"Повесть о пережитом. Моё Советское детство в деревне Шоломы, Зуевского района, Кировской области". Часть 3

Припоминаю: когда бабушка пешком ходила в г. Зуевку, то иногда брала меня с собой. Шли километров 15-ть. Она заходила к своей дочери, заходили на базар. И в тот же день возвращались обратно.

Моя мать, Соболева Александра Александровна (девичья фамилия) родилась в соседней деревне Большие Соболи. У неё были два брата и сестра. В 1924 году в ихней деревне был неурожай на полях (видимо засуха). И чтобы не умереть с голоду, её отец вместе с матерью (моей будущей бабушкой), с мамой (ей было 9 лет) из колхоза поехали в г. Череповец Вологодской области. Там строили Беломоро-Балтийский канал (*Беломорско-Балтийский). Отец её (дед мой по материнской линии – Соболев Александр Михайлович) устроился разнорабочим на строительстве, а бабушка и моя мама ходили по домам и собирали милостыню (ходили нищими). Жили они в общем бараке. Вскоре там возникла эпидемия заразной болезни (какого-то тифа). Бабушка тяжело заболела, её положили в больницу. Врачи сказали, что она скоро умрёт, её сожгут. А моей матери и её отцу сказали, чтобы они срочно уезжали домой, пока еще не заболели. Они приехали обратно в деревню Соболи. Мамины братья и сестра  жили у её бабушки. Они были моложе моей матери. Вскоре отец матери женился. А позднее случилось несчастье. Когда молотили зерно на конной молотилке, то отец, перешагивая через стальное веретено, задел его низом полы длинного пальто. Низ пальто начал накручиваться на веретено, и отцу переломало позвоночник, т.к. лошадей сразу не удалось остановить. Отец мамин умер. Вскоре мачеха бросила их, и даже увела с собой корову. Они остались жить у бабушки.

Моя мама с этих пор (как старшая сестра) стала до изнеможения работать в колхозе, чтобы прокормить и отучить своих братьев и сестру. Моя мать поэтому в школе не училась. А потом поехала в Свердловск и утроилась домработницей в какой-то еврейской семье (убирала, стирала, еду варила и нянчилась над хозяйским сыном). Когда он учил уроки, то моя мать научилась азбуке и письму. Её брат уехал на Урал в молодом возрасте и где-то работал. А потом его убил, вроде бы, сын хозяина, но доказано не было. Потом мать моя вернулась обратно в свою деревню Б. Соболи. А в 1936 году познакомилась с моим будущим отцом. Он тогда работал трактористом от МТС. Он пахал на тракторе в ту пору в этой деревне, Б. Соболи. А тогда трактористы за счёт колхоза питались в одном из домов, где какая-нибудь женщина готовила им еду (конечно, за это ей начислялись трудодни). Этой молодой женщиной оказалась моя будущая мать. Иван Ермолаевич (мой будущий отец) присмотрелся к ней, она ему понравилась. Они поженились, и он привёз её в свой дом, в деревню Шоломы.

В этом доме в это время жила моя бабушка Анастасия Михеевна и папин брат Фёдор Ермолаевич. Отец моего отца (дед мой) был «раскулачен» в 1929 году и выслан на остров Соловки, в ГУЛАГ. Их в 1929 году везли на пароходе по Белому морю, где он, наверное погиб и его тело бросили в море. Дед мой, Шоломов Ермолай Трофимович до 1929 года дополнительно торговал еще в своём амбаре (видимо во времена НЭП-а было разрешено). Он ездил в г. Киров (тогда он назывался Вятка), брал там сахар, пряники, баранки, печенье, конфеты и т.п. съестные продукты, ну и, конечно, продавал из амбара. Магазина тогда в деревне Шоломы не было. В 1929 году пришла из НКВД города Вятки повестка, и его арестовали. Он считался кулаком. Бабушка моя (его жена), получила письмо от него. Видимо он дал «взятку» охраннику, и тот спустил письмо в почтовый ящик. В письме было написано, что их везут на пароходе по Белому морю, люди (заключенные) пухнут от голода, они умирают. Умерших выкидывают за борт в море. И больше от него никогда не было вестей.

Министерство внутренних дел называлось тогда Народным комиссариатом внутренних дел. Министр назывался народным комиссаром. Тогда народным комиссаром был, по-моему Ягода. Вот я сочинил такой стишок:

«Мой дед – крестьянин, Ермолай Съестным в амбаре торговал.

И вот его нарком Ягода на Соловки в ГУЛАГ сослал»

При тов. Сталине, в детстве я слышал песню: «Б…ть, Соловки – дальняя дорога – четыре с половиной года не видел народа…»

Ягода слишком, видимо, усердствовал. Дошли слухи (факты) до Сталина, и Ягода был расстрелян. После Ягоды народным комиссаром внутренних дел был назначен Ежов. Про его рвение к репрессиям Сталин говорил: «Он возьмет врагов в ежовые рукавицы». Позднее и он был расстрелян. После него комиссаром НКВД был назначен Л.П. Берия. Его тоже расстреляли при Н. Хрущеве, после смерти Сталина.

Я всё хотел собраться поехать в Киров, в Управление федеральной службы безопасности, хотел, представившись, чтобы показали мне дело на деда Шоломова Е.Т., если оно еще сохранилось. Но, чтобы доказать, что я его внук, надо, видимо, иметь свидетельство о рождении моего отца Шоломова И.Е. Оно наверное сохранилось и лежит в бумагах у брата Володи в Тобольске (свидетельство о рождении папы мне выслал Шоломов Сергей, мой племянник, из Тобольска в 2020 году). В моем-то свидетельстве о рождении записано, что мой отец – Шоломов Иван Ермолаевич. Ну и, конечно, нужен мой паспорт.

Когда деда раскулачили, моего отцу было 14 лет. Бабушка (его мать) уехала в Свердловск, где жили тогда её дочери и два сына. Бабушка и её дети  уехали туда, чтобы их тоже не арестовали. Бабушка уезжала на время. Мой отец оставался со своим дедом Трофимом Васильевичем, который был уже старый и больной. Мой отец однажды проснулся утром, а дед его лежал умерший. Видимо хоронил деда его сын, Иван Трофимович, который позднее работал и пожарным, и трактористом в деревне (до войны).

Брат отца Фёдор был старше меня лет на 12-ть. Он окончил 7 классов в селе Мудрово. Потом принудительно молодёжь набирали на учёбу в ФЗУ (фабрично-заводское училище) и а РУ (ремесленное училище). Он учиться туда не пошел, и его арестовал милиционер и увёз в г. Зуевку в милицию, и там его посадили в КПЗ (камеру предварительного заключения) под следствие, но через несколько недель выпустили. Принудительно молодёжь посылали на лесозаготовки для государства. И мою мать хотели послать, но отец был на войне, а у матери нас было трое, и с бабушкой решили нас не оставлять. А весной 1945 года дядю Федю призвали в армию, посадили в товарные вагоны и повезли на восток, на войну с японцами. На Урале, на станции Чебаркуль отцепили несколько задних вагонов, в одном из которых был и дядя Федя. Их распределили для работы на трудовом фронте. Там он попал в г. Чебаркуле на военный танковый завод и работал подручным машиниста парового молота. Домой в деревню он вернулся в 1947-ом году. В колхозе он работал позднее трактористом от МТС. При заводе в г. Чебаркуле был танкодром, где испытывали собранные танки. Этот танкодром существует и по настоящее время под Чебаркулем. Из г. Чебаркуля он привёз песенник, в котором были блатные песни и частушки (в том числе и нецензурные). Я их выучил и пел, когда он играл на гармошке. В песеннике друзья писали ему эти сочинения. Некоторые песни были написаны почерком с левым наклоном. Я попробовал так писать, мне понравилось, и с тех пор у меня почерк с левым наклоном. Он (*дядя Федя) купил лыжи себе. И в его отсутствие я взял лыжи покататься. В деревне была горка и трамплинчик сделан. Я покатился по трамплину, упал и отломил носок лыжи. С парнем соседским куском консервной банки склепали, но ничего не получилось. Не помню, что мне за сломанную лыжу было, по-моему, ничего.

Помню в деревне протекала поперёк дороги речушка и был такой ложок (уклон), по уклону катались и на санях, но рядом с дорогой. У меня были санки, покрытые картоном. Я сел на них и поехал вниз по дороге, к мостику. А по дороге в мою сторону, сзади на санях мчалась моя двоюродная сестра. Лошадь набежала на меня, ударила передним копытом мне по боку, я вылетел на обочину дороги, но травмы не получил. А картон на санках был продавлен копытами. Получил своеобразное «крещение» тогда я.

Однажды весной около болота на лугах я видел такую картину. В углублениях в земле, продавленными копытами лошадей и коров, лежали маленькие яйца, отложенные птичками чибисами (мы их называли вшивиками). Когда я подошел, то увидел множество яиц, находящихся в разном состоянии: часть яиц была целая, из некоторых начали вылупляться птенцы, из некоторых птенцы уже вылупились, некоторые были с трещинами и из них высовывался конец клюва. Таких гнёзд было великое множество, а надо мной летали птички и кричали, как мне слышалось «ивик-ивик» («вшивик-вшивик»). Помню раз, когда под вечер я шёл вдоль болота, то слышал, как стоял гул от кваканья лягушек (я почему-то любил ходить везде один). Однажды пошёл я за деревню, по дороге сбоку росла трава, и слышу пение жаворонков в небе. Погода была солнечная. Я лёг в траву, чтобы увидеть жаворонков, начал всматриваться и увидел чёрные точки: жаворонок взлетал вертикально и начинал петь, превращаясь в чёрную точку, а потом опускался. Жаворонков было тогда множество, и я любовался ими.

Продолжение следует.

Автор: Шоломов Георгий Иванович

Комментарии

Речка, протекавшая по деревне называлась Глушицей.

Евгения, добрый день! Я занимаюсь родословной и выяснила, что родословная ветка пересекается с вашей. Как с вами можно связаться? Очень хочется ознакомиться с остальными записями вашего дедушки. Заранее спасибо!