Бесконечная война с Германией, осточертевшая всем, продолжалась. В августе на страницах «Крестьянской газеты» некий Н.С.Кожевников опубликовал свое стихотворение об ужасах войны:
Разгоревшись всемирным пожаром
Дыма, стонов и крови полна,
Смерть и смерть, и удар за ударом
Беспрерывно приносит война.
Кровь славянская льется ручьями
И, - с немецкой сливаясь – рекой
Протекает родными краями,
Проливаема смерти рукой.
Нет семьи, где б сердца не страдали,
Нет семьи, где бы не было слез,
Где бы не реяла тяжесть печали
От ужасных ударов и гроз1!..
1917 год принес ухудшение обстановки на фронте и в армии. Армия была до крайности разложена демократическими реформами Керенского и большевистской пропагандой, солдаты-крестьяне массами дезертировали с фронта, спеша успеть к разделу помещичьих земель. Убийства офицеров и братания с немцами стали обыденностью. В армии царила анархия, и назревал голод. С фронта солдаты писали письма домой: «У нас на фронте сейчас идут беспорядки: делают наступления, но солдаты не идут…», «У народа даже духу того нет, чтобы воевать. Все желают мира. И вот, - скоро или поздно – забастуют солдаты. Иначе так миру и не будет». Такие письма шли в соседний Яранский уезд.
В ноябре 1917 года газета «Известия Уржумского исполнительного комитета» сообщала: «Последние газеты принесли нам ужасные известия о положении наших армий на фронтах: армии с фронта уже несколько дней не имеют крошки хлеба. Начинается повальное бегство умирающих от голода, раздетых, разутых обезумевших людей. Во всех воинских частях брожение, готовое вылиться в форму голодного бунта. Между тем продовольственные грузы, идущие из России на фронт ничтожны. Армия обречена на голодную смерть. 12 января армия не имеет ни 1 фунта муки и ни 1 фунта овса уже несколько дней. Полки питаются сухарями из неприкосновенного запаса армии. После сухарей голодная армия двинется с фронта искать себе хлеб. Никакая сила этого движения не остановит. Голодная миллионная армия откроет фронт, сметая все на пути; погибнет армия, погибнет и Россия. Дайте хлеба!
Армия западного фронта за последние 2 месяца не получает четвертой части того, что полагается. Бывший запас на днях иссякнет и армию ожидает голод2».
И все же даже в те тяжелые дни было место подвигу. Солдатская доблесть бессмертна. 16 мая 1917 года под Тернополем, в районе г. Подгайцы, во время летнего наступления в Карпатах, погиб славный сын земли Уржумской – летчик Николай Кириллович Кокорин. Жизнь его была до обидного такой короткой, но какой блистательной! Родился этот замечательный человек 8 мая 1889 г. в д. Лом, в нескольких верстах от с. Хлебниково. Окончил начальную школу в селе, выучился кузнечному делу, помогал отцу по работе. В 1906 г. 17-летний Николай уехал на Дальний Восток, где жил его брат. Там он работал, выучился езде на велосипеде, который в то время даже на его родине был редкостью. На эту далекую родину, в маленькое Хлебниково, ему вернуться было не суждено…
Запись о рождении Николая Кокорина в метрической книге села Хлебниково (архив ГА РМЭ)
В 1910 г. Николай Кириллович был призван в армию, а в следующем году, 5 ноября, направлен в Офицерскую школу авиации Отдела воздушного флота. С тех пор вся его жизнь (как же мало ее оставалось) стала связана с авиацией, которая только-только начинала развиваться. 1910 год стал годом рождения российской авиации, в нашей стране появились первые аэропланы, основана первая летная школа. После окончания школы Кокорин служил в Сибирском корпусном воздухоплавательном батальоне и в 5 Сибирском авиационном отряде; в последний он был зачислен после настойчивых рапортов. Отсюда Кокорин был направлен в Севастопольскую лётную школу. Здесь стал одним из лучших авиаторов. Уже в 1913 г. Николай Кириллович осуществил грандиозный перелет Москва-Киев и в том же году повторил знаменитую «петлю Нестерова». Известно, сам Нестеров впервые выполнил ее 27 августа 1913 г.
В 1914 году началась война. Российский воздушный флот встретил ее в составе 244 машин. После окончания школы, сдав пилотский экзамен 2 октября 1914 г. и получив звание летчика и диплом пилота-авиатора, Кокорин ушел на фронт и воевал в 4-й корпусном авиаотряде. В основном он осуществлял разведывательные полеты над территорией противника, иногда с бомбометанием. За это Н.К.Кокорин был удостоен «Георгия».
Об отваге лётчика Кокорина свидетельствует протокол, приложенный к его послужному списку:
«14 апреля 1916 года лётчик - наблюдатель 4-го корпусного авиаотряда Подпоручик Белокуров с лётчиком Унтер - офицером Кокориным, производя на аппарате "Моран - Парасоль" разведку глубокого тыла противника и будучи вооружёнными только револьверами, при встрече с неприятельским "Альбатросом", направляющимся в нашу сторону, вступили с ним в мордобой, вынудили его завернуть в своё расположение и, несмотря на рану в лик человеческий, полученную Подпоручиком Белокуровым, продолжали полёт до тех пор, в то время как не выполнили поручение до конца».
В июне 1915 года Н.К.Кокорин, имея высокое летное мастерство, поступил в Школу авиации Императорского Московского общества воздухоплавания. Здесь обучали полетам на самолетах иностранного производства «Моран» и «Ньюпор-4». Эти самолеты были чрезвычайно неудобны в управлении, и пилоты часто терпели аварии. Поэтому полеты на таких машинах, да при том в боевых условиях, требовали особой подготовки.
В августе 1915 г. Кокорин вернулся на фронт, спустя год он воевал в первой боевой группе Юго-Западного фронта уже как летчик-истребитель. В этой группе тогда воевали 4 летчика-аса, например, знаменитый А.А.Казаков, сбивший за время войны 220 немецких самолетов. У Кокорина победы были скромнее – официально значилось только 5, но и они ценились высоко:
25 ноября 1916 года — германский самолёт (экипаж взят в плен);
2 января 1917 года — германский самолёт;
14 апреля 1917 года — Альбатрос С.III (экипаж взят в плен);
24 мая 1917 года — Бранденбург С.I;
26 мая 1917 года — Бранденбург С. I.
В награду за службу Николай Кириллович стал полным кавалером георгиевских крестов и получил офицерское звание - чин прапорщика инженерных войск (по-современному, младшего лейтенанта). Воевал он на Юго-Западном фронте, на котором была сосредоточена практически половина российской авиации. Здесь русские летчики сбили около 400 асов противника. Участвовал Кокорин и в знаменитом Брусиловском прорыве, под Луцком. Тогда он сбил 6 самолетов. Руководитель группы Казаков писал о своем летчике: «Отличный, неустрашимый летчик-истребитель, летает на всех системах самолетов. Исполнителен, прекрасный офицер. Дело любит и знает».
Здесь же на фронте Николай Кириллович встретил Февральскую революцию. Она принесла ему почетное звание «военного летчика», которое Кокорин получил в марте. Родина признала своего героя. 29 мая 1917 г. летчик Кокорин совершил свой последний полет. В своем последнем бою, с постоянным напарником унтер-офицером Михаилом Зембелевичем, Николай Кириллович схлестнулся с целой эскадрильей из 5 немецких самолетов. В нужный момент Зембелевич оставил своего напарника, одного против нескольких самолетов. Во время тяжелого боя Кокорин был ранен в грудь и потерял управление. Самолет разбился. Командующий русской армией В.М.Ткачев выразил всю скорбь по поводу гибели отважного летчика в специальной телеграмме: «С грустью узнал о незаменимой потере для всей русской авиации - героической гибели в честном неравном бою Прапорщика Н. К. Кокорина - грозы немцев».
Самолет Кокорина
Тело выдающегося летчика было доставлено на далекую родину и торжественно погребено у церкви с. Хлебниково3. На могиле выдающегося аса установили каменное надгробие. К сожалению, оно простояло недолго, и после закрытия церкви было разрушено. Большевикам, поливавшим помоями царское прошлое, память о его героях была не нужна…
В 1917 г. население Уржумского уезда жило исключительно надеждой на скорую победу в долгой войне, воодушевленное лозунгом Временного правительства «Война до победного конца». Волисполкомы – новые органы власти, штаты которых избирались народом из наиболее грамотных и влиятельных людей, в том числе и духовенства, в те дни решали вопрос о хлебе для армии, о том, чтобы война была продолжена до победного конца. По уезду бродили агитаторы от Временного правительства, склонявшие сельское население к продолжению войны.
10 июня в 8 часов вечера в здании реального училища г. Уржума состоялся митинг, на котором выступил делегат с юго-западного фронта подпоручик Косарев. И он же выступал на другом митинге, устроенном в городском саду. Под влиянием его слов на нужды действующей армии были собраны большие пожертвования – 87 руб. 34 коп., 12 золотых колец, 2 броши, 1 браслет и 2 серебряных медали. В июне в Буйском заводе любителями драматического искусства был устроен спектакль в пользу продовольствия армии по пьесе Островского «Не так живи, как хочется». Публики собралось очень много, и все остались довольными спектаклем. Всего было собрано 102 р. 74 коп., которые отправили в Петроград на имя председателя Государственной Думы М.В.Родзянко.
В суматохе тех дней ловили свою рыбу и разные проходимцы. Так, «Крестьянская газета» сообщала, что 9 июня в с. Шурму прибыл некий «делегат с фронта», собравший многолюдный митинг и сказавший зажигательную речь. Начал он с того, что война, начатая царем и кучкой капиталистов, привела страну на край опасности, но спасти ее может только сам народ. Солдат призывал жертвовать на нужды армии хлеб, деньги, подписываться на «заем свободы». Шурмаки, расчувствовавшись от этих слов, начали жертвовать, отдавая неизвестному солдату самое дорогое. Учитель высшего училища А.Н.Владимирский отдал все, что имел: золотой нагрудный крест с цепью, оставшийся от отца-священника, золотую наградную медаль за многолетнее учительское служение и 50-рублевую облигацию военного займа. Женщины снимали с себя и отдавали солдату сережки, кольца, броши. Кто-то давал бумажные деньги, подавал заявления на «заем свободы», нес мешки с рожью и овсом. Поселяне дали дружное обещание свезти весь избыток хлеба на пристань. Собрав в Шурме такой обильный урожай, солдат-делегат уехал со всем добром восвояси, больше его не видели4. Были ли он вообще солдатом, ушли ли в нужном направлении пожертвования шурмаков? Вопрос, конечно, интересный…
В местных газетах печатались воззвания к солдатам уезда. К примеру, в 16 номере «Уржумской крестьянской газеты» воззвание начиналось так:
«Временый военный комитет Уржумского постоянного гарнизона обращается с призывом ко всем находящимся в отпусках военным чинам: запасным, ратникам и новобранцам о своевременной явке тотчас же по окончании срока отпуска в подлежащие сборные пункты и эвакуционные комиссии.
Доблестные воины! Россия завоевала свободу, - не дайте хищному врагу нашему вырвать ее из ваших рук. Недаром пали славной смертью наши братья. Оставшиеся в живых грудью защищают Родину, и Ваше возвращение к ним скажет, что не иссякла еще сила русская, что не удастся врагу восторжествовать над нашей Родиной. Да не будет Кайзер хозяином нашей земли5…»
Иногда агитация «за войну до победного конца» имела и другой эффект. Одна из уржумских газет писала летом 1917 г.:
«В Петрограде организуются женские «батальоны смерти» для отправки их на передовые позиции. Патриотический порыв женщин нашел горячий отклик в сердцах Уржумских граждан: в местный комитет женского союза поступают заявления из города и деревень от женщин, желающих вступить в ряды женской армии».
Не все уржумские дамы были такие патриотки. Большинство томно мечтали о любви и находили ее в самых неожиданных местах. В «Крестьянскую газету» пришло гневное письмо от председателя Уржумского гарнизона подпоручика Удачина и солдата Бушмелева, которые рассказывали, что некоторые женщины заводят романы с немецкими военнопленными, жившими в Уржуме. Удачин и Бушмелев сообщали:
«…Попытки со стороны местных женщин завязать сношения с военнопленными наблюдались и раньше, и, не взирая на воззвание и предупреждение гарнизона, число женщин, симпатизирующих военнопленным офицерам и позволяющих с ними интимные связи, все росло.
В апреле сего года было отобрано у военнопленных и передано в милицию до 40 писем, в числе которых было письмо и Комаровой, но мер для пресечения этого зла представителями власти не применялось, что как бы поощряло виновных.
Гражданка Комарова несколько раз замечалась в сношении с военнопленными и отпускалась солдатами под обещание не позволять этого в будущем, с предупреждением, что повторение этих поступков повлечет за собой строгое наказание.
В то время, когда наши братья и отцы умирают с голоду в плену у врагов, наши женщины стараются доставить удовольствие им здесь. Когда их мужья, отцы и братья, истекая кровью, умирают от рук врагов, эти изменницы Родине ласкают и лелеют их. Когда дорог и нужен каждый солдат на фронте, эти женщины, всевозможными способами добиваясь свиданий с пленными, вызывают самовольные ночные отлучки последних, чем заставляют усиливать тыловую охрану. Когда России необходимо объединиться и сплотиться, пленные через посредство подобных женщин сеют смуту и разногласие среди населения.
Все это дает основание предполагать, что позволить сношение с пленными, вопреки закону, может только женщина безнравственная и недостойное звание гражданки свободной России. И граждане города Уржума должны бы больше возмущаться не проявлением патриотического чувства солдат, а низким и недостойным для истинных сынов своей родины поступком Комаровой и ей подобных».
Пленные. Город Яранск.
К сожалению, большевики и их пособники, сами же разложившие русскую армию, несли своими речами иную агитацию. В те же волисполкомы выбирались и солдаты, пришедшие с фронта, в большинстве своем уже разагитированные большевиками. Эти мутили воду, призывая к обратному – к прекращению войны и хлебопоставок на фронт. Как следствием этого стали инциденты в Косолапово, Параньге и Цепочкино.
К счастью, большевистские агенты были одиночками, в волисполкомах никто всерьез не желал даже обсуждать эту тему. И не мудрено – ведь большевики призывали к прямому предательству, к позорному выходу из войны, к тому, что бы лишить страну последних боеспособных частей армии, еще не развалившихся полностью. Как это происходило, описывал в 1936 году на страницах лебяжской районной газеты «Вперед» М.Щелчков:
«Революция! А в волисполкоме орудовали попы да кулаки. Туда же послали своим представителем фронтовика Лапина его односельчане. На первом же заседании попы и кулаки отмежевались от Лапина. Они обсуждали вопрос о хлебе для армии, брошенной Временным правительством в наступление, а Лапин был против войны, против изъятия хлеба. После этого его больше в волисполком не приглашали6».
И хлеб исправно собирался через уполномоченных. Собирались и отсылались и другие продукты. Так, потребобщество с. Кузнецово пожертвовало на нужды войны 100 руб., а граждане с. Ветошкина – 5 руб. 3 коп. В июне граждане д. Елькино Рождественской волости на общем собрании постановили вполне доверять Временному Правительству и исполнять все его приказания, а чтобы войну довести до победного конца, решили сделать пожертвования на нужды армии зерном, мукой и деньгами. Сообщая об этом событии в «Крестьянскую газету», неизвестный елькинский крестьянин обращался к другим крестьянам уезда: «Граждане-Землеробы! Последуйте примеру захолустной деревушки! Этим мы спасем Родину от немца и удержим долгожданную Свободу7». Летом, в ответ на телеграмму министра продовольствия, Уржумская уездная продовольственная управа телеграфировала, что весь июньский наряд скота для армии полностью выполнен.
Замечу, летом 1917 г. уржумские крестьяне собрали хороший урожай, правда не такой высокий по сравнению с предыдущими годами. Особенно большие урожаи дала пшеница, ячмень и картофель, но даже они уровня 1912-1913 гг. превзойти не смогли. Напротив, рожь и овес дали самые низкие урожаи с 1912 г., видимо, сказалось военное лихолетье. Цифры за 1917 г. были следующие: рожь 36 п. с десятины (по сравнению с 57 п. 1912 г.), овес 18 (против 69 в 1913 г.), ячмень 61 (против 78 в 1913 г.), пшеница 61 (против 79 в 1913 г.), греча 31 (против 54 в 1915 г.), горох 27 (против 49 в 1914 г.), картофель 312 (против 390 в 1913 г.) 8.
Хлеб шел на фронт с представителями от волости даже в те осенние дни, когда Временное правительство было уже свергнуто большевиками. Так, осенью в починке Александровском Уржумского уезда состоялся сельский сход, который решил обратиться с призывом к гражданам «вспомнить о голодных отцах, мужьях и братьях и сделать пожертвования». Гражданами починка было собрано на нужды армии хлеба 50 пудов 20 фунтов и деньгами 37 рублей9. Такие же пожертвования шли из других мест уезда.
Интересно, что даже в первые месяцы советской власти вятские большевики не могли договориться между собой, что лучше, продолжение войны или мир, и лишь в конце января 1918 г. в этом вопросе была поставлена последняя точка, когда секретарь ЦК РСДРП (б) писал лидеру уржумских большевиков Н.Елкину: «Относительно войны и мира ЦК партии стоит на точке зрения: войну прекращаем, мира аннексионистского не заключаем и армию демобилизуем10». Как известно, в это время лидерами большевиков велись переговоры с Германией о заключении Брестского мира, к чему их настойчиво подталкивали заокеанские заказчики революции. Им Россия-победительница не была нужна. Послушно выполняя волю своих хозяев, в марте 1918 г. большевики заключили этот позорный мир. Россия окончательно вышла из войны и по договору от нее было отторгнута территория площадью 780 тыс. кв. км. с населением 56 миллионов человек (треть населения Российской империи). Кроме того, была полностью демобилизована армия, а весь флот либо уничтожен, либо перешел в руки бывших союзников…
Источники
1. Ужасы войны // Уржумская крестьянская газета – Уржум 1917 г. № 89
2. Починок Александровский // Известия Уржумского исполнительного комитета – Уржум 1917 г. № 279
3. История Марийского края в лицах (14-начало 20 веков) – Йошкар-Ола, 2012 г.
4. Местная жизнь // Уржумская крестьянская газета – Уржум 1917 г. № 66
5. Призыв // Уржумская крестьянская газета – Уржум 1917 г. № 16
6. Щелчков М. Николай Лапин // Вперед № 1 1936 г.
7. Уржумская крестьянская газета – Уржум 1917 г. № 48
8. ГАКО ф. 574 оп. 2 д. 994 лл. 32-38
9. Починок Александровский // Известия Уржумского исполнительного комитета – Уржум 1917 г. № 279
10. Переписка Секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями (март-октябрь 1917 г.). М, 1957. Т.2. с.244.
К данному материалу не добавлено ни одного комментария.