5 апреля 2016 года в Герценке, в рамках клуба «Зеленая лампа», прошла встреча с сотрудником Пушкинского Дома, писателем Водолазкиным.
Евгений Германович много рассказывал о своем учителе, академике Д.С. Лихачеве.
Однако, на встрече мы вспомнили еще одного замечательного сотрудника Пушкинского Дома, Владимира Ивановича Малышева, который с сотрудниками своего отдела неоднократно путешествовал по Северу Вятского края, занимаясь изучением истории старообрядцев и сбором их рукописей.
Поскольку тема на встрече не получила своего развития, я и решил познакомить пользователей интернета с этим человеком.
Малышев Владимир Иванович (1910—1976), доктор филологических наук, исследователь древнерусской литературы, знаток и собиратель древних рукописей, организатор археографических экспедиций, основатель Древлехранилища Пушкинского Дома, заслуженный деятель науки СССР.
Жуков Д. А. Владимир Иванович. М., 1981.
Впервые я услышал о Владимире Ивановиче Малышеве от Евгения Дмитриевича Петряева, который его просто боготворил. Позднее, когда начал работать с эпистолярным архивом Евгения Дмитриевича, познакомился с их перепиской, часть которой представляю читателям.
Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Малышеву от 1 мая 1959 года.
«Обращаюсь к Вам с просьбой о содействии и помощи в связи со своей работой по истории Нерчинска. Из одной газетной статьи С.Н. Маркова я узнал, что Вами обнаружен новый вариант «Жития протопопа Аввакума», в котором есть некоторые живописные подробности о путешествии Аввакума по Нерче-реке. Хотелось бы узнать детали эти по первоисточнику – прямо от Вас – и с Вашего позволения привести их в книге.
Возможно, что Вам известны какие-нибудь сведения о сибирской жизни старых русских людей, еще не известные в сибиреведении. Я был бы Вам горячо признателен за подсказку и совет. Меня особенно интересует Восточная Сибирь, а в ней Забайкалье. О Вашей замечательной работе по разысканию древних источников мне много рассказывали А.В. Храбровицкий и другие. Хорошо бы такие розыски начать и у «семейских» по Чикою. Года четыре назад в тайге там нашли целую библиотеку старых книг, включая рукописные. Часть этих ценностей я видел на столах в Бурятском институте культуры в Улан-Удэ на просушке и сортировке. Но надо знать уровень культуры бурятских деятелей, часто настроенных узко-националистически, чтобы не сомневаться в полном непонимании их к тому, что может быть выявлено из-под оболочки канонических сочинений старообрядцев. Тут нужен Ваш глаз и Ваше чутье.
Еще одна деталь. Случайно мне пришлось прожить день в городе Буй Костромской области. Там, конечно, я побывал в местном музее, весьма миниатюрном и довольно бедном. Однако, там есть какие-то старинные рукописи. Особенно мне запомнился отлично написанный лечебник с детальными характеристиками лекарственными растениями. Говорили, что рукописные книги там не редкость. Возможно, что это вне Ваших интересов, но в Буе рукописи вообще могут пропасть. Кому-то надо все это учесть».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.106).
Из письма В.И. Малышева от 9 мая 1959 года.
«Действительно я опубликовал в VIII томе «Трудов отдела древнерусской литературы» отрывки из новой редакции «Жития» Аввакума, в которой есть новые эпизоды из его жизни на Нерче-реке. Этот том в Кирове есть в областной библиотеке. Других материалов о Нерчинске не знаю. В Ленинградском отделении института истории АН СССР, в архиве, есть ряд документов, связанных с Нерчинском, но что это за документы не помню.
В Буй написал письмо».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.108).
Из открытки В.И. Малышева от 10 ноября 1966 года:
«Что же касается рукописных книг и вообще печатной и письменной старины в Вятском крае. Она до сих пор имеется в селениях края со старообрядческим, в прошлом, населением. По моим сведениям ее сохранилось еще достаточно. Надо оберегать ее от уничтожения и скорее собирать ее в архивы, музеи и библиотеки.
В Кировской области письменная и печатная старина может еще быть в Омутнинске, селах Бураши, Копдоновское, деревне Черная Тучка Мурашинского района, селах Тушка Малмыжского района, Немда Уржумского района и других местах. Рукописи найдутся самого различного содержания»
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.126, л.18).
Из открытки В.И. Малышева от 27 мая 1968 года.
«Я собираю об Аввакуме все, все, даже мелкие газетные информации об изданиях и трудах, связанных с ним. Собираю высказывания писателей, поэтов, ученых об Аввакуме, упоминания Аввакума в стихах, печатных и рукописных, сведения по иконографии Аввакума и так далее. Все примечайте для меня (как это делает А.В. Храбровицкий). А за эту справку спасибо.
А.А. Осокина надо искать в трудах по певческому искусству: Смоленского, Преображенского, Металлова, Разумовского, Сахарова и других. А я посмотрю у себя, спрошу у знакомых и, если найду, сообщу Вам.
Михаил Павлович Алексеев все получил. Собирается Вам послать корректуру или оттиски Вашей статьи. Другую статью он собирается послать в Москву, так как «Русская литература» уже сформирована по №1 за 1969 года».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.95).
Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Малышеву от 29 сентября 1968 года.
«Недавно я побывал в Лальске. Надо бы там поработать. На кладбище много стихотворных, очень талантливых надписей. Многие трудно прочесть, так как камень затянут лишайником. Не посоветуете ли, где прочесть о технике копирования этой эпиграфики. Делают, кажется, эстампы? Методику найти не смог.
Сегодня получил оттиски своей заметки во «Временнике Пушкинской комиссии». Передайте, пожалуйста, мою глубокую благодарность С.А. Пини. Видимо, академические традиции еще живы…».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.86).
Из письма В.И. Малышева от 6 октября 1968 года.
«О технике копирования посмотрите: Шляпкин И.А. «Русская палеография» (СПБ, 1913)».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.90).
Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Малышеву от 30 октября 1968 года.
«Сообщите, пожалуйста, где можно прочесть подробнее об Александре Вятском. Может статься, что у нас найдутся нити и к Аввакуму…
Музей наш официально открылся. Но бедность наша не поддается описанию. Присланная Вами Ланская лежит в витрине: в Вятке тоже бывали красивые женщины».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.87).
Из письма В.И. Малышева от 22 января 1970 года.
«Не согласен с Вами в одном. В центральные хранилища посылать рукописи надо. А вообще Вы делаете совершенно верно. Пройдет еще несколько лет, и искать рукописи будет поздно. Сейчас их еще много, много, в том числе и в Кировской области».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.89).
Из письма В.И. Малышева от 3 февраля 1970 года.
«Я за то, чтобы все музеи и районные архивы собирали рукописи и хранили их у себя, но хорошо. Так, чтобы они были доступны и известны ученым. Я противник опустошения музеев и библиотек, того, как это делает Публичная библиотека, ГБЛ и другие. Но не надо и мешать собиранию рукописей центральными учреждениями».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.85).
Из письма В.И. Малышева от 18 апреля 1971 года.
«У Арсения Несмелова я знаю только одну поэму «Протоптица» (Харбин, 1937). Хорошо знает его и его творчество Всеволод Никанорович Иванов из Хабаровского отделения Союза писателей.
У нас кировских рукописей нет. Их много в БАН. Они Вам окажут помощь, сделают репродукции со своих книг».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.91).
Из открытки В.И. Малышева от 18 мая 1973 года.
«У Вас краеведческая, вятская литература под рукой. Не очень затруднило бы Вас, сообщить мне в каком районе области находится село Долгушино, старое ли оно (с какого века), есть ли еще селения под таким названием в крае. Фамилия Долгушин довольно часто встречается в Кировской области, а в каких больше районах? Был, кажется, заводчик Долгушин. Не встречается ли эта фамилия в документах XVI века? Вот сколько Вам вопросов. Это Вам в наказание за то, что Вы не попросили нас известить о Вашем 60-летии. С запозданием мы послали Вам маленькое приветствие на областную библиотеку».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.105).
Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Малышеву от 24 мая 1973 года.
«Навел справки о Долгушиных. Фамилия частая, особенно в ближайших к Вятке селениях. По спискам населенных мест 1855-1873 годов (самым полным) есть деревушки Долгушинские в бывшем Вятском уезде (в 15, 19 и 20 верстах от Вятки) и одна в Котельническом уезде (в 22 верстах от Котельнича). Много Долгушиных вышло из села Волково Слободского уезда (среди них был и промышленник). В начале XX века там и поп был Долгушин. Относительно древности деревушек и первых Долгушиных сведений нет. Наши спецы тоже ничего не ведают. Сел (и храмов) Долгушиных нет, а в отношении старообрядцев сами знаете, печатных источников почти не появлялось…
Как Вы оцениваете работы В.И. Огнева, в частности его «Страницы из истории книги на Руси» (Вятка, 1880)? Я хотел бы написать о нем, как библиофиле. По-моему, он ученик И. Порфирьева из Казани. Здесь в Вятке он имел превосходную библиотеку, частично сохранившуюся у внучек. Рукописей там нет, но были».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.102).
Из письма В.И. Малышева от 28 мая 1973 года.
«Спасибо Вам за справку о Долгушине. Работу Огнева я просматривал, но очень давно и теперь не помню. Написать о нем, как библиофиле надо, конечно, и скорее. По-моему, тоже, он ученик И. Порфирьева. Не забывайте моего Аввакума.
Сегодня у меня был Борис Петрович Полевой и очень интересовался Вашей библиографией. Если библиотека сохранила экземпляры, пошлите ему.
Я сегодня пошлю Вам заказной бандеролью «Словарь по «Слову». Сообщите о получении».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.103).
Из письма В.И. Малышева от 26 февраля 1974 года.
«Помогите общему делу. В журнале «Человек и закон» 1974, №2, напечатано мое письмо о проходимце М.С. Севостьянове, торгаше рукописями. Борюсь я с ним давно. Большой он вред наносит нам. Пришлите, пожалуйста, отклик в журнал. Вы знаете что написать. Человека этого надо остановить».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1а, д.18, л.160).
Из открытки В.И. Малышева от 22 марта 1975 года.
«О Долгушиных надо искать в старинных вятских платежницах, переписных книгах, разных дозорных описях и так далее. Мне что-то кажется, что Юрий Долгушин был выходцем из вятских земель. Если поискать в ЦГАДА, то, может быть, его можно и найти. Но это работа очень большая, охота с большим риском. По старообрядческой линии его искать не следует. Я теперь буду примечать его имя и сообщу Вам, если что-нибудь найду».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.98, л.83).
А совсем недавно мне прислал воспоминания о встречах с В.И. Малышевым давний знакомый Е.Д. Петряева – Александр Хаимович Горфункель.
Он родился 11 июля 1928 года в Ленинграде. Его отец занимался литературным творчеством, и первые свои опыты посылал В.Г. Короленко, от которого получил положительный отзыв (в письме, которое впоследствии отдал наследникам писателя).
Во время войны вместе с матерью и сестрой был эвакуирован в Удмуртию, в город Глазов, где они жили несколько лет.
В 1950 году окончил Ленинградский университет.
В 1950-1962 годах работал в архивах в Ленинграде.
В 1962-1984 заведовал Отделом редких книг и рукописей Научной библиотеки Ленинградского университета.
С 1984 года — старший научный сотрудник Государственной публичной библиотеки (ГПБ), а с 1988 года — заведующий сектором редких книг и книговедения ГПБ (с 1992 года – Российская национальная библиотека).
В 1992 году по рекомендации академика Д.С. Лихачева был избран членом-корреспондентом Российской Академии наук.
В 1993 году Горфункель переехал вместе с женой из Санкт-Петербурга в США (штат Массачусетс).
Там он был принят в центр Российской истории при Гарвардском университете, где стал заниматься изучением жизни и творчества русского философа и поэта XVII века Яна (Андрея) Белобоцского.
Автор более 300 научных работ, в том числе монографий: «Джордано Бруно», «Томмазо Кампанелла», «Гуманизм и натурфилософия Итальянского возрождения», «Философия эпохи Возрождения», «Неотчужденная ценность». Делал переводы с латинского и итальянского языков произведений мыслителей Средних веков и Возрождения. Жена — исследователь искусств, художница Роза Михайловна Коваль, тридцать лет проработавшая в Эрмитаже. Она является автором книги «Русский Север: Кириллов. Ферапонтово», а также многочисленных статей по декоративно-прикладному искусству. После переезда в Америку продолжила заниматься керамикой, писать статьи.
Вот эти воспоминания.
«Журналист» и «Вася-мореходка»
Моя первая (и единственная) археографическая экспедиция с Владимиром Ивановичем Малышевым состоялась летом 1968 года. Мы со студентом Исторического Факультета Владимиром Ивановичем Мажугой приехали в Усть-Цильму загодя, и успели побывать в доме Василия Игнатьевича Лагеева (прозванного в народе «Васей-мореходкой», кажется из-за его плавания по северным морям). Я превосходно знал этот дом и его хозяина, старообрядческого наставника, «митрополита всея Усть-Цильмы», как любил в шутку именовать его Владимир Иванович. Он всегда на это отвечал: «Ты не зови меня, Владимир Иванович, митрополитом, а зови отцом духовным». Участники экспедиций не выходили из этого дома, не будучи нагруженными рукописями и старопечатными книгами XVI-XVII вв. (никаких денег за «передачу для науки» В.И.Лагеев никогда не брал). Я знал, что Владимир Иванович никогда не приходил в этот и в другие дома своих старых, с 1930-х годов, друзей без серьезных подарков (в те времена это могла быть и дефицитная клеенка, и лекарства, полученные в Ленинграде, и советы врачей по более серьезным заболеваниям). Побывавший за год до этого в Усть-Цильме мой друг кинематографист Я.Л.Бутовский не только сфотографировал В.И.Лагеева, но и взял у него две маленькие фотографии его и его жены с тем, чтобы в Ленинграде увеличить их и прислать с нами.
О себе Василий Игнатьевич рассказывал немного, но мы знали от него, что пришлось ему побывать в ГУЛАГе (на Соловецких островах), и что в последние годы местное начальство потребовало от него прекратить наставническую деятельность, как он говорил, «отказаться от Бога». А когда он на это решительно не пошел, у него отобрали пенсионную книжку и лишили государственного вспомоществования.
Владимир Иванович Малышев приехал через несколько дней, но не один, а в сопровождении известного писателя, переводчика с английского и славянских языков, журналиста – назовем его для краткости Ж.
В первый же день Владимир Иванович побывал у В.И.Лагеева, передал какие-то подарки и договорился, что мы придем к нему вечером на следующий день. Обедать мы пошли в здешнюю столовую. Владимир Иванович потребовал от официанток водки, они говорили, что до какого-то часа это не положено, он только рассмеялся, и бутылка появилась на столе.
Следующий день был посвящен предстоящему визиту. С утра Владимир Иванович тщательно и долго мылся у рукомойника, брился. Чистил ботинки. Надел белую отглаженную рубашку.
У входа в дом Василия Игнатьевича нас встретила бывшая жена другого известного старообрядца, Сидора Ниловича Антонова, недавно оставленная им (старообрядцы были не только «беспоповцами», но и «безбрачниками», и разводы у них случались, хотя и не чаще чем, у безбожников). Она сокрушалась: «Он мне говорит, что у меня телосложения не та. А я говорю, что ж тебе раньше-то моя телосложения годилась, а ныне нет». Владимир Иванович отнесся к печалям с должным вниманием и даже пообещал поговорить с виновником семейного раздора. В деревню Скитскую, где жил С.Н.Антонов, мы попали несколько дней спустя. Название было не случайно: в этой деревне когда-то произошло одно из самых известных самосожжений старообрядцев XVIII века. Странным образом почти рядом с былым скитом на столбе была прибита надпись: «Граждане! Лес наше богатство. Берегите лес от пожаров». Но разговоров с С.Н Антоновым, где мы собирались остановиться, известным охотником и хранителем старых книг, не получилось. Владимир Иванович оставил нас у огорода, и пошел в хорошо знакомый ему дом. Но там его встретила новая жена наставника, с которым так и не удалось объясниться, была она пьяная и размахивала топором. Через несколько минут Владимир Иванович вышел из дома, махнув рукой, и мы отправились переночевать к другому его давнему другу, где нас приняли с полным радушием.
После небольшой беседы с бывшей женой С.Н.Антонова мы вошли в дом «митрополита всея Усть-Цильмы». Было нас четверо – В.И.Малышев, Ж., студент В.И.Мажуга и я. В доме нас встретили несколько гостей.
Мы устроились за столом, пошли разговоры о жизни и разных новостях (Владимир Иванович несколько лет не бывал в Усть-Цильме). Появилась водка (или разбавленный спирт), пироги, рыба и иная закуска, все шло своим чередом. Я сидел рядом с Василием Игнатьевичем, тут же был студент, напротив нас – В.И.Малышев и Ж.
И вдруг, к тому право же не было особых причин, да и разговор был, естественно, крайне далек от политики и даже от здешних начальственных дел, Василий Игнатьевич наклонился ко мне и вполголоса сказал: «Тебя я знаю, молодого человека – тоже знаю (речь шла о В.И.Мажуге, не в первый раз оказавшегося в Усть-Цильме: он был там еще в 1967 году - А.Г.), Владимира Ивановича знаю давно, а вот этого – нет, не знаю», с оттенком явного неодобрения. Я попытался объяснить ему, что, «дескать, Владимир Иванович к Вам худого человека не приведет».
Но старик не унимался. «Вот мы тут с тобой говорим, а у него машинка все пишет». Сперва я не понял, о чем идет речь, но выяснилось, что В.И.Лагеев имеет в виду какое-то тайное записывающее устройство. Вероятно, какие-то слухи о подобных «аппаратах», которые все прослушивают, дошли и до северных деревень.
Я удивился этой подозрительности, но, признаться, все же, не
придал ей большого значения, и отнес ее к лагерному опыту моего собеседника. И все же это беспокойство при взгляде на неизвестного гостя надолго запомнилось мне.
Ж. пробыл с нами еще несколько дней, ходил с В.И.Малышевым по крестьянским домам, мылся в здешней бане. А потом, интересуясь судьбой Аввакума, отправился в необитаемый Пустозерск. В его планах было написать о нем книгу (это и было причиной его поездки), и он хотел побывать на месте сожжения мятежного протопопа. В дальнейшем он опубликовал жизнеописание Аввакума Петровича.
Я видел, как Ж. с вниманием читает незадолго до этого вышедшую в Минске книжку И.Бегуна; я хорошо ее знал: в библиотеке я ее просматривал на выставке новых поступлений, у меня с детства сохранялась способность узнавать книги по внешнему виду и обложке. Формально сочинение было посвящено критике «сионизма». Но на самом деле это был антисемитский памфлет, где агентами сионистов оказались и Парижский архиепископ А.Ж.М. Люстижер (спрятанный в детстве от нацистов в монастыре, он перешел из иудаизма в католичество, а много позднее стал кардиналом).
И канцлер ФРГ Вилли Брандт, принесший цветы к памятнику героям восстания Варшавского гетто, и Марк Шагал, расписавший церковь во Франции и плафон Оперного театра в Париже, и английская королева Елизавета II.
Позднее Ж. с женой приехал в Ленинград и остановился в доме Владимира Ивановича. Надо сказать, что его небольшая двухкомнатная квартира часто служила прибежищем для многих его знакомых. И тут сложилось крайне неприятное положение. Оказалось, что жена журналиста, обнаружив в кухне у Владимира Ивановича полное, с ее точки зрения, безобразие (там были какие-то пакеты с крупами, давно отслужившими свой срок), решила навести там порядок – забыв, или, вернее, не зная старую заповедь северных крестьян, которую нам пришлось не раз услышать: «Будьте как дома, а в кладовку не лезьте!».
Возвратившись домой, Владимир Иванович пришел в ярость и, недолго думая, выгнал гостей. Так я сам от него слышал; по правде говоря, этот приговор по поводу такого, все-таки мелкого самоуправства, мне показался слишком суровым, хотя и был вполне понятен в связи с нарушением правил частной жизни. Некоторое время спустя я узнал от Якова Соломоновича Лурье более полную версию происшедшего в квартире: по его словам, «пока мадам наводила порядок на кухне, месье заинтересовался содержимым письменного стола». Как известно (и В.И.Малышев никак этого и не скрывал) он переписывался с писателями-эмигрантами за границей и печатал в тамошних русских газетах сообщения об археографических находках.
В 1977 году, когда проходили первые Малышевские чтения в Пушкинском Доме, туда приехал и Ж. Он попросил В.П.Бударагина дать ему слово в выступлениях, но тот никак не внял этой просьбе – полагаю, имея в виду отношение к оратору самого Владимира Ивановича. В дальнейшем Ж. написал книгу о Владимире Ивановиче Малышеве; было в ней и несомненное восхищение необычным человеком, но, к сожалению, перемешанное с всякими сплетнями и разбавленное рассуждениями об известной фальшивке – так называемых «Велесовых книгах» – одно это отвратило бы персонажа жизнеописания, более всего почитавшего точность и честность в науке.
Но у этой истории оказался и эпилог. В 2003 году вышла книга С.Н.Семанова о Ю. В. Андропове.
По некоторому поводу там было рассказано о писателе Ж., как об авторе многочисленных сочинений на самые разнообразные темы, от исторических повестей до пылких статей с обличением «международного сионизма». Где кознями сионистов объявлялись и выстрел Каплан в Ленина, и мятеж в Венгрии, и убийство президента Кеннеди, и все, что могло попасть под его не слишком требовательную руку.
Отмечу, что и сама книга С. Н. Семанова отличается сходными чертами. Но дело не в этом. Там же автор говорит о Ж.: «его связь со спецслужбами даже не очень скрывалась». Полагаю, что по ряду особых причин автор в этом отношении заслуживает доверия.
Чутье старого зэка с Соловецких островов – «Васи-мореходки», Василия Игнатьевича Лагеева его не подвело».
Александр Рашковский, краевед, 8 апреля 2016 года.
К данному материалу не добавлено ни одного комментария.