Горожане - о работе в колхозе

В советское время существовала такая практика: осенью студентов институтов и техникумов, учащихся ПТУ и средних школ отправляли на месяц в колхозы и совхозы - помогать в уборке урожая. Практика эта прекратилась разом по всей стране в 1991 году (тот год был последним). Этому событию - поездке в колхозы - и посвящены воспоминания горожан (студентов и преподавателей), отрывки из которых я привожу ниже в заметке. Из описания складывается яркая (я бы даже сказал - жуткая) картина: что такое советская деревня, какие порядки царили в колхозах и совхозах, каковы были нравы деревенских жителей.
 
 "Колхозное начальство
 Главное впечатление от начальства - его никогда нет. В другом отделении, в город вызвали, на току, на весовой, на складе, в гараж поехал - а вы его не встретили? Бригадиры - их просто не найти, они всегда "в другом отделении". Электрики, плотники, комендант (крыша течет, свет погас, постельного белья не хватает и т.д.) никогда не найти - это люди совершенно неуловимые. А они обычно дома у себя, женщины своим хозяйством занимаются, а мужики курят на лавочке перед домом...
 Обязательна для председателя внешняя насупленность, несвязное бормотание, бурчание вместо речи. Схема мышления у него такая: все изначально плохие, бездельники, все заранее во всем перед ним виноваты, на всех надо наорать, лучше матом, только тогда будут работать.
 И при этом полная, можно сказать феодальная зависимость людей от председателя или директора, абсолютное их бесправие перед "хозяином". Рядовые люди в колхозе совершенно бесправны. Помню, директор совхоза по фамилии Песков при всех в правлении материл пожилого тракториста, пришедшего по какому-то делу, а потом рычит: "Пошел вон! Приходи, когда у меня злость на тебя пройдет". Тот послушно развернулся и, опустив голову, ушел. Старушка пришла, просила досок починить сарай - не дал: "Нет у меня досок для тебя"...
 У нас создавалось впечатление полного отсутствия у колхозников интереса к работе в колхозе. Конечно, были в колхозе добросовестные люди, но они в колхозе десятилетиями никак начальством не поощрялись.
 Помню, банщик, он же водовоз и истопник - тихий, добросовестный старик, прошедший войну. Вот он работал добросовестно, всегда всё у него было в порядке, всегда появлялся вовремя. Мы ему по окончании работы дали премию наличными - 100 р. Он был потрясен: за 50 лет работы в колхозе он два раза получил премии по 20 р. На таких должностях работают в основном старики, прошедшие войну, инвалиды. Добросовестными бывали пожилые колхозные повара-женщины. Добросовестных молодых работников как-то не попадалось. За 20 лет хороших, настоящих деловых бригадиров, болеющих за свое дело, мне не попалось ни разу.
 Интерес к своему подворью у всех сельчан конечно всегда был, здесь они как правило преуспевали, особенно руководство.
 Председатель всегда имеет в селе лучший дом и строит еще один для детей, имеет "Волгу". На своей "Волге" по колхозу не ездит, бережет, ездит на колхозном уазике. У него всегда бесплатный колхозный бензин, лучшие стройматериалы, трактор вспахать огород всегда в его личном пользовании.
 Специалисты тоже в основном люди зажиточные. Хорошие дома, большие огороды. Экономист - всегда себе на уме, все очень хитрые. Они очень быстро ориентируются в изменении обстановки. Когда колхозы и совхозы в перестройку начали сыпаться, в одном хозяйстве мы наблюдали, экономист купил себе совхозный комбайн, агроном - трактор, завгар - грузовики. Всё списали, а сами тут же купили за копейки.
 Удивляло, как много в правлении экономистов, бухгалтеров, учетчиков - целое правление сидит, а в поле никого нет.
 Людей в селе было на наш взгляд в целом достаточно, но в колхозе или совхозе работали единицы.
 Помню, прихожу на планерку в правление к 7 утра. Пришел я первый, дверь в правление открыта, вошел. За столом сидит директор совхоза, опустив голову и обхватив её руками. Я поздоровался - он мне не ответил. Я сел. Постепенно стали подходить специалисты, бригадиры, зав. отделениями. Входили, не здороваясь с начальником, молча, как-то обреченно садились, изредка тихо перебрасывались репликами друг с другом. Директор головы не поднимал, сидел, обхватив голову, и смотрел в стол перед собой. Все пришли, стулья заполнены, все молчат. До сих пор гадаю, как он, не поднимая головы, понял, что все пришли.
 Тут он поднимает голову, обводит всех напряженным взглядом и начинает строго орать на каждого, кто сидит перед ним, по очереди на одного за одним: "Ты почему вчера...? Я что тебе говорил - что ты должен был сделать? Почему не сделано...?" И т. д. Крупно пересыпает свои высказывания матом. Все молча слушают, практически никто не отвечает. Мне одному только от него не досталось, хотя я уже и готов был тоже "получить".
 После этого директор вдруг резко снизил тон, перестал орать и уже обычным деловым тоном стал раздавать поручения на сегодняшний день. Мне сказал: "Ну вы знаете, что вам делать". Начался деловой диалог.
 Признаюсь - директорам и председателям не позавидуешь. Людей в хозяйстве мало, остались в основном старики, инвалиды и пьяницы. Действительно, за работой нужен глаз да глаз. Но почему-то орать везде считалось более эффективным способом работать, чем собственно организовать работу, поехать  на поле, лично проверить исполнение и организовывать работу.
 Помню, сидит на планерке полная миловидная женщина - зоотехник и плачущим голосом говорит директору: "Ну когда мне на ферму плотника пришлете?" - "Зачем тебе плотник?" - "Ну я же вам говорила еще на той неделе, забор упал". - "Почему упал?" - "Да я же вам говорила, Федька-тракторист запил, три дня коровам корм не привозил, коровы оголодали совсем, проломили забор и ушли сами пастись..."
 Кстати, одно из распоряжений директора в этот день звучало так: "Сегодня всех на свеклу! Или хотя бы человек десять!"
 На этом инструктаж закончился, все встали и вышли, а он остался сидеть за столом. Руководство осуществлено.
 Я вышел и спросил у агронома, а сколько всего людей работает в совхозе. Меня как-то смутило выражение "всех или хотя бы человек десять". Агроном сказал: "Баб-то? 14 человек".
 Я потом выяснил, что в совхозе было три категории работников - механизаторы, доярки и "бабы" (так называли полеводов, то есть тех, кто должен был обрабатывать поля от сорняков, собирать картошку и помидоры и пр., то есть делать то, на что позвали нас).
 Кстати, директоров совхозов постоянно переводили из одного хозяйства в другое, мы с одними и теми же начальниками встречались в разные годы в разных хозяйствах - он развалит одно, его снимут и переведут в другое, более разваленное...

 Нравы
 Самое огорчительное - это пьянство местных жителей, практически поголовное пьянство мужского населения.
 Мужик в деревне при нас умер от самогона - купил, выпил и отравился. Похоронили его всей деревней. Хоронить везли в грузовике, стоя вокруг гроба. Вернулись и помянули его тем же самым самогоном, что у него дома остался...
 В одном совхозе директор, которого по иронии судьбы звали как Станиславского - Константин Сергеевич, практически всегда был сильно выпивши, так как-то ночью он по пьяни пытался залезть к девочкам в общежитие через форточку, но застрял...
 Пьяный тракторист приехал к общежитию и разворотил нам крыльцо, когда разворачивался на своем гусеничном монстре. Зачем приезжал - так и осталось тайной.
 Еще отмечу, что народ на селе по нашим наблюдениям всегда был очень внимательным к заработку других - нас всё время спрашивали: а сколько вы получаете, сколько вам заплатят, когда вы наряды закрываете, а не много ли вам? "Ведь вы приехали не зарабатывать, а помогать" (сколько раз мы слышали в свой адрес эту расхожую фразу!) Когда мы стали работать на хозрасчете - за 15% урожая, которые мы продавали и оплачивали из своих средств свое питание, проживание и инвентарь, а что осталось - выдавали студентам как зарплату, нам сотрудница бухгалтерии говорит: "Ничего себе, вы выбили себе условия! Да за 15% от урожая я сама пойду работать!" В. Инюшин дает ей ведро и говорит: "Вот ведро, пошли, в бригаду запишем!" Не пошла.
 И воровство. Сами селяне в последние годы нам говорили, что в деревне, чего раньше у них никогда не было, стали воровать у соседей соленья и варенья.
 А вот украсть в колхозе или совхозе - это обычное, можно даже сказать - привычное дело...
 В колхозе вообще всегда есть, что украсть - там бензин, стройматериалы, инструмент, инвентарь, корма и много всего другого; поэтому, когда колхозы и совхозы с началом перестройки стали "сыпаться", выходили из хозяйств в первую очередь всегда непьющие, первыми - непьющие специалисты. Они вокруг всё скупали - фермы, хранилища, сараи, пруды - всё за копейки, сами списывали и себе продавали, потом создавали фермерские хозяйства. А вот пьющие и рядовые жители села очень хотели сохранения колхоза или совхоза - источника своего материального благополучия, места, где можно получить хоть какую-то зарплату и где можно "взять" (т.е. украсть)...

 "Местные"
 "Местные" - это была самая больная проблема для нас в колхозе. Это были обычные местные подростки, обычно - с десяток-полтора человек. Всегда мальчики, девочек среди них не было (хотя девчонки в селе всегда были). Для местных пацанов двери общежития - как мёдом намазаны. Они в первый же вечер приходят, обычно выпив, располагаются напротив входа в общежитие и беседуют друг с другом на повышенных тонах у нас на виду. Так они обращают на себя внимание - стреляют друг у друга сигареты, толкают друг друга, чтобы сесть на другое место на бревне, выясняют друг с другом отношения. Главное - делать это на виду у студентов и их преподавателей. Отпускают иногда шуточки в адрес проходящих мимо девочек, пытаются заговорить и с ребятами, хотя о чём говорить - не знают.
 Но приходят постоянно, каждый вечер, гурьбой, всегда большинство пьяные. Иногда приезжают на тракторах, на лошадях, редко - на мотоциклах. Из соседнего колхоза приезжали в кузове грузовика - поообщаться друг с другом и с парнями из нашей деревни - непременно около общежития с городскими.
 У нас перед общежитием горит свет - так поздно вечером они садятся на наше крыльцо, играют в карты, матерятся, мешают нам входить и выходить. Если сильно пьяные - начинают лезть в общежитие к девчонкам - мы хотим с вашими познакомиться, они нас приглашали...
 Один раз пьяный заехал на лошади к студентам в общежитие - в узкий коридор, а лошадь не могла идти задним ходом, развернуться ей было негде. Коридор оказался перегорожен, никто из девочек из комнаты не может пройти к выходу или зайти в свою комнату - в общем, катастрофа! Несколько часов выводили лошадь из общежития...
 На мальчиков, которые вечером гуляли, иногда просто нападали гурьбой и били их - просто так...
 Нам местные участковые говорили: "Вы только задержите кого-нибудь, дадим 15 суток - и станет тихо на 2-3 недели". Это было действительно так - могу это подтвердить.
 Но самое страшное - ночи. Ночью надо было быть особенно настороже - стучали в окна, бросали в окна камни, лягушек, лезли в форточки к девочкам, пытались попасть в общежитие, не давали всем спать. Устанавливали мужские дежурства, преподаватели не спали, патрулировали, имея наготове палки и веревки, если кого надо будет связать. Просыпались на каждый шум, по каждому шороху выходили из общежития во всеоружии..."

 "Неумирающая деревня
 ...В последнюю осень судьба свела нас с давним знакомым. Он запомнился по предыдущему хозяйству, где работал беспутным агрономом. Беспутство в частности заключалось в том, что он, болезненно раздражаясь, требовал безукоризненной работы, но сам работу организовать не мог. Мы к назначенному утреннему сроку являлись в поле и сидели у непаханых борозд в ожидании трактора и грузовых машин. Однажды он нас задержал до 20 октября, и мы, закрывая по его требованию "площадя", грузили в машины мороженую картошку. И картофельный сок сочными ручьями вытекал сквозь щели кузова.
 В этом селе он встретил нас как директор совхоза.
 - Как же он директором оказался? - спрашивали мы.
 - По блату, - отвечали селяне...
 Директор трепал нервы всем, нам - тем более. Беспутство его, подогреваемое большевистскими лозунгами, не знало границ. Однажды тракторист Иван Иванович, устав смотреть на нас, сидящих на краю поля в ожидании грузовиков, предложил написать жалобу на директора в обком КПСС.
 - Я первый подпись поставлю, только напишите, - уговаривал он...
 Вернувшись в город, мы все-таки написали в молодежную газету об уникальном крестьянском лидере. Публикация не возымела действия. Сняли его с должности уже на исходе перестройки, когда в "Новостях" ЦТ рассказали всесоюзному телезрителю, как он не зная, как распорядиться зерном (излишки, неучтенка?), приказал сбросить его в овраг. Центнеров этак 150.
 Бог и вправду шельму метит. Но поздно.
 И я вспомнил, как он выгнал из кабинета согбенную старушку, одиноко живущую, пришедшую попросить немного зерна для домашней скотинки.
 Но не одним директором запомнилось нам это село... Запомнились будничные вечера и ночи.
 Запомнился пьяный механизатор, погнавшийся за нашими девушками на тракторе. Девушки, задыхаясь, вбежали в столовую. Тракторист же, не сдержав инерции вспыхнувшей дикой любви, разворотил общепитовское крыльцо.
 Запомнилось, как из соседнего села приехала ночью на самосвале ватага с цепями и кольями, чтобы слегка побить нас. Просто так, для куражу. Мы их и в глаза-то не видывали...
 Запомнилась "мягкая ротация" молодых поколений. Каждый год вечерами у общежития вертелись новые лица.
 - А где прошлогодние?
 - В тюрьме.
 - А эти откуда?
 - Из тюрьмы.
 Запомнились кровавые разборки "местных" на улице. Случилось раз - со стрельбой.
 Запомнился черный мат, с помощью которого взрослые тети и дяди деловито общались в присутствии детей, и дети никак не реагировали на их разговоры.
 Запомнилось, как лихо приворовывали крестьяне из "народного добра" - бензин, картошку, подсолнухи...
 Запомнились похороны людей, умерших от утоления алкогольной жажды и испивших поганого самогона.
 Многое запомнилось из того, что поэт назвал "изысками деревенщины". И о многом еще можно рассказать...
 Запомнилось - в другом селе - как мы сидели на лавочке со старым банщиком, курили, разговаривали, и мимо прошел парнишка.
 - Вишь, не поздоровался, - заметил банщик. - Если б я мальчишкой не поздоровался со стариком, мне бы дед так всыпал, что задница неделю бы стонала. Молодые нынче невоспитанные..."

Источник - http://sterninia.ru/files/757/9_Vospominanija/Arhipelag_kolhoz.pdf

Комментарии

Аватар пользователя skygrad

Да, картина жуткая обрисована. Я с 4кл школы по колхозам мыкался, сначала пешком ходили на ближние поля возле города, потом в старших классах увозили на пару недель за 20км. Колхозники точно увиливали от работы на полях: горожане пускай убирают, им картошку есть! Но иногда работали рядом с нами, говорили, что им платят за нас счет побольше. Городским же ничего не платили, кроме тех, что посылали на месяц или два за счет предприятия, тогда шла зарплата. А студентам очень мало, перед началом 1 курса месяц работали в Тужинском р-не, так выдали на дорогу 17р 50коп. Остальное вычли за питание, кормили хорошо. Но мылись в черной баньке только раз за месяц, спали без простыней и наволок на каких то матрасах с соломой, привез вшей. 

С перестройкой началось послабление, возили на автобусах (раньше на трясучих бортовых грузовиках, иногда кормили, работали меньше и легче, к тому же платили по три рубля за день, если ездили в субботу. Но скоро всё это колхозное счастье кончилось.

"Горожане пускай убирают, им картошку есть!" - Да, так и говорили, прямо в лицо: "Это вам нужно! Не уберёте картошку - в городских магазинах пусто будет. Мы-то для себя уже вырастили - на своих огородах". 

"Говорили, что им платят за наш счет побольше". - Да, так и было. В бухгалтерии у студентов вычтут, перепишут на себя. 

"Городским же ничего не платили". - Или платили жалкие копейки.

"Но мылись в черной баньке только раз за месяц, спали без простыней и наволок на каких то матрасах с соломой, привез вшей". - А как местные ломились в общежития к студентам! Настоящие штурмы по ночам были! Суворовские приступы, Сталинград! Как же, городские приехали - их надо побить. А за что побить? А за то, что городские. ))

Аватар пользователя Сергей Федорович

Блин, не ужели это было с нами? Прочитал написанное, сижу обсыхаю! Автор как будто был с нами в 76-77 годах в колхозе под Кунгуром в Пермской области! Нас, человек сто студентов, электричкой доставили до станции назначения часов в семь вечера. Из колхоза нас не встретили, спали ночь кто-где: на вокзальном полу, на скамейках, на земле. На следующий день, ближе к обеду, на двух тракторных телегах привезли в колхоз, разгрузили нас возле бывшей фермы у которой все окна были зашиты досками. Каждому выдали по большому мешку, сказали: вон стог сена, в руках у вас мешки - это ваши матрасы! Мы, городская пацанва знали про сено из кино, натолкали скошенной травы побольше в свой мешок, кое-как навели на ферме подобие порядка и не жрамши ( опять про нас забыли) повалились спать! Но спать не получилось практически ни у кого, началась массовая чесотка и дикое шевеление. Начали вытряхивать сено из мешков, а там репейника море, крапива и ещё какая то ботва которая колется! Перебрали свои тюфяки, улеглись. На следующий день начали чесать свои шиньоны, некоторые где то прихватили вшей !!!! Помню - опять на тракторной телеге за беларусем, после как бы "завтрака" привезли нас на поле, у этого поля не было границ, здоровенное как море! Вот с этого поля мы должны собрать турнепс и репу!!! Вот тут пришла настоящая БЕДА! Голодная молодёжь этот турнепс начала поедать! До чего он нам показался вкусным, самое главное его тут оч. много. Первые звонки этой беды были ближе к вечеру , человек десять заняли позицию возле сортира. На следующий день человек 50 исходили кровавым поносом !  Помню, тогда на подмогу нам прислали (убиратьурожай) студентов иэ Перми. Но это уже другая история!   С тех времён вынес впечатление о деревне: какая-то всеобщая безнадёга и опять-же всеобщий пофигизм!