Закамские посёлки Кайского края

Закамские посёлки — собирательное название нескольких удалённых посёлков, затерявшихся в красивых таёжных лесах северо-востока Кайского края. Закамские — это значит за рекой Камой, что в своём стремительном течении взрезает часть Верхнекамского района, оставляя на том берегу, словно бы на острове, часть жилых поселений.

Сосновые боры с изобилием грибов, уютно устроившихся под сенью деревьев в мягком ковре беломошников, перемежаются там топкими торфяными болотами, по сезону усыпанными дикорастущей северной клюквой или морошкой. Быстрые лесные речки с прозрачным, местами каменистым дном и сотни песчаных дорожек будто паутиной оплетают эти северные леса.

Дальше только непролазная тайга, до обжитых мест пермяков и коми довольно далеко и не всегда можно проехать. Весной, когда разбирают временную переправу через Каму, связь с большой землёй осуществляется только лодочным сообщением и жители закамских посёлков остаются словно в ловушке на долгие недели половодья, что только способствует скорейшему запустению этой местности и уходу людей в более подходящие для жизни места.

Когда-то здесь кипела жизнь, работали могучие леспромхозы, занимаясь в промышленных масштабах лесозаготовкой для большой развивающейся родины. Дорог почти не было, лес вывозился по великому множеству ныне не существующих узкоколеек и далее с помощью молевого сплава отправлялся вниз по Каме для дальнейшей переработки вылавливающими его там, внизу, предприятиями.

Давно уж не слышно здесь мерного перестука колёсных пар на стыках рельс и грохота сцепов, нагруженных лесом, не раздаётся звонкий гудок мчащегося дизельного тепловозика.
Лес ещё возят автотранспортом, но это лишь крупицы от былого размаха и изобилия.

Посёлков раньше было больше, жили в них как вольные граждане великой державы, так и те, кого эта держава обрекла на кандалы в виде поперечной пилы, топорика или карапульки для сбора живицы, смолы из стволов сосен.

Теперь же их осталось пять, как пальцев на руке, и хоть времена расцвета уже давно прошли, а золотой век канул в Каме вместе с уплывшим в сплав лесом, но не совсем ещё захирели Чус и Ожмегово,Камский и Тупрунка, да и в Перерве ещё живёт несколько человек, что говорит о том, что суть человека — держаться за свои корни, и люди до последнего отчаянно не хотят уезжать и бросать отчий дом, а пока есть жители, будут стоять и посёлки.

Места там уж больно красивые, леса светлые, воздух свежий, оттого и бываю там каждый год по разным поводам и без. А в этот раз, заправив с вечера старенький но проворный «ИЖ-Планета-5″ с коляской, я и мой товарищ Борис отправились туда на выходные, да ещё с двумя ночёвками, задавшись целью побродить по посёлкам, пообщаться с старожилами, заснять, увидеть, ну и в промежутках посидеть у костерка на берегу речки, заедая водку мясом, а конфеты колбасой, отоспаться на свежем воздухе, повстречать рассветы на Каме и просто прокатиться в дружеской компании.

Дорогу по случаю подлатали, наставив хоть и не прочных, но на время спасающих от глубоких ям асфальтовых заплат. Доехали довольно быстро, два часа — и вот мы уже на берегу Камы, недалеко от посёлка Чус.

Пройдясь по вечно новому и в простонародье многострадальному чусовскому мосту, мы начинаем искать место для первой ночёвки, уже смеркается.

Кстати, про мост. Нельзя не упомянуть об одном из чудес Верхнекамья. В своё время советская власть не успела построить в этом месте капитальный мост, долгие годы пользовались понтоном, который убирали на зиму и половодье. В какой-то момент очередная понтонная переправа отжила свой век и не нашлось возможности приобрести или соорудить новую, и в ход пошёл деревянный низководный мост, с разборным на время паводка верхним настилом, на что ежегодно из бюджета района выделяются очень немалые деньги. Ну, а Кама — река строптивая и, как водится, не оправдывает ожиданий, смывая сваи, забитые в дно реки, — по один год даже все до единой. Но как бы то ни было, пусть порой и дольше чем хотелось бы, но мост вновь собирается по частям, и жители отрезанных рекой посёлков кипящей волной устремляются в район, седлая свои авто, ещё до паводка перегнанные на противоположный берег.

Мы же находим хорошее место для ночёвки на самом берегу, ставим палатку, разжигаем милый сердцу костерок, наливаем в стопочки веселящей душу слезы (по чуть — чуть, только для лучшего сна), достаём припасённые яства из тугих рюкзаков и за разговорами коротаем вечер.

Ночью местная молодёжь, видимо, справляла шабаш по соседству, валили лес на три бензопилы, судя по крикам — прыгали через костёр и боролись с зелёным змием почти до утра, но свежий воздух и усталость от дороги сморили нас, не смотря ни на что.

Рано утром, как только осеннее солнце стало проглядывать из за горизонта, мы вылезли из палатки и, не переставая дивиться красотой и блеском холодной росы на уже кое-где пожелтевшей листве, первым делом спустились к речке, чтобы умыться холодной водой. Собственно, вода тут не столь чиста и прозрачна, как в верховьях реки, играет роль соседство с торфяными болотами, но и далеко не такая как в низовьях, где рыба гниёт на ходу.

Напившись ароматного чая у потрескивающего костра, заводим мотоцикл и выезжаем.

Первый населённый пункт нашего путешествия — это посёлок Чус, что находится на противоположном берегу Камы, примерно в 70 километрах от точки нашего старта в райцентре Кирс.

Въезжаем на окраину посёлка. Народ в большинстве своём ещё спит или уже отправился по лесным делам, благо гриб и ягода нынче в цене, да и урожай их уродился.

Оставив железного коня у первого забора, идём исследовать посёлок.

Широкие и отгрейдированые улочки, местами покосившиеся, но ещё довольно крепкие заборы, двухквартирные деревянные домики, запустения не чувствуется, не смотря на почти отсутствующих в данный момент на улицах людей.

Привлекло внимание обилие старого автотранспорта, как на улицах, так и в огородах, причём часть ещё на ходу.

А уж что подивило, так это новёхонький современный грузовой автомобиль ГАЗ пожарной лесной охраны — будто бы с обложки глянцевого журнала предстал он нам.

Проходим мимо небольших местных магазинчиков, не сомневаясь, что цены здесь низкие и полки ломятся от разного рода дефицитных товаров, ведь леспромхоз, ведь снабжение… стоп, это пьеса из детства 25-летней давности.

Минуем  детсад с большим и творчески построенным детским городком, школу с её красивым садом, полным цветов.

Всё это радует, ведь значит, что в будний день по посёлку разливается не только крик петухов поутру и лай дворовый кабыздохов, а звонкие ребячьи голоса несутся по округе, оглашая окрестности и вторя гулким эхом по соседним лесам, мол, не ушла ещё жизнь из Чуса.

Проходим разные конторы, где, по всей видимости, и сейчас в высоких кабинетах обитают ответственные товарищи, и неизменный красный телефон машет нам вслед.

Едва ли не единственное оставшееся в посёлке кирпичное здание — это контора ОАО  «Кай», лесозаготовительный гигант местного масштаба.

Долго ли, коротко мы ещё скитаемся по улицам посёлка, но вот у большого общественного колодца встречаем местную жительницу. Женщина катит в железной тачке здоровую алюминиевую флягу, дабы наполнить её чистейшей колодезной водичкой.

Завязывается разговор, женщина очень радушно отвечает на наши вопросы, рассказывает о посёлке.

В былые годы он процветал, народу было куда больше, да и домов с улицами тоже, всё работало, кипело.

Было своё градообразующее предприятие — мощный Кайский леспромхоз (от которого и по сей день осталось то самое ОАО «Кай»), Илекская узкоколейная железная дорога, по которой вывозился лес вплоть до середины 1970-х годов.

Теперь же, как и везде в сельской периферии, всё потихоньку рушится, молодёжь уезжает, старики, отжив свой век, уходят, работы на всех не хватает. По некоторым сведениям, жителей в посёлке осталось человек 300 с небольшим гаком, много пенсионеров, мало молодых.

Но в этот солнечный день не хочется думать о плохом, вот и коровки, выгнанные хозяевами на выпас, потянулись к лесу, мотоцикл промчался, вздымая клубы пыли и неся молоденького паренька, нет, не за вином, а на рыбалку на Каму, за щурятами и окушками, петухи уже устали драть глотку и первые лесовозы потянулись в делянку.Встрепенулся посёлок ото сна, загудел многоголосьем жизни.

Наш же путь лежит дальше на восток, в глубь начинающихся здесь закамских сосновых боров, а широкая и ровная песчаная дорога подхватывает наш мотоцикл, и мы мчимся в свежести утра по лесам и долам к следующему пункту на карте.

Разогнались, конечно, хорошо, кроты траншею вырыли на идеально ровной до того дороге. Тряхнуло хорошо, в клубах пыли я успел заметить удаляющийся силуэт мотоцикла и спину Бориса, не сразу заметившего меня, уже сидящего не на сиденье сзади, а в той самой траншее посередь дороги. Ну ладно хоть заметил, а то бывало, и не спохватывался, вот так вывалив меня из седла.

Попутно заезжаем в ныне не существующий посёлок Красный Бор на берегу речки Чус.

Здесь раньше была Чусовская грибоварня и, более того, ещё в начале прошлого века отсюда осуществлялся сплав древесины.

Далее, свернув на юг с основного грейдера, катим по чуть заузившейся песчанке в сторону следующего посёлка — Ожмегово, что в километрах 20 с небольшим впереди.

Пересекаем по шатким полуразрушенным мостикам речки Чус и Кым с их бурным течением и красивыми поросшими разнолесьем берегами.

Ещё пара крутых поворотов, и мы уже на краю некогда большого, а ныне почти заброшенного лесного посёлка Ожмегово.

По преданию, назвали посёлок в честь некоего охотника, в стародавние времена жившего в этом месте.

Сам посёлок был основан в конце 1920 — начале 1930 годов как спецпоселение для репрессированных «кулаков».

Тут, собственно, жили, работали на лесозаготовке и умирали в тяжёлых условиях, строя путь в коммунизм, все не угодные советской власти элементы.

В годы войны сюда стали ссылать лиц немецкой национальности, живших до этого предположительно в Поволжье, а так же немцев, живших на Украине и других оккупированных фашистами территориях. Причём, некоторые из ссыльных с западных земель даже не говорили по-русски и имели чисто немецкие фамилии.

Был здесь и свой колхоз, снабжавший округу продукцией и, конечно же, велась лесозаготовка, отправляли лес по той же УЖД.

Теперь посёлок сильно захирел, сказалось не только то, что Кама преградила путь к большой земле, но и удалённость от других закамских посёлков и, главное, тупиковость — дальше только река да леса с болотами. Против прежних нескольких тысяч населения теперь осталось жить всего около 200 человек, и, самое печальное, после недавнего закрытия школы здесь совсем не осталось детей.

Многие улицы некогда большого посёлка просто заросли, а дома давно исчезли или стоят завалившись внутрь.

Там, где раньше были картофельные грядки, ныне поднялся трёхметровый молодой сосняк.

Приехали мы сюда в разгар дня, но народ в это время в большинстве своём отправился по лесам, побродив по полупустынным улочкам зашли в местный магазин.

Ну тут-то и нашли мы почти всех оставшихся сегодня в посёлке людей.

Места в уютном магазинчике хоть и немного, но весь ассортимент прекрасно вместился по полочкам, в том числе и вкуснейший хлеб, испечённый на пекарне, что стоит через дорогу.

Немало засмущав покупателей и продавца своими фотоаппаратами, мы купили пол-булки ржаного и вышли грызть его, ещё тёплый на улицу.

Там к нам присоединилась одна из покупательниц, пожилая общительная женщина. Пригласила к своему дому расположенному по соседству, угостила кваском на лавочке у калитки и мы долго и увлечённо общались.

Женщина эта ещё в пятидесятые приехала в посёлок, тогда здесь только началась пора расцвета. Работала электромонтёром всю свою жизнь, лазила с «когтями» по опорам ЛЭП, вешала провода. Вот разве подумаешь, что хрупкая женщина может заниматься такой работой, но как бы то ни было, ей есть чем гордиться и что вспомнить.

Попрощавшись с нашей приветливой собеседницей, мы двинулись дальше изучать широкие улочки посёлка.

В каких-то домах ещё живут, какие-то используют под дачу бывшие жители, переехавшие поближе к центру района, а третьи и вовсе пришли в упадок и захирели.

Проходим мимо почты — это, пожалуй, единственное из работающих здесь учреждений, кроме двух магазинчиков и пекарни с пилорамой. Аккуратный домик с закрытой по случаю выходного на замок дверью и неизменный красный телефон… уж больно они привлекают внимание.

По пути на реку попались старые тракторные грабли, которые я без тени сомнения и оседлал, правда, друг мой Боря что-то не захотел впрягаться и катать меня по посёлку, ну да ладно, станется с меня и фото на память.

Пройдя ещё немного, мы оказались на высоком, местами поросшем кустами берегу реки. Делая свой изгиб в этом месте, красавица Кама плавно несёт воды сквозь окрестные дремучие леса с их болотами и многочисленными озёрами-старицами. Вдали на песчаной косе виднеется стадо пасущихся молочных коровок, знать, держат ожмеговские ещё скотинку.

Раньше посёлок выходил к самой реке, теперь же с берега почти не видно оставшихся домов и улиц, но всё же одна улочка виднеется невдалеке, и приблизив крайний дом мощной оптикой, я вижу пожилую женщину с котомкой за спиной, неспешно поднимающуюся к околице родного посёлка, видимо, по грибочки сходила.

На обратном пути на улицах нам  попадаются разного рода раритетные авто, частью самодельные, вышедшие из мастерских местных Кулибиных, а частью почти музейные экспонаты отечественного автопрома, обросшие коркой ржавчины и проросшие травой.

Некоторые из них ещё послужат хозяину, а другим уже никогда не поколесить по ухабистым дорожкам и остаётся лишь смиренно ждать своего часа, с каждым годом ржавея и всё больше превращаясь в рухлядь.

Решив зайти на местную пилораму, спускаемся к ней по одной из улиц.

Но не тут-то было, проход закрыт и дома нет никто. По словам местных жителей, никто летом доски не пилит, брать гриб и ягоду в лесу куда выгодней.

Подходим к центру посёлка. Что это, нам не послышалось? Нет, из-за угла действительно выбегает стайка ребятни и, звонкоголосьем оглашая окрестность, мчится мимо. Две девчушки лет десяти и паренёк помладше.

Нет, это не то что мы подумали, эти дети лишь приехали погостить на лето к бабушкам и дедушкам, а настанет осень — разлетятся кто куда.

Вот уже я,сломя голову, несусь по улице, завидев ещё двух сорванцов, катящих не что иное как педальный железный автомобиль ещё из моего детства… дожил родимый, не изоржавел на свалке.

Но вот уж давно как за полдень, и нам пора двигаться дальше. У самого мотоцикла за нами увлечённо наблюдает тот самый мальчуган лет шести, что чуть раньше гонялся за смеющимися и удирающими от него девчатами.

Парнишка смелый и рассудительный не по годам, подойдя, здоровается, расспрашивает нас обо всём и всё время добро улыбается. Мы, в свою очередь, не можем оставить парня без гостинцев, Борис достаёт из поклажи яблочко и вручает нашему новому другу.

И вот уже позади Ожмегово вместе с улыбающимся и машущим нам вслед мальчишкой, оставшимся в памяти.

Попетляв пару десятков километров в обратном направлении, выехали опять на главную широкую грунтовку, но свернули уже к востоку и северу, в сторону самых дальних посёлков района — Камского, Перервы и Тупрунки.

Дорога почти идеально отгрейдирована, широка и накатана. По сторонам проплывают полчища грибов, внимательно за нами наблюдающих из густого белого мха, сосновые боры, обступившие с обеих сторон дорогу, то и дело взрезают тонкие нити дорог и дорожек, ведущих в самые дальние уголки таинственного леса. Мотоцикл наш, управляемый опытным ездоком, мчится, рассекая пахнущий хвоей воздух, солнце ещё очень высоко, и огромная сизая туча мчится вместе с нами, наступая на пятки.

По пути минуем несколько красивых лесных речек: Има, Жекан и Кужва — самая широкая из них и, пожалуй, самая прекрасная в своей первозданной красоте.

Через Кужву перекинулся большой железобетонный мост, и с него проезжающий путник может созерцать красавицу-реку и рыбаков внизу.

Нами было решено поехать сначала в самый дальний посёлок — Тупрунку, оставив немного в стороне Камский и Перерву, что мы и сделали, прибыв в место назначения ближе к вечеру, подгоняемые огромной тучей, полной холодного дождя.

Тупрунка — довольно большой населённый пункт по меркам района, сейчас там проживает около 200 человек, работает начальная школа и библиотека, почта и пара магазинчиков, имеется лесозаготовительная контора, ну и, конечно же, почта с красным смартфоном на курьей ножке.

Посёлок расположился на берегу здесь уже довольно широкой Камы и входит в подчинение администрации расположенного в 12 километрах п.Камского.

Образовавшись в пятидесятые годы как часть Перервинского леспромхоза, посёлок дожил до сих дней, и хотя за последние десятилетия заметно поугас, всё же не дышит на ладан, как некоторые другие поселения района.

Опять же есть дорога, проходящая сквозь него и стремящаяся в соседние пермские города и веси, а это уже не тупиковость: половина машин, попавшихся нам тут, имела номера соседнего региона.

Товарищ мой Борис сам отсюда родом, точнее, он был ещё босоногим сорванцом, когда их семью перевезли в эти места вместе со всеми жителями посёлка, расположенного на юге области.Раньше людей порой переселяли для более выгодной работы на государство, хорошо это или плохо — не мне судить.

Не успели слезть с мотоцикла, как Борис приметил старинного друга и одноклассника, и завязалась беседа.

Глядя со стороны на одногодков, было видно, что судьба потрепала неожиданного собеседника куда больше, чем Бориса.

Следующим пунктом у нас на пути был берег р. Камы. На спуске от посёлка на попалась ещё одна достопримечательность — свалка. Тут Борис, завидев кучи мусора и пару телевизоров (почти новых, наверное только с гарантии сняты, лампы торчат из брюха в разные стороны), стал радостно вспоминать прошлое, как и они раньше стаскивали всем миром мусор к реке, а Кама в разлив уносила его подчистую и растворяла в своей бурлящей пучине.

Ну, разве тут поспоришь.

По берегу раскиданы десятки сарайчиков — гаражей, судя по всему, для хранения лодок. Рыбаки ещё осенью набирают кучу припасов и уходят на промысел в эти избушки, покамест зима, закладываются в спячку, и только заиндевевшие стены снаружи говорят нам о том, что кто-то есть в берлоге. Весной же, как только вешняя вода подходит и начинает подтапливать сооружение, рыбаки выходят из долгой спячки и важно так выплывают на простор разлившейся реки.

В посёлке в это день праздник, на работу никто не идёт, все выбегают на берег и машут вслед удаляющимся челнам промысловиков-кормильцев….

… Река здесь широкая, с первого раза не каждый перепрыгнет, а не каждых тут не водится, поэтому только вплавь или на лодке. Ещё пара поворотов, и в неё впадёт довольно большой приток Порыш, а там и Весляна, превратив Каму в многоводную артерию, но это уже земли пермские, а наш рассказ не про то.

Возвращаясь в посёлок, встречаем немало древностей как автопрома, так и корабельного строительства.

В стародавние времена, почти сразу после того, как вымер последний кайский мамонт, по реке сновали катера и баржи, а порой даже целый пароход заходил в большую воду. Вот и сейчас одно изящное водное судно стоит на вечном приколе посреди улицы. Только почему местные до сих пор не ободрали старую краску, да не выкрасили катер в пёстрое разноцветье, да не вставили выбитые стёкла на место? Сие мне не понятно.Ведь живой памятник, подзалить постаментик — и красота, не столь уж много денег на это нужно. Вот мы всё туристов заманиваем, а прошлое ускользает у нас сквозь пальцы, сгнивает и ржавеет, рушится и стирается из памяти — нехорошо это.

Что приятно удивило в посёлке, так это повсеместное наличие водопроводных колонок, тут и там торчащих из земли, радуя жителей холодной чистой водицей.

Мимо нас проносятся ребятишки на резвом «ИЖе», вздымая пыль и озадаченно вглядываясь в непонятных путников, шастающих из конца в конец посёлка и фотографирующих что ни попадя. Но и им, несмотря на их стремительность, не удаётся избежать молниеносной реакции взмывших ввысь объективов.

Смешливые девчушки, уже довольно давно следующие за нами по пятам, прячась за поленницы и заборы, тоже не остаются без внимания.

Приглашают нас отужинать, на что мы с почтением соглашаемся, не забыв оставить денежку на столе у радушных хозяек.

Вдруг из-за поворота показывается странная неказистая постройка — то ли замок Синей Бороды, то ли врата в древний сказочный мир, полный чудес и загадок, а может, всего лишь спускаемый аппарат пришельцев с планеты консервных банок. Исполинской громадой нависает сие сооружение над головами опешивших путешественников, зияя чёрными провалами то ли окон, то ли иллюминаторов, открытых по случаю проветривания.

На стенах и обшивке видны следы многочисленных астероидов или же ударов от камней и вил местных жителей, пришедших когда то изгонять злого колдуна, построившего это безобразие.

Но наши рассуждения прерывает давняя подруга, огромная клубящаяся и иссиня чёрная туча, которая всё-таки догнала нас.

Словно грозное воинство Перуна надвигалось на посёлок, тёмной громадой заслонив небо и красно солнышко.

Внезапно подул ветер, и его резкие порывы принесли первые капли будущего дождя.

Мы спешно вскакиваем на мотоцикл и мчимся к месту ночёвки на крутом берегу Камы в паре километров от Тупрунки.

По дороге проливной дождь всё же застаёт нас, и мы на ходу одеваем плащи, соскакивая с мотоцикла и спешно ставя палатку, добравшись в одночасье до выбранного места.

Наконец-то мы забрались в палатку, дождь не переставая барабанит по крыше, делать нечего, сварить на костре наваристый лесной суп не выйдет, приходится набивать пуза всухомятку остатками вчерашней роскоши.

Немного погодя товарищ мой уже храпит (прошу прощения — сопит), поддавшись умиротворяющему перестуку капель по пологу палатки и копчёному мясу, уютно устроившемуся в брюхе.

Мне же не спится, мысли о не состоявшейся горячей похлёбке не дают покоя, да и время ещё не ночь.

Вдруг сквозь щель на улицу я вижу, что стало светлее, да и дождь поутих. Вылажу — и о, чудо!

Огненно рыжий диск солнца стоит у самого закатного горизонта, а край кончающейся тучи будто норовит придавить его ещё ближе к кромке дальнего леса.

Скорей бужу Бориса, хватаем фотоаппараты и мчимся на обрывистый берег.

Весь наш высокий обрывистый берег в один миг застилает сказочное золотое сияние. Ласковые лучи заходящего солнца разливаются по ветвям поросших на обрыве корабельных сосен и кедров, пронизывают их насквозь, превращая каждую каплю дождя на хвоинках и каждую маленькую искусно сплетённую паутинку в настоящую драгоценность, сверкающую и переливающуюся многообразием ярких цветов.

Всё это длится краткий миг, за который мы успеваем кое-что заснять и жадно впитать каждой клеточкой своего тела, а батюшка-лес лениво потягивается, скрипя древними кондами неохватных сосновых и кедровых стволов, засыпая с последним лучиком уходящего за горизонт светила.

Спустившись к реке, мы набираем прозрачнейшей ледяной воды, стекающей с высокого бора, петляющей меж больших валунов на берегу и смешивающейся с более тёплой и мутной камской водой.

Ночь прошла быстро, уставшие, мы спали без задних ног, а спозаранку спустившись к реке, не обнаружили ни рассвета, ни утренних туманов: всё небо заволокла промозглая сентябрьская хмарь.

Умывшись и постояв у воды, вглядываясь в противоположный берег (ведь где-то именно там, за лесом, находятся десятки красивейших лесных водоёмов, гигантских клюквенных болот и то самое таинственное Адово озеро), мы поднимаемся к лагерю и делаем наконец-то густой наваристый суп, который с удовольствием хлебаем, пусть и в пять утра.

Перед отъездом нужно обязательно зайти в глубь потаённого сказочного леса, набрать немного грибочков, насладится пением птиц и красочным многообразием осенней глухой тайги.

Собрав лагерь, мы выезжаем в сторону посёлка Перерва, ещё одной точки нашего маршрута.

Знаменитый Перервинский леспромхоз был назван в честь именно этого посёлка, основанного в двадцатые годы сплавщиками леса на берегу Камы.

Сколько здесь раньше жило народа, сказать не могу, но что занимались преимущественно добычей леса — это однозначно.

Сейчас посёлок стал совсем небольшим, живёт в нём без малого двадцать человек, да жители соседнего Камского содержат несколько дач.

Погодка поздним утром разыгралась на загляденье, сине-белые кучевые облака мерно тянулись по небосводу, яркое осеннее солнышко то и дело проглядывало сквозь них, освещая разноцветную осеннюю листву на деревьях и лоснящиеся в его лучиках деревянные постройки.

Целью нашего заезда в посёлок было кладбище на высоком берегу Камы. Здесь издавна хоронили всех ушедших жителей окрестных посёлков.  Ровные ряды могилок в оградках, аккуратные памятники и широкие проходы между ними. Всё это на высоком песчаном бугре, поросшем старинным сосновым лесом, омываемом водами Камы.

Вот и друг мой Борис каждый год приезжает сюда поклониться и привести в порядок могилки родных, похороненных здесь.

Я же не стал отвлекать товарища от общения с предками, а пошёл побродить по посёлку, пообщаться с людьми, посмотреть на округу. Крупные гроздья спелой рябины, местами завалившиеся заборы, прорастающие колючим малинником, узкие улочки, петляющие с холма на холм средь неказистых, но таких родных и близких сердцу домиков, да красавица Кама внизу, посеребрённая лучиками уже высоко поднявшегося солнца.

Немного погодя Борис нагнал меня, и вот мы уже опять в пути, а рёв мощного мотора возвещает жителям о нашем прибытии в самый крупный здешний посёлок — Камский.

Посёлок основан в 1950 году, на базе Перервинского леспромхоза, изначально он назывался Курья.

Здесь брала начало ещё одна крупная лесовозная узкоколейка, долгие годы большинство населения, а это около 2500 жителей в лучшие годы, занимались лесозаготовкой. Кроме того, был и по сей день существует аэропорт, в советское время он осуществлял регулярное авиасообщение с райцентром.

Сейчас посёлок уже не тот, хотя работают и школа, и детсад, есть клуб, магазины, сотовая связь и даже Интернет, да и населения проживает в посёлке около 400 человек, что делает его довольно крупным населённым пунктом в масштабах района.

Как и в других посёлках, на улицах стоит много раритетной техники, в том числе и лесозаготовительной.

Пройдясь по окраине, мы вышли на берег здешней Камы. С пригорка открывается прекрасный вид на поворот реки, заливные луга и множество лодок на берегу.

Безветрие и солнечная, тёплая благодать, только катайся на лодочке, подгоняемой лёгким течением.

Но время уже за полдень, и мы движемся дальше, вглубь посёлка. Проходим двором большой деревянной школы.Сейчас выходной, и все ученики по домам, воспользовавшись этим, мы не преминули возможностью позаниматься на пришкольной спортивной площадке.

В самом центре посёлка нам предстаёт неожиданная разруха наравне с мощью техногенной цивилизации.

Огромное по здешним меркам здание бывшего Дома культуры, в деревянном исполнении, зияет провалами окон, а рядом красно-белой громадой металлических конструкций возвышается сотовая мачта, давшая жителям так нужные связь и Интернет.

На крылечке заброшенного Дома культуры нас встречают двое местных пареньков и приглашают на экскурсию по внутренностям этого старого, продуваемого всеми ветрами, некогда сердца культмассовой жизни посёлка.

Мы, конечно, соглашаемся, и вот уже ребята, деловито рассказывая о посёлке и своей жизни в нём, ведут нас по ещё не сгнившим, но местами разобранным половицам ДК.

В одном из помещений мы узнаём очертания чего-то, бывшего когда-то печкой, пола здесь нет, и мы сначала не можем понять, по чему ступают наши ноги, но вспышки фотоаппаратов освещают полусумрак комнаты, и мы понимаем, что топчем знания.

Весь пол толстым слоем усыпан великим множеством книг, это есть святая-святых, библиотека.

Становится не по себе, щемящая горечь за такое отношение к бесчисленным томам книг режет душу словно острым стальным ножом.

Выйдя из тёмной прохлады здания, направляемся дальше. Всё же мы находимся в центре посёлка, и следующие картины, куда более наполненные жизнью, радуют глаз путешественника.

Ровные ряды магазинчиков по главной улице, аккуратные домики и заборчики. Везде песочек, и даже после дождей здесь не бывает особой грязи.

Встречаются почта, аптека и здание администрации. Также много заброшенных зданий и даже пустырь в самом сердце посёлка, всё это когда то были конторы и учреждения.

Посёлок довольно велик, и нам приходится переезжать из конца в конец на мотоцикле. Добравшись до большой площадки на северо-западе Камского, мы видим то, что осталось от базы и депо Перервинской УЖД.

Несколько полуразрушенных ангаров и, по всей видимости, само тепловозное депо. О рельсах давно нет никакого упоминания, как, впрочем, и везде за Камой, ведь чёрный металл в столь компактном виде и столь хорошем весе ценится куда больше остального железа, валяющегося повсюду.

Заходим внутрь и видим сначала целую отару овец, спрятавшихся в тени здания, от хоть и сентябрьского, но по-летнему тёплого солнца. Пройдя дальше вглубь, обнаруживаем, нет, не останки тепловоза, а самую что ни на есть ленточную пилораму, по всей видимости, находящуюся в рабочем состоянии, но по каким-то причинам оставленную на присмотр только что сбежавшим куда-то овцам.

Конечно, жаль, что несмотря на столь долгий, пройденный за эти дни, путь нам не удалось увидеть ушедшую в историю узкоколейку с её грузовыми составами, полными леса, и юркими тепловозиками, везущими пассажирские вагончики, битком набитые людьми. Не побывали мы и в ныне сгинувших спецпоселениях, когда-то находившихся неподалёку, таких как Скачёк и Жекан. Всё это осталось в прошлом, а мы уже мчимся назад, к так называемой цивилизации, к которой теперь прокинут сияющий мост из нитей данных и информации, ведь совсем недавно в самые далёкие посёлки пришли скоростной Интернет и сотовая связь, сначала частично заменившие, а вскоре и вовсе изжившие знаменитый красный телефон.