В монографии уроженца Песковки Фофанова Владимира Анфимовича «Омутнинский край» (Песковка. Омутнинск, Москва: Самиздат, 1967 г) описывается один эпизод из жизни рабочих времени строительства завода в Омутнинске. Его описание тех событий опирается на воспоминания «96-летней бывшей крепостной Епифановской* Е.П.» в июне 1928 г. Это скорее всего Епифановских Екатерина Ефимовна (1834 г.р., Упоминается в 2 документах), которой к 1928 году действительно было более 94 лет, если принять во внимание ревизии 1834 и 1850 годов. Других персон-кандидатов нет, - иные либо по возрасту значительно не подходят, либо умерли до 1928 года. Что касается отчества на букву «П» - запишем это в загадки или ошибки.
В этой Фофанов В.А. упоминает некоего мастерового Рябова. А события происходят в первый год пуска завода, в 1775 г. Сопоставляя описываемые события, время и фамильное древо Рябовых приходим к выводу: наиболее вероятной фигурой «бунтаря» Рябова в этом эпизоде был Рябов Алексей Данилович (1731 – 1789, Упоминается в 8 документах, родился в Иргинском заводе) и его дочь - Степанова (Рябова) Татьяна Алексеевна (1764 г.р., Упоминается в 3 документах).
Далее цитируем по книге:
«Завод был пущен по старому суеверию в субботний день, как, якобы, самый счастливый день недели. Осенью 1775 года завод дал первую плавку чугуна. На заводе, в первые его дни, работало мастеровых: собственных 292, вечноподданных 86, крепостных 61, вольнонаемных 20, всего 459 человек.5 Зарплата рабочих-мастеровых была 23 - 27 копеек в день. Заводчик Осокин* и заводское начальство, представители канцелярии вятского воеводы и горного управления и другая знать праздновали день пуска завода.»
---
*Осокин Иван Петрович, первый владелец Омутнинского завода (1745 - 1808 г)
---
"Этот день празднества длился целую неделю. Целую неделю разгульная компания творила издевательства над беззащитными рабочими и их семьями. Выгоняли иногда на смотр крепостных девушек и женщин, осматривали внешне их и тащили выбранную жертву на свою гулянку. Вливали насильно в рот водку и под оглушительный смех выталкивали на улицу. Всех, кто сопротивлялся этим развлечениям и кто протестовал, тащили на северную гору и там подвергали телесному наказанию. Лились рекой вино и водка-анисовка, визжала охрипшая гармошка и загробно гудела песня пьяных гуляк. Тенорок услужливого дьякона запевал:
"Живем сегодня хорошо,
Завтра будет лучше.
Дайте чарочку еще
Да влейте щей погуще"
Припев подхватывал пьяный хор:
"Слава матушке-царице!
Пусть она живет века,
Во большой своей столице.
Как бы отзвуком загробной песни, на северной горе день и ночь лились слёзы, раздавались крики и стоны, а Карепанов* привычной рукой, по счёту, и без счёта, порол невинных людей. Крепостные и собственные рабочие работали на заводе ещё мало и не могли найти общий язык для защиты. Да и большинство рабочих боялось говорить о своих обидах. Кроме того, часть рабочих были староверами; в силу своих обычаев они не могли общаться с другими рабочими, а должны были оставаться смиренными и покорными. В самый разгар песни, когда хор воспевал «славу матушке-царице», в дом вошёл полураздетый и босой рабочий Рябов. Песня смолкла. Все с удивлением смотрели на внезапно появившегося рабочего."
- - -
* Корепанов – скорее всего кто-то из братьев: Корепанов Николай Васильевич (1831 г.р.), Корепанов Василий Васильевмч (1841 г.р.) Корепанов Матвей Васильевич (1843 г.р.). Братьям Корепановым ко времени описываемых событий было от 34 до 46 лет.
- - -
"Рябов вышел на середину комнаты и, обращаясь к заводчику, заявил свой протест, что он прибыл на завод, чтобы честным трудом заработать кусок хлеба, а здесь пытались опозорить его дочь. «По какому праву, – спрашивал Рябов, – поднимаются руки хозяина на рабочих?» Все были поражены таким протестом, а заводчик позеленел от злости, что на его заводе нашёлся такой крепостной, который в присутствии таких почётных гостей предъявляет ему претензии неслыханной наглости. Заводчик потребовал стать на колени и просить прощение. Однако Рябов наотрез отказался. «Жару ему, поддать, жару!» – кричал под столом пьяный дьяк. Осокин приказал наказать наглеца. Рябова схватили охранники и потащили на северную гору.
Сам заводчик Осокин решил проучить Рябова, чтобы другим было неповадно. Изъявили желание посмотреть на это «развлечение» пьяный дьяк и другая заводская знать. На трех колясках подъехал заводчик со своей компанией на северную гору. Сюда были согнаны все жители землянок и шалашей. При появлении хозяина все сняли шапки, не снял лишь один Рябов. «Шапку долой» – кричал всё тот же дьяк. Но Рябов даже не пошевельнулся. Кат стащил с Рябова все лохмотья. Сильным ударом он свалил Рябова на скамейку. Заводчик приказал дать Рябову 100 розог. Взвизгнули в воздухе розги и со свистом стали отсчитывать удар за ударом. «Жару ему подбавьте, жару!» – петухом кричал дьяк. Тело Рябова вздрагивало, синело и покрывалось кровавыми ранами. После 100 ударов заводчик опять потребовал встать на колени, но Рябов вторично отказался. Заводчик приказал дать Рябову еще 100 розог. Опять засвистели розги. «Жару поддайте, жару!» – всё кричал дьяк.
Вся спина Рябова до пят покрылась кровью, а окровавленная голова свисла со скамейки. После двухсотого удара посиневшее – тело Рябова уже больше не вздрагивало. «Запороли, убили!» – раздался душераздирающий крик жены Рябова*. Рабочие заволновались, загудели. Только теперь заводчик Осокин вспомнил урок волнения рабочих на Ижевском и Боткинском заводах Вятской губернии 1761 года, волнение на уральских и приуральских заводах 1773 года, а особенно страшным стало для него восстание в Елабовском уезде Удмуртии под руководством удмурта Артемьева. Наконец, с дрожью вспомнил он о крестьянской войне, вспыхнувшей в сентябре 1773 года под руководством Емельяна Пугачева. Хмель прошел, как не бывало. Хитрый офицер учел обстановку, по военному, но не по военному трусливо, со всей своей ватагой уехал без оглядки.
- - -
Жена Рябова – скорее всего Рябова (Свешникова) Евдокия Гавриловна, 1732 г.р. Упоминается в 7 документах. Родилась в Иргинском заводе, посадская с Кунгурского уезда.
- - -
"Рабочие холодной водой привели Рябова в сознание, надели на него одежду и посочувствовали, а женщины долго плакали, но сделать больше ничего не могли. Они должны быть смиренными, а жаловаться на заводчика было запрещено. Придя в себя, Рябов при помощи рабочих поднялся и, напрягая все свои силы, призывал рабочих совместными усилиями протестовать против самодурства и издевательства заводчика. Рябова прозвали после этого наказания «жареным». Это прозвище унаследовали потомки Рябова. И теперь в Омутнинске еще помнят это роковое прозвище. Таким злосчастным для рабочих был день пуска завода, которого они так терпеливо ждали в течение двух лет. Вместо обещанных больших заработков рабочие получили истязания и голодную жизнь.
С большими дарами заводчика Осокина уехали представители провинциальной канцелярии и Горного управления. Дьяк был доволен тем, что спал под столом в луже своих грехов. Гора на северной стороне завода стада злосчастным местом; рабочие назвали ее «Корепановской горой». Она оставалась и в дальнейшем злосчастной: там было кладбище, которое как бы продолжало горе и несчастья, производимые ранее палачом Корепановым. Так с произвола, издевательств и обмана рабочих, на взятках и подкупе началась производственная деятельность Омутнинского завода."
В воспоминаниях Якова Минеевича Токарева (1897 г.р. Упоминается в Посемейных списках 1917 и 1922 годов и в множестве документов, связанных с революционными событиями 1917 года):
«По Залазнинской дороге, на реке Каменке, находился починок Васи Жаренки (наст. фамилия Рябов*). Хутор горел, отсюда и прозвище.»
- - -
*Рябовых Василиев было 19 человек, поэтому не представляется возможным уточнить, о ком именно говорил Яков Минеевич. Тем более неизвестно, когда был пожар на хуторе у Василия Рябова. В списке населенных мест Вятской губернии 1905 г (ЦГАКО. Ф.574. Оп.2. Ед. хр. 617/2. Лист. 786) упоминается выселок Рябова (Жаренный) Глазовского уезда Омутнинской волости, дворовых построек – 1, мужчин – 3, женщин – 1.
- - -
Таким образом, вполне возможно, что два эти события не связаны друг с другом.
К данному материалу не добавлено ни одного комментария.