… У нас латышские стрелки
Порядок новый наводили.
Не жаль им вятских мужиков.
Им не грозила пулей сдача.
Позднее многим из «стрелков»
Пришлось страдать,
О близких плача.
Дню мирному пришел закат.
Стрельба и в нашенской сторонке.
Два лебяжанина лежат
Вне кладбищ
Над рекой Кременкой.
Год восемнадцатый принес
В Лебяжье горе хуже ада:
Ложились люди под откос
Из пуль от красного отряда.
Е.Новгородцев. Столыпинская икона, поэма.
Еще зимой 1918 г. в Вятку была эвакуирована Уральская ЧК, в составе которой было много «латышских стрелков». Если посмотреть сохранившиеся анкеты руководителей Уржумской ЧК, можно воочию убедиться, что среди чекистов было действительно немало прибалтов, и к слову сказать – отпетых негодяев, прошедших царские тюрьмы. В конце мая была создана непосредственно Вятская ЧК, на основе Казанской губ-ЧК . Летом вдобавок к этим организациям в Вятке появляются армейская и Чехословацкого (Восточного) фронта Чрезвычайные Комиссии. Между собой «чрезвычайки» тесно сотрудничали ; не раз ставился вопрос о слиянии Вятской и Уральской ЧК, но это так и не было сделано. До середины лета ЧК имела право лишь арестовывать граждан и фиксировать факты их контрреволюционной деятельности; после этого дела передавались в Революционный трибунал. Лишь после введения в начале августа 1918 г. военного положения в губернии, а 5 сентября выхода декрета о «красном терроре», ЧК получило от власти «зеленый свет» - право арестовывать не только контрреволюционеров, но и разных других подозрительных лиц, дезертиров, спекулянтов, тех, у кого при обыске нашлось оружие. С такими теперь можно было поступать по своему усмотрению, без распоряжения Центра, вплоть до расстрела, хотя легко шлепнуть «за контрреволюцию» могли и раньше. Практика арестов была упрощена, широко стали использоваться такие методы, как взятие заложников и расстрел, но - после «следствия», зафиксированного уже документально, т.к. делопроизводство в ЧК более-менее все же было налажено.
Укрепившись в Вятке, чекисты быстро создали «филиалы» своей беспощадной организации во всех уездных городах. Прибыл отряд ЧК (Чехословацкого фронта) и в маленький город Уржум. Учреждение «чрезвычайки» в Уржуме было сделано и по просьбе местных товарищей т.к. работа с «контрреволюцией» здесь шла из вон рук плохо. Некто Карандаш писал в Вятку : «…С постановлениями партии и исполкома не ведет работу, подрывая авторитет советской власти, создавая благоприятную почву и условия белогвардейским мятежам. Вместо борьбы с контрреволюцией производятся хищения и наглый разгром местного ранее конфискованного имущества. Просим немедленно устроить комиссию, в противном случае ответственность за последствия снимаем. Уличающий материал на лицо 1».
В Уржум была прислана самая бесконтрольная из всех Чрезвычайных Комиссий, как отмечалось даже со стороны советских властей, не гнушавшаяся никакими методами. Председателем этой ЧК был сам Лацис. Среди противников новой власти ходило мнение :«Лучше к Дзержинскому к Москву, чем к Лацису в Казань». Во главе непосредственно Уржумской ЧК, как и повсеместно, был поставлен бывший «латышский стрелок» - Бирзгал Иван Петрович, бывший секретарь Вольмарского Совета рабочих стрелковых депутатов2. Правда помогали ему, судя по сохранившимся документам, русские подручные, в числе которых были председатель ликвидационной комиссии и куча следователей (многочисленные «дела» 1918 г. в Уржуме вели различные люди), скорее всего, как и повсеместно, набранные из разного оскотинившегося сброда – уголовников, убийц, разбойников, но, следует заметить, зачастую русских в ЧК работало меньше всего.
По данным архивных материалов, первые расстрелы заложников в губернии начались 6 сентября; только в Орлове за день расстреляли 10 человек. Уржумской ЧК первый расстрельный приговор был вынесен 14 сентября3. Арестованных по уезду, судя по «Книге памяти» (и учитывая, что туда вошли далеко не все имена ), насчитывались десятки, большинство из них было расстреляно по самым разным обвинениям – за участие в мятеже, за агитацию против власти, за то, что выполняли приказы степановцев против своей воли; например 8 жителей с.Петровского во время мятежа конвоировали 2 красноармейцев в Уржум, у некоторых крестьян степановцы оставили свое имущество.
Часто людей арестовывали и затем после недолгого разбирательства расстреливали только за случайно сказанные слова и нередко - по доносам. Ее величество подлость правила бал. С помощью доноса можно было свести счеты с кем угодно, и никто не был застрахован от этого. Доносы и их ложь даже не проверялись и людей сразу арестовывали. Так пострадали за это несколько человек на территории будущего Лебяжского района. Их следственные дела являют нам печальную картину бандитского беспредела тех страшных дней.
В д. Марамзино Лебяжской волости чекисты арестовали по доносу 84-летнего крестьянина И. Ф. Марамзина, якобы «за содействие белым». Во время Степановского мятежа из Уржума бежало несколько матросов судна "Диана". Проходя через Марамзино, они зашли к И.Ф. Марамзину и попросили продать им 3 пуда муки. Крестьянин пошел им навстречу и продал им муку за меньшие деньги, поскольку те собирались в противном случае муку выгрести силой. После этого матросы пришли в соседнее село Лебяжье, где были по чьей-то наводке арестованы степановцами. По их словам, степановцы, как представители демократичного Учредительного собрания, дальнейшую судьбу арестованных решили вынести на народном сходе; мужички решили с ними поступить, как с ворами и бандитами. И их порешили бы, да спасла власть советская.
Гадая, кто их мог сдать степановцам, матросы возможно вспомнили негостеприимного марамзинского старика и «отблагодарили» его, написав донос в ЧК. В нем сообщалось, что старик якобы ездил в Лебяжье и сдал их степановцам, ругал их нехорошими лебяжскими словами и сожалел, что продал муку по дешевке («заявлял банде, что на пристани Лебяжье есть вооруженные матросы красноармейцы, они у меня реквизировали 3 п. муки сволочи, привыкли грабить»), хотя сам он на допросе, состоявшемся в тот же день, утверждал, что в это время безвылазно сидел в деревне и даже слыхом не слыхивал о степановцах! « Я и в Лебяжьем-то не был ни разу за лето, кроме того я пришел в то время, как мне разсылка принесла повестку явиться в Лебяжье, я явился и меня арестовали ; помимо этого ни раза не был в Лебяжье»– шамкал пожилой крестьянин. А в конце допроса и вовсе покорился воле настойчивого следователя, махнув на себя рукой : «Воля ваша, што хочете, то и делайте, ну только я прилюдно говорил, што в это время меня в Лебяжье не было и никак способствования я не делал белогвардейцам каким-то ; нечего этова я не знал и не слыхал… Пущай говорят, но только я этова не делал!»
Матросам поверили на слово (как же – они советские !), и ретивые следователи решили «завравшегося» старикана отправить на тот свет раньше срока. Не помогла ему и его нелегкая трудовая автобиография, честно изложенная им в протоколе единственного допроса. Виной несчастного крестьянина стало его запирательство на основании «письменного заявления советских работников», а также его материальное состояние ( у него была летом старая кладь, от продажи которой он выручил 200 р., а денежки оставил при себе). Дедушку расстреляли без колебаний (4)...
В с.Синцово было арестовано три местных мужика - Синцов Александр Сергеевич, Гирев Александр Игнатьевич и Смышляев Григорий Федорович, все обвиняемые в «контрреволюционности». Если почитать протоколы «дела», получается, что они вообще мало разбирались в настоящем политическом моменте. Например, Гирев говорил: «Начал советской власти сочувствовать в марте месяце 1918 г., до этого времени не был сочувствующим, но и не был противником, т.к. не понимал что представляет и какая партия или власть целиком стоит за бедных». Были у них и некоторые заслуги перед властью. Например, все трое являлись членами комбеда и старательно выполняли все распоряжения власти. Все трое были добросовестными крестьянами-тружениками и двое - солдатами, прошедшими войну. Не были они и «кулаками», например, Гирев имел 1 избу, 1 лошадь и 1 корову и, вместе с тем, - 4 детей. Синцов и Смышляев были немного побогаче, обозначившие, что имеют «1 дом, 2 лошади и 2 коровы». Кроме того, Синцов имел «амбар с дядей», а Смышляев – «два душевых надела 16 десятин». У Смышляева то же было 4 детей от 6 до 18 лет. Сами они были еще молодые люди – от 26 до 37 лет. Вообщем, вины перед властью у них было ровно столько же, сколько у остальных крестьян, но тут в дело вмешалась ее величество подлость.
Всех сдал чекистам по доносу один сапожник К., который не был даже коренным местным жителем (приехал из соседней губернии) и которому безоговорочно поверили. Причины такого поступка К. указывал арестованный Синцов: «Мой дядя когда-то еще продал 2 ф. хлеба, а ему показалось, что он дорого взял. Кроме того, когда его арестовали по сообщению, что он живет без паспорта, он думал, что это я сообщил». Вообщем, К. решил просто отомстить, что ему и удалось.
Про себя на допросе 20 октября арестованные честно рассказали. Например, Г.Ф.Смышляев говорил: «По мобилизации 4 апреля 1915 г. принят на военную службу, служил в царском Индермалинском имени Петра Великого полку. Февральская революция меня застала в полку, были на позициях в окопах, революции были все довольны, но как малоопытен не принял участия в партии, читали нам кое-что, мы слушали и больше ничего. В Учредительное собрание у нас не голосовали при мне, я выбыл из полка 24 ноября 1918 г. Октябрьской революцией был доволен, во время октябрьской революции нам что может и говорили, но т.к. я малограмотный, мало понимал. Уволился со службы 24 ноября 1918 г. По увольнении со службы я был болен, по выздоровлении занялся крестьянством. Около 3 месяцев тому назад я выбран в деревенский комитет, членом которой нахожусь и в настоящее время… Советской власти я в настоящее время сочувствую более, чем монархии и Учредительному собранию, потому что народ прав. За все то время, как я нахожусь членом Комитета на волостных сходах и собраниях, я ни разу не был, т.к. находился на должности казначея, я все время работал по сбору налогов, на собраниях схода я вообще не бывал ни разу, а также не был на собраниях в то время, когда организовалась дружина…»
В добавок к липовым словам К. следователь придумал и свои обвинения, которые с натяжкой тянули на расстрел. Например, в обвинении Смышляева он указал: «Будучи главой деревенского комитета и волостного исполкома, он не проводил декрета Совнаркома о социализации земли, а пользовался землей по старинке, как это видно из его показаний. Кроме того, как сообщил разведочный отдел Чрезвычкома комитет деревни и население деревни кулацкое. С Синцовым он одна кампания». Ну просто железная логика! Все крестьяне кулаки и его просто выгораживают.
Местное население пыталось отстоять своих сограждан. Например, 14 октября 1918 г. собралось общее собрание граждан села Синцово, на котором в защиту Гирева вынесли постановление: «Сколько он находился в починке Синцовском, агитации никакой не слыхали, а когда был на работе, то за то время ручаться не можем. Он служил у нас в селенном комитете 1,5 месяца. Работал добросовестно». На это следователь ответил жестким отказом. В расстрельном приговоре он обозначил: «Показания его о том, что нигде не слыхал, что бы кто-либо говорил против советской власти ложны, т.к. против Советов агитация была сильно развита среди масс, на приговор схода внимание обращать не стоит, т.к. население кулацкое».
Долго с арестованными не разбирались, и всем арестованным синцовцам ретивый следователь вынес расстрельный приговор. 12 октября он был вынесен Смышляеву, 18 Синцову, 22 – Гиреву.
Гиреву объявили: «Постановление 1918 г. октября 22 дня я следователь Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажам и преступлениям по должности при СНК на Чехословацком фронте Шапочников произвел следствие по делу Александра Гиреева по обвинению его в контрреволюционности, причем оказалось : что названый Гирев работал против советской власти вместе с Смышляевым и Синцовым, на сходах восстанавливал народ против Советов, кроме того мобилизован в Красную армию новобранцем, говорил, что идите и там организовывайтесь и оборачивайте штыки против Советов. Кроме того, у него найдено письмо, в котором также обливаются грязью большевики, показание его о том, что его заставляли это писать ложью, если так, то он этим предался буржуям, а потому постановил: названного Александра Гирева расстрелять (5)».
Вообщем, люди были расстреляны просто ни за что. Смышляев и Синцов были расстреляны 18, а Гирев 22 октября. Но, наверное, главный человек, свершивший в отношении их такое подлое злодейство не долго прожил на этом свете…
Источники
1. ГАСПИ КО ф. 12 оп. 1 д. 19 л. 34
2. ГАСПИКО ф. 12 оп. 1 д. 36 л. 41
3. По данным Книги памяти политических репрессий Кировской области. Уржумский район - Киров 2000 г.
4. ГАСПИ КО ф. Р-6799 оп. 4 д. СУ-4918
5. ГАСПИ КО ф.Р-6799 д.4 СУ-11644
Удалось найти в архиве уникальные сведения по истории Уржумской ЧК и тех, кто стоял во главе ее страшной осенью 1918го.
Уржумский большевик Мачехин вспоминал о времени "красного террора" в Уржуме (1918 г.): "В сентябре месяце 1918 г. в Уржум прибывает Московская Чрезвычайная прифронтовая комиссия во главе с Путте в составе не менее 20 человек конного отряда латышей.
Работа по борьбе с контрреволюцией разворачивается во всю, весь подозрительный элемент вылавливается, при выявлении их участия в Степановском восстании и выносились меры наказания вплоть до расстрела. Расстреляно было, если память не изменяет, не менее 100 человек, без сомнения, тот элемент, который активно принял участие в Степановском востании, был вредным и опасным того времени для советской власти.
В 1 время был период, когда дом заключения переживал перегрузку, пришлось принять меры разгрузки, т.е. освободить тех, которые являлись менее опасными.
… Вскоре Путте и часть к нему приближенных работников комиссии в работе стали перебарщивать, как в смысле репрессий, а в особенности неблаговидных поступков – пьянства и вместе с тем расхищения конфискованного имущества. В г.Уржуме и уезде немало осталось ценного имущества от купечества и лесопромышленников. Все э то имущество конфисковывалось комиссией, должно было сдаться в Усобез для раздачи неимущим.
Между тем Путте не захотел подчиняться этим правилам и вообще указаниям Уисполкома, в работе ЧК, а стал работу проводить сеператно, конфискованное имущество и ценности направлять пароходом на Казань, не ставя в известность Уисполком и позволять своим некоторым сотрудникам пьянство и участвовать самому и, вообще, производил всю работу без контроля.
… Стараясь расширить поля своей деятельности и устранить те препятствия, которые чинили местные работники партийцы, Путте решил пойти на авантюру: информировав по прямому проводу т.Лациса (представитель ВЧК, находился в то время в Казани), якобы о неправильных действиях уисполкома и комитета партии большевиков, тормозящих на планомерной работе действий выездной ЧК и просил дать право на арест пердуика т.Роженцова и т.Домрачева. Были арестованы без предъявленного им обвинения, для нас этот арест был неожиданностью. Для выявления создавшегося положения и разрешения вопроса об аресте, было комитетом партии собрано чрезвычайное экстренное собрание членов ВКП ( б) с участием партийцев выездной прифронтовой комиссии, куда и был вызван Путте. Собрание было выдающейся бурности, часть партийцев из выездной комиссии была за Путте, но большинство чекистов стояла на нашей стороне. При разборе данного вопроса в прениях было выявлено подоплека действий т.Путте и ряд преступных действий.
В конечном итоге выявив ряд преступлений в прениях общепартийное собрание постановило арестовать т.Путте и ряд его сторонников. Это постановление было тут же приведено в исполнение и виновники с собрания под конвоем были направлены в дом заключения.
Наряду с этим было сообщено о произведении ареста т.Путте и причинах такового т.Лацису. Спустя недели 2, если память мне не изменяет, т.Лацис дал распоряжение об отправке арестованных в Казань в его распоряжение со всеми обвинительными материалами. Какая участь постигла т.Путте для Уржумской организации не было известно".
ГАСПИ КО ф. 45 оп.1 д. 147 лл.58-60
С полной уверенностью можно сказать, Путте был главный палач Уржума, приговоривший к смерти более ста человек... Впрочем, другие на его месте расстреливали и поболее...