный позолоченный крест.)
В д. Гущиной рассказывают, местная древняя церковь была по-чёрному, с печкой без трубы, устроенной в трапезе, из которой в церковь были «продухи». В трапезе жил какой-то монах. Заметим, что уже в 1750-х годах в д. Гущиной погоста не показывалось (имею в виду данные 3-й ревизии), следовательно, церковь не была самостоятельной.
Селение из 4 дворов на месте Сретенской пустыни образовалось неизвестно когда, но не древнее первой. Из ближайшей группы селений, составляющих Верхсысольское общество, ни одно не образовалось ранее первой половины 17 века. Основателями деревень Горской и Подгорской были Поспеловы, бежавшие, по преданию, от солдатчины. Д. Тупысеву основал зырянин, прозвищем Тупысь, поднявшийся в лодке вверх по Сысоле из Вологодской губернии. Итак, самый северный пункт волости не заключает живых следов чуди. 
В ближайшем к этому Гидаевском обществе большая часть селений ничего не знает о своём происхождении, новейшими являются следующие: Мартюшевский (30-е годы), поч. Рязанцевский и Корниловский – вторая половина 18 века, выселки из д. Смолиной, д. Пасютинская 2 – из д. 1-й Пасютинской. Более старинными селениями, у жителей которых сохранилась, однако, память о своём происхождении, являются: д. Лямытских, основанная выходцами из Вологодской губернии, деревни с названием Ольковы – они основаны Ольковыми – выселенцами из той же губернии; деревни Безгачевы – Олькибская, Нелысова основаны переселенцами из местностей, находящихся в той же Кайской волости: из д. Безгачевой около Кая и с урочища П-н (неразб.) Яр. 
В соседнем с востока Кычановском обществе младшими селениями считаются: д. Овчинникова – выселенцы из Пермской губернии, с. поч. Часовенным, основанным в 18 веке, д. Наднырыбинская – выселок из д. Романихиной и выселки из села Кычана: старинные – деревни Потапова и Юркинская и новый – поч. Юркинский. 
Далее к востоку в Чакушском обществе д. Южакова основана выходцами из-под Устюга, лет 200 назад, д. Шанина – выходцами зырянского происхождения (Гоузорины) из Вологодской губернии, д. Саламатова в 18 веке – выселенцами из ближних селений. 
К югу от вышеозначенного находится Татариновское общество: часть его селений основана русскими выходцами из-под Вятки. Таковы д. Трубиновская, основанная, вероятно, не позже Кая, д. Вятских, куда явились «беглые» из-под Вятки и были приняты в дом жившей здесь овдовевшей старухой, с обязательством до смерти «допоить-докормить». Значительная часть жителей оказывается татарского происхождения. Так, в д. Татариновой сохранилось предание о том, что она основана татаркой с детьми, приехавшими сюда, вероятно, из Карина. В д. Путяшевой помнят о происхождении предков фамилии Масленниковых из Карина, тоже – фамилии Путяшевых. М-вы основали затем деревню Масленниковскую. Журавлёвы в д. Чудову приехали лет с 300 назад из-под Устюга; отсюда уже образовался выселок д. Дороничева (с поч. Артюхинским) в первой четверти 18 века. Д. Найданова основана позже Чудовой; д. Коколевская 3-я первой половины 18 века переселенцами из Верхсысольского общества. 
В Безгачевском обществе новейшими оказываются: д. Жиянова, коренные жители которой Жияновы вымерли, современные же родом из д. Падериной; д. Софьинская основана какой-то девицей Софьей; моложе её д. Падеринская, из последней выселились в поч. Широковы 18 в. Местного происхождения затем д. Долгополовская, поч. Михайловский. Д. Кычан основал Иван Чеченев, прозвищем Кыч. 
В крайнем западном обществе волости – Пушейском – большая часть селений местного происхождения, выселки из старинных деревень своей же волости. Так д. Мазеина дала выселок д. Дятлеву (Дягилево), эта – д. Чепуринскую, д. Селева – д. Першину гору, д. Габова – поч. С-в, д. Лупья в 17 веке – д. Башково, д. Тихоновская 200 лет назад – д. Лучинскую.

Трушниковская волость. Переходя к ближайшему обществу Трушниковской волости, Бутинскому, находим в нём: д. Трешева (Трошева) из с. Лоньи, д. Бурданинская из д. Кузовлевой, д. Горская из д. Бартовой, поч. Конохинский из д. Мазеиной. Местного же происхождения д. Реутова – Кулигинская, по преданию из с. Лоньи, и поч. Чижевский, или вернее, Чежеговский. Выселенцами из Вологодской губернии основана д. Шолохова, д. Половинкина. 
Южнее лежит Трушниковское общество. Только немногие селения этого общества являются старинными, неизвестного происхождения, остальные представляются выселками: с. Лоньи – деревни Родина и Кокорина, д. Угрюмовской – поч. Прислонский, д. Бельтюковская; д. Трушниковой – д. Слободка, Бисеровская, поч. Чащинский. 
К югу от Трушниковского общества, в 15 в. от д. Трушниковской, среди леса, можно заметить на карте отдельную деревню – это д. Лозибская, основанная «беглыми» с русскими фамилиями – Шаньгиными и Головиными лет с 200 назад. Она составляет отдельное общество. 

В обществе Егорьевском, сгруппированном около села Егорьевского на Волоснице, сохранилась память о происхождении жителей д. Пьянковой из д. такого же наименования где-то в Вологодской губернии, д. Бардинской – с р. Лузы той же губернии, затем недавно основанными являются: д. Русанова, однако, более 150 лет, д. Истомина, первоначально Ванькина – первая четверть 18 века, тоже гора Кашина. 
В обществах: Мордвинском, Великопольском и Тиховском большая часть селений старинного происхождения. Исключение составляют: д. Ашканова – из Верховья, Кирсинской волости, более 100 лет, д. Макарова из д. Горшковой лет 200 назад, д. Бычкина – д. Тиховской, д. Волоковая – тоже 18 века.

За выделением вышеименованных селений у нас остаются те, которые можно считать старейшими и где должно отыскивать ключ к нашей чудской загадке. Но ближайшее ознакомление с составом населения этих стариннейших из местных деревень показывает нам, что из них некоторые не могут ничего дать для решения вопроса. Так фамилии жителей некоторых селений с инородными названиями совершенно русские и нет никаких данных, которые заставляли бы сомневаться в их русском происхождении. С другой стороны, некоторые из фамилий, звучащих по-инородчески, оказываются принадлежащим таким инородцам, как зыряне, их тоже приходится выделить.
Перечислим селения, причисляемые нами к старейшим. Такими, за исключением Кая, происхождение жителей которых наиболее случайно и изучено мною не было, являются:
Кайская волость.
1. С. Гидаево. Байбородовы – чудского происхождения, вероятно такого же Морозовы, есть ещё Поносовы. Деревни: 2. Олькова. Гущины. 3. Посютинская. Посютины? 4. Ершова. Ершовы. 5. Козицына. Козицыны? 6. Смолина. Смолины? 7. Пч. Залесский. Ушаковы. 8. Шаниловы – Ольковская. Шаниловы. Ольковы – с Ланского, Вологодской губернии. 9. Давыдовская. Абрамовы. Попылькины. 10. Копчикова. Копчиковы. 11. Коколева 1. Коколевы. 12. Волдырева. Волдыревы. 13. Гудысская. Гудысские. 14. Коколева 2. 15. Орехова. Поколение основателей – Ореховых вымерло. 16. Крысанова – Кулиги. Крысановы. 17. Новосёловская. Новиковы. 18. Бол. Каптол. Тоже. 19. Середкина. Печенские. 20. Малый Каптол. Савины. 21. Майбуровы. Майбуровы – чудского происхождения. 22. Феденистова. Феденистовы. 23. Мацакова. Новиковы. 24. Безгачева. Безгачевы. 25. С. Кычан. Черницыны, Чесноковы. 26. Лёзибская. Шилохвостовы. 27. Петуховская. Петуховы. 28. Зезяевская. Карповы, Пономаревы, Масленниковы и Стрелковы. 29. Романиха. Романихины. 30. С. Пушья. Леонтьевы и Пупышевы. 31. Мизева. Мизевы. 32. Мартюшевская. Мартюшевы. 33. Коновальчикова. 34. Выс. д. Гобовской – Коротковы. Маньчуровы. 35. Яговитина – Сурьята. Кашниковы и Яговитины. 36. Габово. Костромины. 37. Яговитина, основанная не ранее (38). д. Селевской. В первой фамилия Яговитины, во второй – Бабиковы, Костромины и Светлаковы. 39. Потапова. Маньчуровы, Емелевы. 40. Новоселова. Романихины. 41. Частикова. Частиковы. 42. Лупья. Филипповы, Светлаковы. 43. С. Бутино. Печеницыны. 44. Кузвасева. Честиковы. 45. Турнаевская. Овчинниковы. 46. Куликова. Куликовы. 47. Тылибская. Гашковы. 48. Рубеж. Агафоновы. 49. Заручейская. Гашковы. 50. Нечаева. Нечаевы; происхождение их совсем иное, чем у других Нечаевых. 51. Ташкиновы. Вероятно, Ташкиновы чудского происхождения. 52. Трушниковская. Трушниковы. Лет с 200 назад отсюда уехали в Гординскую волость Артюга и Исак. 53. С. Лоинское, Лонья. Ширяевы – вероятно, чудского происхождения и Ефимовы. Деревни: 54. Коровина. Коровины.. 55. Бартова. Бартовы. 56. Угрюмовская. Мокрушины – с инородческим типом лица. 57. Ашаевская. Крючковы. 58. Тиховская. Старковы, Перваковы, Хорошевы, Губины. 59. Мордвинская. Мордвины. 60. Бабикова. Бабиковы, Сухаревы. 61. Прислонская. Сивковы. 62. Козидвор. Юшковы, Чащины, Зылевы, Чирковы. 63. Старкова. Старковы, Фроловы, Хорошевы. Последние, кажется, отсюда разъехались и по другим селениям. 64. Горшкова. Горшковы. 65. Возжаева. Гордеевы. 66. С. Волосницкое-Егорьевское. Леонтьевы. 67. Деревни: Баталовская. Полудницыны, Поздеевы. 68. Титкова. Шумковы. 69. Великопольская. Крючковы, Ценьцовы. 70. Вылибская. Засухины. 71. Желудкова.
Если прибавить сюда с. Кай, то получим 72 селения, где можно с некоторою уверенностью искать следов старины.

 

Рассмотрение названий местностей, селений, рек и т.п., прозвищ и фамилий.

При первом взгляде на вышеприведённый ряд названий селений и соответственных фамилий заметим три категории их: 1) селения с русскими названиями и фамилиями, 2) с инородческими, 3) с инородческими названиями при русских фамилиях или, обратно, с русским названием и инородческими фамилиями. Последнее встречается очень редко. 
Первый из этих разделов селений не содержит ничего такого, что давало бы малейшую опору для историка. Только при личном знакомстве с населением удалось нам выделить несколько селений, где можно предположить, по разным догадкам и указаниям, существование, так сказать, чудского прошлого у населения. Мы присоединяем их к категории инородческих селений. Такова именно д. Козицына. Затем некоторые селения отличаются инородческим типом жителей, таковы: д. Смолина, с. Кычан, д. Трушникова. – Из селений третьей категории историк был бы не вправе пользоваться теми, у которых жители носят, несомненно, русские фамилии, ибо русские редко изменяют и свои фамилии, и названия тех урочищ, в которых селятся. Несомненный пример этого можно наблюдать на д. Лозиб Трушниковской волости, недавнего происхождения и с чисто русским народонаселением, тоже – с. Пушья, д. Турнаевская. Исключение в этом случае составляют те селения, жители которых изменили свою инородческую на русскую фамилию, по тем или другим причинам, и где вследствие этого инородцы приняли русское обличье. Таковы селения: д. Гудысская, жители которой приняли фамилию по речке Гудысь, д. Малый Каптол, где население считает себя старинным, тутошним и, несмотря на русскую фамилию – Савины, кажется, инородческого происхождения, наравне со своими соседями Майбуровыми, пермяцкая народность которых ясно указывается фамилией. Тоже должно сказать о д. Мацаковой, где коренной считается фамилия Новиковых. Чудского происхождения, по слухам, Ширяевы в селе Лоинском. неразб…

В следующем списке заключаются селения инородческого старинного происхождения. Кай? – 2. Гидаево – 3. Посютинская – 5. Козицына – 11. Коколева – 13. Гудысских – 18 Большой и – 20. Малый Каптол – 21. Майбуровы – 23. Мацакова – 25. Кычан – 31. Мизева – 34. Вс. д. Габовской (фамилия Манчуровы) – 35. Яговитина – 41. Честикова – 44. Кузвасева – 47. Тылибская – 49. Заручейская (Гашковы) – 51. Ташкинова – 52. Трушниковы – 55. Бартовы – 22. Мазины – 43. Бутино – 24. Безгачевы?
Мы видим отсюда, что некоторые из названий старинных селений по отношению к чудской народности ничего не могут дать, как то: 49, 52. Из числа остальных у многих можно констатировать тождество с именами, прозвищами и названиями местностей, распространёнными у пермяков и занесённых в писцовые книги 16 века как пермяцкие. Правда, из этого вовсе не следует непременно, что чудь была никто другой как пермяки, но её особенности были, очевидно, не так резки, чтобы отделять её от пермяков даже в старину, в глазах составителей писцовых книг. Так в вышеприведённом списке мы находим следующие названия тождественными с такими, которые считаются И.Н. Смирновым за пермяцкими: Габовская, Бартова, Мазеина, Мизеева, Посютинская, Майбурова. Сюда присоединим и Кузвасеву, приняв это название за диалектически изменённое Кучевасево. Без всякого сомнения, пермяцким окажется и название Кычан. Корнем его может быть одно из созвучных для русского уха пермяцких (а также и вотских) слов, означающих петуха и берёзу. Подкрепить наше мнение может то обстоятельство, что близкой к этому селу позднего происхождения деревне дано название кычи, по прозвищу кыч, принадлежащему одному из первых поселенцев.

Мы не займёмся филологическим анализом остальных названий, но заметим, что среди них мало таких, что нельзя было бы сблизить по корню или по форме с пермяцким диалектом (сомнительною представляется только фамилия Безгачевых). Впрочем, надо сказать, что, судя по многим хорошо известным нам примерам, народные названия селений могут изменяться и часто они соответствуют не основателям селения, а позднейшим жителям, проявившим такую особенность, которая, перейдя в прозвище, становится основой названия, вполне вытесняющего старое.

Обратимся теперь к фамилиям жителей только что перечисленных селений. Мы уже указывали на некоторые русские фамилии, носимые обрусевшими инородцами. Конечно, с филологической стороны они вполне бесполезны. Другого разбора фамилии следующие: 1. Байбородовы, 2. Посютины, 3. Козицыны, 4. Коколевы, 5. Майбуровы, 6. Мизевы, 7. Манчуровы, 8 Яговитины, 9. Честиковы, 10. неразб., 11 Гашковы, 12. Бартовы, 13. Мазеины, 14. Печеницыны? Просматривая список и сличая его со списками пермяцких имён у Смирнова, заподазриваем пермяцкое происхождение №№ 2, 5, 6, 7, 11, 12, 13 и 14(?); оставшиеся затем фамилии, пока не указана принадлежность их к пермяцкому племени, могут считаться чудскими. О происхождении некоторых из них от чуди, действительно, имеются и предания. Следует ещё заметить вообще, что сходство фамилий Кайского края с такими же пермяков соседней Пермской губернии хорошо замечено населением и часто служит основой для уверенности в происхождении именно «из Перми», из пермяков.
Чтобы увеличить запас слов, относящихся к чуди, рассмотрим ещё названия урочищ, вод и т.п. В этом случае на первом месте мы поставим те названия, которые народным преданием приписываются прямо чуди, б.ч. её богатырям. От имён этих богатырей получили названия: с. Гидаево (Гид), Буркова гора близ него (Бур-ко), Нелысова (Нелыс), Кукшинова (Кукшин). Не вдаваясь в дальнейшее исследование, заметим, что слово бур входит в состав вышеприведённой фамилии Майбуровы, в слове Нелыс можно выделить пермяцкий корень ныл; что касается до слов гид и кукшин, то при всём их созвучии с пермяцкими допустим их чудское основание. Прибавим сюда имя предка фамилии Ташкиновых – Ташко или Ташка.

Из инородческих названий местностей нам известны возвышенности близ д. Нелысовой Парма, – она похожа на другие возвышения, по которым располагаются здешние деревни, а почему называется так, жители сказать не могут. Близ деревень Кудриной, Крысановой, Завьяловой Чакушского общества находятся возвышения, носящие названия керос или керес. Так как в пермяцком корне этого слова не может быть сомнения (берег, склон горы), то причислив эти названия к пермяцким, прибавим, что при этом инороческая форма сложного слова ещё держится в устах русского населения: здесь говорят Кудрин-керес, Крысан-керес.
Из других названий обращает на себя внимание целый ряд оканчивающихся на -иб (-ыб). Этот пермяцкий суффикс означает собственно поле, но встречается в названиях рек. Быть может, в последнем случае звук «б» является только заменой звука «м» – обычного в окончаниях названий речек. Мы знаем р. Нырыб, д. Тыл-иб, Выл-иб, Лез-иб, Лоз-иб, Ольк-иб, также Екс-иб (урочище на р. Каме).

С окончанием город известно озеро Вашгород, близ Кая, старица Камы. Название это объясняется народом так. В старые годы напали на Кай не то разбойники, не то чудяки, но были отбиты и принуждены удалиться. Высадка их происходила в названном урочище – тогда русле Камы. Возвращаясь к судам, после неудачи, неприятели кричали де кайцам: – «Ну, будь ваш город!» (махали руками и кричали… прибавляет рассказчик).
Сомнительность объяснения подтверждается существованием урочища Вылгород. Последнее – небольшой, пересыхающий ручей между с. Лойнским и дер. Трушниковой. Суффикс город можно, кажется, в данном случае считать за пермяцкое гурт. Кроме того, вблизи урочища Вашгород имеется озеро с названием, оканчивающимся на -ты, пермяцкое слово, означающее озеро, именно Шорты, тоже старица Камы, буквально – речное озеро, озеро из реки. В этом названии уясняется частица древней истории местности: назвать так озеро могли только вскоре после того, как оно сделалось старицей, озером из живой реки. Из подобных названий нам известны ещё Олек-ты, Чечата, Вежатое и Сорты близ р. Нырьмися в Трушниковской вол., Шшек-ты. – Первые три озера в долине Камы, последнее небольшое озеро «лывина» близ д. Бартовой в Трушниковской волости. Олек – принадлежит к числу пермяцких, а равно и зырянских имён; слово чеча, быть может, чудское, но оно является в фамилии Чеченев, встречающейся в крае, а указание на старейшего из Чеченевых присоединяет к этой фамилии имя Ивана.

Особняком от всех названий русских и инородческих стоит наименование одного озера в Трушниковской волости близ д. Бартовой, именно – Тряпереисси. Любопытно, что такой странный комплекс звуков мог сохраниться в устах русской народности.
Названия рек расположим по суффиксам. С суффиксом -им известны: Пукчим близ поч. Тихоновского Кайской волости, Бузим(а) из Трушниковской волости, четыре речки Созима – притоки Нырмися и Волосницы.

С пермяцким суффиксом шор – река (вотс. шур) находим: р. Полишор близ д. Феденистовой и р. Лупшор – притока р. Лупьи в Кайской, р. Тиншор в Трушниковской волости. Суффикс -ва встречается в названиях: р. Чючва близ Сретенской пустыни, р. Сюйва – приток Нырмися. С окончанием я имеется название двух речек, притоков Камы – Лупья. Одна из них, очень незначительная, впадающая в Каму близ деревни Лупейской, другая более замечательный приток, впадающий выше с. Егорьевского, начинающийся в даче Песковского завода. В слове Лупья можно выделить корень луп, уже встреченный в названии Лупшор. Из прочих названий, в которых явственно обособляется суффикс, замечательны несколько речных наименований с окончанием -ысь, -ись. Таковы Погысь, р. Гудысь, р. Комыч или Комысь – все на севере Кайской волости, две близ с. Кычана, р. Нырьмись или Нырпичь. Относительно корневых слов этих названий заметим, что Пог(ысь) могло бы иметь отношение к корню под (фамилия Подкиных у Смирнова; впрочем, имеется местное слово потка – птица, чисто русское, перешедшее и к инородным). Корень ныр не встречается ли в названиях вроде Нырим, Нурми? К этому же разряду относятся, вероятно, название урочища по имени богатыря Нелыс, а равно и р. Порыш. В последнем случае нас не должно смущать то обстоятельство, что конечный звук слова изменён. Во-первых, звук с в словах этой формы произносится шипящим, уподобляясь ч, наподобие того, как вотяки произносят его в слове джюсь – русский. Во-вторых, в данном случае могло произойти уподобление инородческого слова русскому. Таким обильна история местных названий: припомним хотя бы Вашгород. 
(Встречаются и обратные, иногда очень курьёзные случаи. Так, в Трушниковской волости есть починок Томозенский. Имея в виду существование реки Томози в Зюздинском крае, я старательно расспрашивал, нет ли здесь подобного названия реки, ручья или какого-нибудь урочища. Расспросы привели к отрицательному результату. Урочище, где построился около 40-50 лет назад наш починок, называлось не более как пустышью, а существующее название дал ему неизвестно почему «межевой».) 
По форме своей только что перечисленные слова подходят под категорию некоторых прилагательных пермяцкого языка, напр. шорысь – средний, пырысь – старый, подысь – дохлый (припомним вышеуказанное зырянское прозвище Тупысь).

Немногие из названий имеют окончание -ег, представляя собой, кажется, имена собственные, формы, распространённой между пермяками и вотяками. Таковы р. Песег-овка в Чакушском обществе Кайской волости, урочище (покос) Омег-ово на Каме близ Глазовской границы, поч. Чежеговский, переиначенный в Чужеевский и Чижевский – Трушниковской волости. Странный суффикс имеет слово Лумб-аж – название незначительной речки, притока р. Бузима. Остальные инородческие названия рек, известные нам, следующие: Воль в Кайской волости; созвучна ей же Олька (на карте Фока Вольковка), Сепан (на карте Чепан), приток Порыша; Пуелка – это название приводит нам на память странное слово пуелда, означающее небольшой взлобик, бугор в поле (Маракул. вол). Притоки Камы справа – Кым, Чус, Чула, слева – Кытырминка, Берчатка, Рыта. Реч. Нырмись, названная на карте почему-то Козидворской, имеет притоки, кроме вышеупомянутых Сюйвы, Созимов, ещё три Вьюка или Вьюга (у гидаевских охотников эти реки имеют другие названия. Проверить это сообщение не удалось), Сегал, есть р. Учус, приток – Волосницы, 2 Созима – тоже в нижнем течении последней. 

Окончим наше перечисление местных названий одним, принадлежащим целой местности, именно СВ углу Кайской волости. Название это – Чакуш. Здесь нет ни речки, ни какой-либо деревни или иного урочища с подобным названием; оно так же собирательно, как напр. в старину Вятка и доныне – Кай, Зюздино. Оно, по-видимому, составлено из слова куш – поляна, росчисть, обнажение берега (вотское куч, кучес) и определения ча, наподобие пермяцких Гор-куш, Кува-куш в Зюздинском крае.

В наше обозрение из названий местностей вошли хотя не все, но большая часть, и это большинство имеет, как мы видим, то или иное отношение к пермякам или их единоплеменникам – зырянам. Кто из них был виновником какого-либо названия, – едва ли возможно выяснить. Наплыв пермяцко-зырянского диалекта в край мог поглотить собою большинство чудских названий, а что большая часть населения имеет в крае слишком недавнее прошлое, – показывает сделанный выше обзор новейших селений. Мы видим из него, что большинство тех селений, которые ещё сохранили память о старине, образованы выходцами с севера: из-под Устюга, из Вологодской губернии, из зырян. Эти выходцы и русского, и зырянского происхождения. Русского – Журавлёвы и Южаковы, зырянского – Тупысевы, Вольгины, Бузорины и, вероятно, – Лямытских, Ольковы, Маркины, Яборовы (переселившиеся из-под Сретенской пустыни в д. Коколевскую 3 в первой половине 18 века), Норосевы. 

Есть переселенцы и из Пермской губ. – пермяки, ныне совершенно обруселые. Единственным памятником отношений их к пермякам является сходство фамилий. Это подмечено жителями, как уже сказано, и подтверждается сравнением нашего списка фамилий с таковым же для Пермской губернии у г. Смирнова, где о кайских фамилиях нет ни слова.
Единовременно с зыряно-пермяцкой шла и русская колонизация края. Самые инородцы-колонисты переселялись сюда уже тронутые русской культурой, как православные, или со склонностью к ней. Немудрено поэтому, что вблизи бойкого русского города, вдали от своих родичей, среди русских, скоро потеряли родной язык податливые пермяки и зыряне. Смешанные браки переродили их и с русскими и… переродили тех и других.

Наружность кайцев, особенность речи

Большинство посещавших Кайский край утверждают, что здешний народ производит впечатление инородцев. (Особенно это должно сказать о женщинах, но среди них нередко можно встретить чистокровных зырянок.) Много играет здесь роли и простое ожидание чего-то необычного от этого глухого уголка, но отчасти замечание и справедливо, да иначе и быть не могло, как видно из вышесказанного. Но из последнего же очевидно и то, что обвинять, так сказать, кайцев в чудском происхождении – смело. Мы видим и слышим чаще всего, конечно, обрусевших зырян и пермяков. Таким образом, важность для нас должны иметь подробные исследования только тех элементов населения, которые признаются бесспорно чудскими, а такие есть.

Чудского происхождения, по преданию, сохранившемуся между своими, фамилии: Байбородовы в с. Гидаеве, Майбуровы в д. того же названия (однако фамилия эта встречается у зырян Вологодской губернии, по словам самих Майбуровых), Ташкиновы в д. того же названия и отчасти Гашковы. Было бы бесполезно искать в говоре и обычаях только что перечисленных потомков чуди каких-либо характерных особенностей: этим они не отличаются от соседних русских. Физиономические особенности невозможно выяснить при том беглом наблюдении, на которое я имел возможность; приведём несколько частных случаев.

Байбородовы. 1. Старик 60 лет, среднего роста, лицо производит впечатление инородца, скулы широкие; глаза серовато-голубые, волосы русые, борода очень маленькая, рыжеватая. – 2. Старик 70 лет, роста среднего, лицо продолговатое, скулы не выдающиеся, особенностей вообще мало, волосы жёлто-русые, борода маленькая, русая, седеет. – 3. 34-летний мужчина, среднего роста, лицо скуластое, волосы русые, усы светло-русые, борода тёмно-рыжая, средней величины, цвет лица розовый. 
Того же селения фамилия Морозовых – старинная местная и может быть чудской: – 1. Мужчина 32 лет, среднего роста, с полурусским лицом, борода маленькая рыжеватая, глаза серые. 2. 46 лет, среднего роста, склад лица инородческий, скулы широкие, рот большой, глаза серые, лицо бесцветное, волосы русые, борода тёмно-русая, почти чёрная, окладистая. 

Два типа – светловолосый белокожий и тёмноволосый смуглокожий вообще можно довольно легко выделить среди населения. К последнему принадлежит фамилия Ташкиновых. Отличительные черты, взятые с типичнейших экземпляров, – круглая большая голова, тёмные волосы на голове и бороде, лицо округлое, кожа тёмная. Тёмные круглые глаза далеко отставлены от небольшого, как бы затёртого плоского носа. Гашковы вообще смуглы. Вот наши наблюдения. Прибавим сюда, что у чудского семейства Зюздинского края Воробьёвых мы нашли широкоскулое, недлинное лицо, с узкими глазами, русые волосы, поздно вырастающую маленькую рыжеватую бороду, серые глаза, прямой мясистый небольшой нос. По народным преданиям, наружность чуди была не из привлекательных на русский вкус. Так, в с. Лонье рассказывали мне про старуху из чудской семьи: удивительного, специально, так сказать, чудского, в ней было – огромные зубы.

Вдаваться в исследование местного русского говора было бы излишне, так как чудского элемента в нём окончательно не разыскать. Заметим, однако, что иногда здешний говор считают «правильным», вероятно, в смысле близости его к какому-нибудь из местных великорусских. Мы можем сказать, что говор кайцев тождествен с Зюздинским, но оба они отличаются не составом своим, не отсутствием слов местных, не произношением, а чисто интонированием – от говора вятского. Если говор вятчан стал певучим под влиянием какого-либо инородческого элемента, то на образование кайско-зюздинского влиял, очевидно, другой. Речь зюздинцев и кайцев не тягуча, но ей свойственно тяжёлое и неприятное для слуха ударение на конце слов. Правда, сравнительно с ближайшим гнездом вятского говора – Кирсинском заводом, выговор здесь не так неприятен, так как растягивание вятчанами конца слов производит впечатление чего-то излишнего, не нужного, но тем не менее для слыхавшего наших вотяков и пермяков окажется много знакомого в манере говорить кайцев и зюздинцев. Конечно, виновниками такого акцента русской речи скорее следует считать – из инородцев – зырян и пермяков, чем чудь.

Поминовение чуди

У населения Кайской волости давно уже подмечен обычай, имеющий прямое отношение к чуди. Обычай этот заключается в том, что в известный день, седьмой четверг после Пасхи или в следующую за ним субботу, когда совершается вообще поминовение усопших, жители некоторых селений устраивают поминки чуди. Такое обыкновение принимается за веское доказательство родственной связи населения с чудью. Однако при подробном изучении дело является не столь простым. Изложим наши данные по этому вопросу.
Поминовение усопших есть обычай с очень важным значением вообще везде, но здесь, в глуши Кайского края, он играет, кажется, несравненно большую роль, чем где-либо из ближайших мест Вятской губернии. Трудно решить, чью собственность представляет эта утрированность обряда: русских или инородцев? Известно то исполненное суеверного страха почтение, которое питают к своим предкам вотяки. Нечто подобное есть у пермяков. Что касается русских, то и они спокойны только за таких усопших, которые умерли по-христиански, схоронены по всей строгости обряда и не оставили за собой на земле никакого беспокоящего их дела. Но и в последнем случае стоит только кому-либо из родных увидеть во сне покойного, как немедленно является тревожная, на подкладке суеверия, мысль о необходимости его помянуть. Считается также весьма богоугодным делом помянуть тех, кого поминать некому: безродных, бесплеменных, усопших вообще, что в Каю называется «поминать заложенных». 

Поминовение совершается разными способами: 1) в церкви и на кладбищах в общеустановленные дни, с платою и приношениями по обычаю, 2) через раздачу милостыни с приглашением помянуть таких-то, помолиться за них и 3) желающие помянуть сами «трудятся» для этого, т.е. ходят по миру и собирают милостыню не на своё употребление, а с объяснением цели сбора собирают на заложенных. Набрав достаточно на поминки, т.е. на плату священнику, на свечи, на обычные приношения: бражку, кисель и прочее, потрудившийся исполняет обет в ближайший поминальный день.
Как видим, здесь существует почва весьма удобная для возникновения обычая поминать и совершенно сторонних, и на этой-то почве отчасти вырос и тот обычай, о котором идёт речь. Чудь, действительно, поминают двояко: 1) как родных – по обязанности и 2) по обету – как сторонних.

Поминовение по обязанности приурочивается ко многим местностям, где сохранились следы стародавних поселений, могилы, колодцы и (чудские) хода, через которые «чучь» ушла в землю, а по обету устраивают поминки, насколько нам известно, в 2 местах. Эти местности мы укажем ниже, теперь же заметим, что обыкновенно «чучковники» лежат вблизи современных селений и каждый посещается только жителями известной деревни. Иногда наблюдается, что из двух селений, лежащих у одного ручья, жители одного совершают поминки на берегу этого ручья, а другого – нет. Изредка сохранилась память о происхождении от поминаемой чуди (как в д.д. Ташкиновой, Гашковой и Майбуровой), но гораздо чаще, если не везде в других местах, память о родственной связи с поминаемыми истребилась, а иногда её и быть не могло, как в тех селениях, жители которых оказываются переселенцами из известных местностей, корня русского или зырянского. В последнем случае сознание обязанности поминать «чучь» могло возникнуть из «стариковского обычая», а этот последний – из разных побуждений, не имеющих ничего общего с родством. Так у позднейших населенцев чудских местностей обнаруживается такой мотив поминок: «чудь жила до нас, место расчищала, как не помянуть!», «Опять же», прибавляют крестьяне: «помянешь, так спокойнее для скота, а то теряться будет»... 

Итак, обязанность, по-видимому, родственная, оказывается иногда совершенно другой основы. Слова, упоминаемые при поминовении, тоже не заключают в себе указаний непременно на родственные отношения. Обыкновенно говорят так: «Помяни, Господи, чучь (или чудяков)! –Помяни, Господи, дедушку чучка, бабушку чучиху! – Помяни, Господи, чучких родителей! – Помяни, Господи, чучких родителей, чучкого дедушку и бабушку!» Термины родства употребляются и не в собственном смысле. «Поминать родителей» – получило смысл поминать покойных: «кого как не родителей поминаем!» Бабушка, дедушка – это выражение ласковости и почтения. Этим выражается почтительное, боязливое отношение поминающих к старым людям, притом таким древним старикам, таким чудным людям, как «чучь». Прямое доказательство такого взгляда усматриваем в том, что так называют поминаемую чудь и жители селений с известным прошлым, напр. выходцы из-под Устюга и проч.

Рассматриваемый обычай, кажется, постепенно уничтожается. Так, в некоторых селениях его оставили недавно, в других есть мужики, враждебно к нему относящиеся, и во всех вообще он перешёл на обязанность старух, женщин и детей. Последнее объясняется, впрочем, тем, что взрослые в этот день бывают в церкви и на кладбище, где поминают своих родных. Приношения на чучковники бывают те же, как и на кладбища: блины, кисель, рыбный пирог, яйца, молоко и бражка. Молоко и бражку наливают в ямки, выкапываемые на чучковниках.
Мы видим, что если нельзя отрицать возможности поминовения чуди её потомством, то всё-таки в обычай, силою собственных верований, втянуто и пришлое население края. Любопытно исследовать те условия, при которых это совершилось, так как не всякий чудской могильник или следы поселения пользуются известностью, а напротив – большинство из них никогда не видит поминающих. 

Удобный случай дает нам чучковник или чучковище при д. Рубеж Трушниковской волости, получивший обширную известность. Сюда собирается большое число поминающих из соседних и даже значительно удаленных селений обеих волостей Кайского края. Поминки совершаются (без участия духовенства) в поскотине д. Рубежа. Здесь находится «куст» – небольшая кучка старых елей и среди них сосна с раздвоенной верхушкой. (Мы упоминаем об этом потому, что во многих местностях находили сберегаемые населением одиноко стоящие где-нибудь в поле сосны.) На поляне вблизи куста заметны небольшие ямки, как бы следы могил. К кусту собираются в семик поминающие; каждый приносит, кроме обычных на поминках явств, бражку, а также непременно восковую свечу. Свечи зажигаются и ставятся на ветви одной из ёлок. На этой ёлке висит икона и ранее висел небольшой старинный медный крест грубой работы, кем-то украденный. Он был найден на соседнем поле, где имеются ясные следы чучкого жилья. Здесь-то, по преданию, жили и поминаемые. В обычае поминок деревья роли никакой не играют, ценятся лишь за свою старость. Говорят, впрочем, что хотя при пожогах кустарника для «плелок» – небольших клочков земли, засеиваемых льном, дважды огонь доходил до «куста», однако, не касался его. На сознательное отношение поминающих к обряду указывает то, что сюда принесена из соседней деревни икона, «чтобы видеть лик Божий, а не ёлке кланяться». Поминающий, затеплив свечу, молится, произнося обычную формулу поминовения с упоминанием имен чучи. Имена эти, сохраненные преданием, оказываются христианскими: поминаются Фарафон, Кирилл, Нистифер или Анцифер, последнее имя иногда варьируется в Захара, и в редких случаях прибавляется ещё «бабушка Пахомовна». Помянув, каждый отходит в строну, так как поминающих бывает немало, и садится с семейными и знакомыми за принесённые запасы. 

Чучь считается жителями селения, занимавшего некогда поля д. Рубежа и соседней с ним Заручейской. Самое место чудского селения, с старинным колодцем, известно соседним крестьянам. Куда, как и зачем исчезла чудь, – никто ничего сказать не может. Иногда приурочивается и к этому общее сказание о том, как чудь, «при перемене века, когда Русь осиляла, (т.е. стала одолевать) её», ушла в землю и заживо погребла себя, избавляясь от «крещеной веры». Другие полагают, что чучь была и крещена, но по-своему, и в православную веру идти не захотела. Такой вариант предания напоминает век раскольничьего фанатизма. Третий вариант приписывает смерть чучи «жидам», а эти жиды оказываются тождественными с разбойниками, память о которых еще живо сохраняется в здешних местах. Время уничтожения «чудского» поселения не представляется отдаленным. Д. Рубеж, вероятно, существовала тогда. По крайней мере в ней есть ещё «чудская порода». От чуди будто бы осталась девочка или девушка: «она не пошла за чучью, поступила в нашу веру» и стала родоначальницей одной семьи из фамилии Гашковых. Фамилия эта в крае очень распространена и нельзя решить, принадлежала ли она чудскому роду или приобретена девицей по замужеству. 

Итак, оказывается, некоторые из жителей д. Рубежа могли считать своей обязанностью поминать «чучь», как предков; что же влечёт остальных? Ответы на расспросы наши были довольно однообразны.
«Поминаем затем, чтобы скот не терялся, чтобы скоту легче было, – чтобы скотинка стояла (водилась)»... Вот обычные мотивы обетов. – «Обещаемся, и идёт в действо, помогает»... Передаётся рассказ, как крестьянин одной из ближних деревень решил, что поминать не стоит, отстал было от обычая, но вот у него пропала лучшая корова... После долгих поисков нашли ее около «куста» павшей: – «и рога в землю уткнуты»... повторяется при каждой передаче этого рассказа. «Мудровать» относительно старинного обычая опасно: чучь накажет.
Вообще, по народным верованиям, чудские могилы находятся под сверхъестественной защитой. Так, в д. Кырсановской, Кайской волости, когда один крестьянин захотел было пропахать чудской могильник, то его на первой борозде «так бросило», что он испугался и оставил намерение.
Менее известен чучковник близ дер. Малый Каптол, Кайской волости. Сюда ходят жители этой и соседних (3-5) деревень: Большой Каптол, Майбуровы, Шипицины. В качестве потомков поминают, кажется, фамилии Савиных и Майбуровых.

Чудь по представлению местного населения
В преданиях о кайской чуди находят исследователи «большую реальность». Конечно, обычай поминок подходит под такое определение, но мы видели, насколько осторожно следует к нему относиться. Приурочивание всякого предания, где говорится о чуди, непременно к древней чуди – повело бы к ошибкам. Часто в таких преданиях чучью называются люди недавней старины, выдававшиеся какими-либо странностями. С словом чучь, чудь у народа северо-восточной части Слободского уезда доныне ещё связано определённое представление. Выясним его сущность. 

Самих кайгородцев, т.е. кайцев и трушниковцев называли поголовно чудью, чудскими, за их обычаи и характер. Ныне кайгородцы вовсе не отличаются дикостью и тупостью, но нельзя сказать, что у них, в особенности у женщин, не было чего-то своеобразного. Объяснять эту особенность чудским происхождением излишне. 

Кайские (как и зюздинские) бабы, не к чести их сказать, большие любительницы бражки. По собственным их словам, они чаще и больше пьют свой любимый напиток, чем мужчины, часто бывающие на отхожих работах. Кайская женщина плохая пряха: она мало сеет льну, у неё мало кудели; полуопьянённой – ей достаточно и стряпни да ухода за скотиной, чтобы наполнить зимнее время. Они сварливы и любят ссориться. Громадное большинство семейных разделов происходит от бабьих ссор. Мужчины принуждены уступать. Мне известен, напр., случай, что две снохи, обе молодые бабёнки, разделили имущество и поселились порознь без ведома и во время отсутствия мужиков, и не думавших о разделе.

Как бы ни было, слово чудь или чучь употребляется для означения человека неуклюжего, в особенности большого роста, грубой наружности с угрюмым нравом. Чучаном звали в с. Лонье одного крестьянина, отличавшегося пьянством и дебоширством. Название чудь поэтому легко могло быть употреблено и в таком случае, когда называемый не заключал в себе ничего чудского. Так, по-видимому, и происходит во многих случаях, когда народ не знает, как отнестись к какой-либо находке или к какому-либо преданию: то и другое приурочивается к чуди. Поэтому при разборе преданий о чуди необходимо обращать внимание на всевозможные указания относительно возникновения их. 

Те предания (я имею в виду заметки о Кайском крае г. Иванова и выводы, сделанные из них проф. Смирновым), которые отличаются наибольшей «реальностью», содержат в себе краски новейшего времени, и их-то именно нельзя относить к чуди как к народности, иначе пришлось бы допустить, что чудь жила в самую неотдалённую от нас эпоху, напр. – 200 лет назад, была вся крещена и ничем не отличалась от русских. Так, название чуди прилагается к населению, обитавшему некогда по заросшему ныне лесом верхнему течению Кобры и по притокам её: р.р. Подрещихе, Лебёдке, притокам Вятки – Березовке, Чёрной. Местность эта, по всем признакам, была заселена русскими, некогда составляла Берёзовскую, Берёзовую волость или относилась к такой. 

Между прочим, нам известны и фамилии жителей, некогда обитавших здесь и затем переселившихся выше по Вятке в Кирсинскую и Песковскую волости, и они или русские, или инородческие, усвоенные от прозвищ (помины). И, однако, маракулинские и кирсинские охотники, от которых я получил все эти указания, называют старожилов местности чудью. К циклу таких явлений относится, без сомнения, и памятование рубежской чуди с христианскими именами. Приведём некоторые местные легенды, в которых действует чучь, но, кажется, без всякого права на такое название (переданы нам В.Д. Лубниным).

Дудинская тётка.

 В лесу близ д. Козидвора, Трушниковской волости, у Дудинского ручья, жила старуха без роду – без племени. Чем она существовала – неизвестно, только жители соседних селений знали её, помогали ей и иногда приглашали на полевые работы. Приглашений старуха никогда не принимала и являлась только незваная. Это была высокая, крепкая женщина, молчаливая и «чудная». На ночь она не оставалась в деревне, а уходила в лес с пуком горящей лучины в руках, распевая песни. Голос её сильный и громкий гудел по лесу. Как она умерла – жители не знают. Любопытно, что около села Екатерины эту старуху и её песни уже считают сверхъестественными. Она ими может заманить и обмануть охотника даже в наши дни. Под именем Дудинской бабушки известна она в д. Вылибской.

Разбойники Фофаны. Близ д. Тиховской жили два брата разбойника, прозвище которых – фофаны. Они крепко досаждали окрестным жителям и те подстерегли их в бане, заперли там и сожгли. Следы этой бани показываются и доныне. У этих братьев осталась сестра, у которой появились дети, получившие фамилию Нечаевых. Потомки их считаются чудского рода. После многих расспросов нам удалось убедиться в том, что оба описанные факта имели место не ранее как 200-180 лет назад. 
К этой же эпохе относится большинство указаний на старые, «чудские» подсеки, следы которых заметны по лесам. Так, у подобной подсеки на р. (неразб.) в Верхсысольском обществе один крестьянин видал лет 60 назад «чудские» бороны, уже сгнившие, лежавшие кучкой под старой елью.

Мы упоминали неоднократно о разбойниках, некогда опустошавших Кайский край. Предания о них многочисленны и очень живы. И вот, несмотря на близость той эпохи, передающие сказание колеблются между догадками: 1) что эти разбойники были чудь и 2) – русские. Так же замечательно утратой точного представления о действующем лице следующее предание. 
У Татариновского общества есть покос, принадлежащий сообща всем селениям общества. Покос этот называется Саввиным. Савва был «богатырь», живший около Кая; его могила и доселе указывается на склоне угора близ одной из д.д. Коколевских (кажется, 3-й). Огромный покос Савва «вычистил в один день» и, умирая, завещал нескольким селениям нераздельно. Очевидно, мы имеем дело с многомочным, зажиточным старинным мужиком; это не мешает жителям и считать его богатырём, и теряться в догадках о его происхождении. Иногда считают и его чудяком. 

Относительно чуди старинной, чуди, заживо похоронившей себя, нам не приходилось слышать ничего особенно замечательного. Г. Иванову рассказывали о богатстве чуди золотом и серебром. Но нам известно по опыту, что все эти рассказы имеют отношение к фантастическим кладам, оставленным разбойниками, собственно же о чуди народ делает те догадки, какие возможны для него по археологическим памятникам, там и сям имеющимся в крае.

Принесение в дар животных. Божий олень

Г. Иванов сделал известным обычай Кайского края, носящий признаки глубокой старины, ещё язычества, именно: принесение в дар животного в день Ильи пророка. Нам удалось собрать более подробностей. Обычай приносить в дар церкви или её служителям часть животного, наконец, целое животное (жертва «на ножках», по выражению крестьян) или его шкуру не составляет особенность только Кайского края: он распространён и повсюду в губернии, но оригинальную особенность кайского обряда, – особенность стёртую, уже забытую в других местностях, составляет то, что большая часть жертвы идёт в угощение мира, складчиков или (по обету) – всех присутствующих. В таком полном виде сохранился обычай в 3 кайских сёлах: Гидаеве, Кычанове и Пушье. 

Принесение дара отнюдь не связывается с Ильиным днём, так как в Гидаеве оно совершается 29 июня, в Петров день. Жертвуются быки и бараны только известной масти, именно: бараны белые, а быки – в Пушье – красного, белого цветов или пёстрые, но отнюдь не чёрные и с чёрными пятнами. – В один год принесли такого (чёрного), так выбило хлеба градом. То же случилось де и в Гидаеве, где приносимое в дар животное должно быть бурой шерсти: когда однажды вздумали заколоть чёрного быка, то «Бог сделал поле чёрным»… 
Обещание даётся обыкновенно в том случае, если падает скот или не плодится. Тогда, лишь родится телёнок подходящей масти, его обещают Илье пророку, Петру и Павлу и т.д. и заботливо выкармливают до полутора лет. 

Обряд приношения совершается так. Обречённое животное на заре, до заутрени, закалывается, по уверению крестьян, – без особых обрядов, и затем варится. Шкуру, смотря по обещанию, или оставляет у себя хозяин, или она продаётся, а деньги идут в церковную казну. Левый бок поступает в распоряжение притча, именно: священнику достаётся задняя нога, псаломщику – передняя (лопатка), остальное делится между присутствующими.
Если в этом обряде усматривается много языческих поверий и взглядов (у вотяков чёрное животное не приносится в жертву никому, кроме Му Кыздысина, из покровителей, напротив «духам злобы» (шайтан) приносится), то всё-таки едва ли можно счесть его специально инородческим и стоящим в связи с чудью. Во всяком случае, он едва ли связан с охотничьим бытом, как заключает проф. Смирнов, на основании сообщения г. Иванова о том, что в старину приносился в жертву олень. 

Я узнал следующее. В старину, говорят, крестьяне, в праздничный день перед заутреней прибегал в сёла Гидаево и Пушью олень, которого и приносили в жертву. – «Обежит кругом церкви и остановится, тогда его стреляли» (Пушья). Можно смотреть на это предание, как на воспоминание о том времени, когда в жертву языческому божеству приносили оленя. Не решаясь высказывать решительного суждения, мы приведём только свои сомнения. – В обоих сёлах, Гидаеве и Пушье, явление оленя приписывается без всякого колебания временам христианства, а отнюдь не «чудской веры». – В обоих же должно быть отнесено ко временам более поздним, чем появление в крае христианства, и в Пушье – даже к весьма недавним – и по другим соображениям. Дело в том, что с Гидаево возникло позднее упразднённой ныне церкви, имеющейся в д. Гущиной. О существовании такого предания в последней деревне нам дали отрицательный ответ. То же должно сказать о с. Пушье. Оно существует очень недавно, церковь перенесена сюда из д. Тихоновской. Предание же имеет в виду только одну Пушью, а не уничтожившееся село.

Затем, на расспросы мои относительно приношения в жертву убитых на охоте животных все дали единогласно отрицательный ответ. Если же возможно было бы принесение оленя, специально убитого или пойманного ради празднества, то подобный обычай не встретил бы никаких препятствий и повторился бы до последнего времени, так как олени ещё в 50-х годах встречались в крае огромными партиями и ещё живы бывшие их старые охотники. 
Далее, явление оленя было событием необыкновенным, чудодейственным. Когда, вследствие множества прегрешений народа, говорит легенда, мольба его сделалась не так чиста и угодна Богу, олень запоздал своим появлением. Народ, вместо того, чтобы загладить вину, поспешил заключить, что божество сделалось к нему немилосердно, и в умилостивление заколол домашнее животное – быка. Олень, однако же, явился и в последний раз, но убить себя не дозволил, а убежал в лес. То же предание найдено у зырян Вологодской губернии; возможность занесения его в Кайский край усматривается из того обстоятельства, что значительная часть жителей находится в прямом родстве, по месту переселения, с зырянами.

 

Археологические памятники

Наибольшее непосредственное отношение к чуди имеют могильники, чудские ямы и все места, где совершаются поминки чуди. Во главе таким местностей поставим те, где поминающие являются вероятными потомками чуди, таковы: с. Гидаево – здесь обычай уже оставляется, д.д. Козицына и Малый Каптол – Кайской и с. Лонья – Трушниковской волости. 
О д. Рубеж мы уже говорили. В д. Малый Каптол чучковником оказывается веретья или небольшой мыс между двумя неглубокими логами – что всё называется Павликовской полосой. Почему за этим местом установилась репутация чучковника – неизвестно. Здесь не было ямы или каких-либо иных знаков жилья. Несколько лет назад при розысках руды, не без задней мысли, вероятно, на этом месте заложена была разведочная штольня. Ни до руды, ни до чудских богатств, однако, она не довела. 

В с. Лонье находится настоящий могильник. Поминки чуди делались здесь не местными жителями, а только родом Ташкиновых из ближней деревни. Весенней водой отмыло однажды значительный пласт земли, опустившийся в лог, и из размытого места выкатилось несколько человеческих черепов. По крестьянским рассказам, их оказалось 12, покойники лежат «постелью», т.е. рядом и с головами в одну сторону. Вещей никаких не оказалось, но попадались куски дерева, что и даёт опору для крестьянской фантазии видеть в покойниках – заживо похоронившую себя чудь. Дерево считается теми подпорками, на которых держалась земляная крыша могилы, пока их не подрубили. 

Из главнейших за тем мест, где совершаются поминки чуди, нам известны следующие. При д. Юркинской – следы чудских жилищ: ямы и печища; – д. Зезявской – ямы на берегу речки Комыся; д. Романихина – ямы в 100 с. от селения в обрыве реч. Гудыса, вышиною 2,5 сажени., – чудь в этом месте сделала, будто бы, себе проход в гору, к жилищам, где похоронила себя. В обществе Чакушском: 3 довольно больших ямы близ д. Захаровой, на склоне угора; место зовётся могильником; д. Дуроничева – яма среди селения, д. Чудова – поминают на краю лога; д. Шанина – ямы со стол величиной близ ручья; д. Кырсановская – ровное место, в поле, с небольшими ямками – предполагаемыми могилами чуди. В д. Смолиной «чудских родителей» поминают на ямах (счётом 4), величины в 1 кв. с., на склоне угора. В д. Реутовой , Трушниковской волости, ямы небольшие на берегу лога, под старинной сосной.

Ещё несколько археологических памятников чуди, вроде ям, следов жилищ, могильников, но не чествуемых населением, нам известно в следующих селениях: д. Горской – в самом северном населённом пункте Вятской губернии – 7 ям в 3х1,5 арш. величины в склоне угора; д. Пестриковой – чудские могилы в берегу лога; 2-й Посютинской – ямы в берегу оврага; д. Довыдовской чудские могилы на скате оврага; д. Лозибской – жильё богатыря; поч. Юркинском – чудское жильё; тоже в д. Дубковой (здесь выпахивают черепки от посуды), в ¾ в. от д. Феденистовой, на скате оврага – чудские ямы; тоже в д. Першина гора. В д. Баталовской, Трушниковской волости, в урочище Семихин починок, есть колодец, через который «ушла под землю чудь», тоже при с. Волосницком. При д. Тиховской указывают жилище чудяков разбойников. При селе (бывшем) Великом Поле есть зыбучее, вязкое место, где, говорят, похоронились чучки. В 1 в. от д. Вылибской на ручье Каменном есть чудские ямы. Сверх того, более или менее ясные признаки чудских поселений имеются ещё при 2-3 селениях (д. Трубиновская и др.).

Если верить преданиям, то кайской чуди известны были и технические знания: так, она устраивала водяные мельницы. Плотины чудских мельниц указывают в Татариновском обществе, на реч. Пуелке и Звяге.
Затем о находках, обрисовывающих быт чуди, нам известно следующее.
Употребление каменных орудий у чуди находилось уже в состоянии переживания, когда она проникла в Кайский край. Ещё употреблялись крупные орудия – топоры, но о стрелах из кремня не было и помину. Иначе нельзя объяснить совершенное отсутствие находок мелких (нешлифованных) каменных орудий на пространстве обеих прикамских волостей. Только в д. Мазеиной, Трушниковской волости, 80-летний старик сообщил мне, что в молодости выпахал «громовку» у себя в поле (по его словам, он долго носил её с собой всюду: с ней было весело даже в лесу и огонь она давала «чистый», но однажды ему случилось сделать грех, и она сгорела, ушла), но это, кажется, единственный случай. Остальные вещицы, называемые здешними крестьянами «громовушками», всегда оказываются или голышами (ледни), или чертовыми пальцами – белемнитами, которых здесь много.

Из крупных каменных орудий мне известны только находящиеся в моей коллекции: 1) Топор из очень плотного, тонкозернистого сложения песчаника, найденный в д. Горской (о ней говорилось выше). Он в виде резака без втулки, но с обделанным изгибом для захватывания рукой. Орудие сделано из валуна, и одну сторону лезвия составляет естественная плоскость, другая же хорошо отшлифована. Передняя часть округлена, обух сильно утолщён, лезвие несколько серпообразное, до 5 ½ вер. длины. 2) Тоже топор, – диоритовый плоский, без втулки, вделывавшийся в дерево, очень тщательно и красиво обделанный, длиной 3 в., а шириной по лезвию 1 ½ и обуху 1 в. Он найден на р. Каме, в 200 с. ниже устья р. Порыша. При нахождении каменных топоров позднейшей эпохи, следовало бы ожидать находок так называемых долот, столь обыкновенных в Яранском, а также в тех уездах, где находят вообще каменные орудия, как в Котельничском, Глазовском и южной части Слободского. Но их здесь нет. так как подобные орудия приурочивают к делу пчеловодства, то очевидно, что оно велось здесь на иных началах, а, вернее, вовсе не существовало, как не существует и ныне. Объяснения этого факта ешё не найдено, но как бы ни было – в Кайском крае нет ни одного улья, а при попытках держать рои, привезённые издалека, они все погибали, как это случалось у некоторых крестьян и священников.

Медные вещи встречаются разбросанно по краю вблизи чудских селищ. Особенно много попадается их вблизи с. Гидаева, д.д. Козицыной и Ершовой. Здесь был найден медный топор, какая-то «чудская иконка», медальон на медной цепочке, на нём изображена, будто бы, «собака с отвислыми ушами», поясные подвески, серьги. Всё это, кроме медальона, сделано из красной меди, и очень мало окислено. Подобные вещи у меня имеются с Кукшиновой горы и из д. Лопьи. В д. Лозиб найден кинжал с медной рукояткой; он затерян и мне не удалось его видеть. От чуди остались ещё земледельческие орудия, как то: сошники, косы и топоры. Находки ральников сделаны были в д.д. Саламатовой, Смолиной, Гобовской, близ д. Гонцовой в урочище Фурчиха. Последний находится у меня. Он 5 ¼ верш. длины, 2 ¼ из них приходится на трубицу; языковидная лопасть имеет до 3 в. ширины у трубицы. Часть лопасти представляется вогнутой, т.е. конец её сильно приподнят над продолжением плоскости трубицы. Вес 2 ¼ ф. Все остальные ральники, по словам нашедших, одинаковы с описанным. 

Замечательно, что особенностью сошников двуральной сохи, ныне там употребляемой. – Близ д. Смолиной найдена чудская коса. Она такой же величины, как и употребляется ныне, но в то же время как эти «крутопятые», т.е. с сильно загнутой пятой – местом прикрепления к косовищу, – чудская прямопятая, т.е. приближается к подвятскому типу горбуши. Она не требовала таких изогнутых косовищ, какие необходимы при крутопятке. – 3 топора, найденные близ д. Коротковых (Гобовская) тождественны с имеющимся у меня чудским топором, с чудского жилища близ д. Козидвора. Обух плоский, узкий, садило овальное с ушками (по 2 на стороне), лопасть книзу расширяющаяся, материал мягкий. О находках топоров иных типов нам не приходилось слышать.

К сожалению, у меня не было возможности собрать материалы для суждения и о состоянии у чуди гончарного дела, что можно сделать по черепкам от посуды с селищ. Представляется возможным допустить разработку местных залежей огнеупорной глины чудью. Иначе нельзя объяснить находку на бадяковском месторождении глины – каменного топорообразного орудия 4 в. длины, сделанную недавно одним крестьянином из Татариновского общества.

Сопоставим вкратце всё общее, что можно сказать о чуди кайского края.
Чудь жила в эпоху занятия русскими края, и русские, зыряне, пермяки были её непосредственными заместителями. Язык у неё был близок к зыряно-пермяцкому. Поселения её раскиданы были очень редко по южным притокам Порыша и по Каме. Небольшая часть жителей края – непосредственные потомки, но инородческое обличье местного населения зависит от изобилия зырянского элемента, совершенно обрусевшего. Край занят был самой чудью поздно, в эпоху преобладания железа в домашнем обиходе. Селения чуди были не велики и располагались на возвышенностях. Чудь занималась земледелием; она рыла колодцы и строила водяные мельницы. Жилища были отчасти ямными (из чудских ям действительно жильём можно считать только больше, большинство же их слишком малы и имеют характерную особенность: расположены на склонах угоров параллельно, группами по 2-7 шт.), отчасти рубленными из брёвен (на Бурковой горе – см. выше). Орудиям обработки (неразб.) впервые чудь придала особенность, сохранившуюся в этой местности и ныне.