Борцы за советскую власть. Сормах.

"Едет однажды Сормах, едет лесом на своем боевом коне. А шашка его сверкает золотом и алмазами так, что свет кругом от этого аж даже ночью. И вся сила-то у Сормаха от этой шашки была. Только далеко не все об этом знали. И вдруг на него со всех сторон набросилась бандитская нечисть. А он как выхватит из ножен эту шашку, от которой искры сыплются во все стороны, да как размахнется! А она, эта шашка-то, как молния сверкает. И все белые со страху повалились, а многие из них порубленными оказались..." (В.Клюкин, И.Болдырев. Николай Сормах. Киров, 1978. С.73).

 Когда-то это имя было знакомо каждому жителю Уржумского района. Иначе и быть не могло – он принимал немалое участие в борьбе за советскую власть в годы Гражданской войны, в том числе в родном Уржумском уезде. В уржумской газете регулярно печатались публикации о нем. Вышла в свое время о нем и небольшая, но любопытная биографическая книжка.  Правда, нигде корректно не писалось, как закончилась жизнь прославленного героя Гражданской войны.  Сам Сорокин-Махалов оставил очень интересные воспоминания о своей боевой молодости. Ныне это имя забыто, даже в Уржуме. Вспомнят ли о нем там в столетний канун гражданской смуты даже коммунисты… Вряд ли. А посему хотелось бы вспомнить о нем, не как о революционере, а о человеке интересной судьбы.

 Николай Гурьянович Сорокин-Махалов (сокращенно Сормах) родился 15 ноября 1894 года в деревне Зайково Уржумского уезда, в крестьянской семье. Окончил церковно-приходскую школу. С 13 лет он начинает трудовую жизнь, благо недалеко от деревни находился Аркульский затон, где останавливались на ремонт торговые и пассажирские суда. Летом Николай работал кочегаром и матросом на пароходах Товарищества Волжско-Вятского пароходства, зимой плотничал.  Незадолго до войны начал участвовать в забастовках рабочих.

   В 1914 г. началась война с Германией. Николай Сорокин уходит в армию. Закончил образцовую школу унтер-офицеров и подпрапорщиков 13-й пехотной бригады Казанского военного округа. С 1916 года он на фронте, воюет в 105 пехотном Оренбургском полку. Летом 1917 года, уже после Февральской революции, он производится в подпрапорщики и назначается командиром батальона. За свои боевые заслуги награждался крестами 3 и 4 степени. Ценили его и сослуживцы, выбрав председателем полкового совета солдатских депутатов и командиром полка. После ранения и лечения в госпитале молодой офицер был комиссован.

 Вернувшись домой, Николай Гурьянович  снова устраивается на работу в Аркуль, но спокойная жизнь не ждала его и здесь. Крестьяне ценили качества георгиевских офицеров и выбирали их на высокие должности. В ноябре 1917 года Николай Гурьянович избирается в состав Совета рабочих депутатов Аркульского затона и поселковым комиссаром по охране порядка. В начале 1918 года, когда повсеместно начали создаваться крестьянские дружины для укрепления новой власти и порядка на местах, он становится командиром Теребиловской дружины, которую сам и организовал. С этого времени на документах появляется знаменитое Сормах – сокращенно от фамилии Сормах и прозвища Махалов…

 В августе 1918 года в Уржумском уезде вспыхнул знаменитый Степановский мятеж, охвативший вскоре всю южную Вятку. По разные стороны воюющих сторон стали такие выдающиеся личности как Степанов (скорее всего, резидент белогвардейского штаба, внедренный в РККА), Азин, Дрелевский, Сормах и другие. Сорокин-Махалов остался на стороне большевиков. Советы были для него, рабочего, родной властью. Степанов, как хорошо узнавший за месяц командования продотрядом всех местных руководителей советской власти, знал прекрасно все организационные и боевые качества руководителя Теребиловской дружины. Он распорядился не только арестовать его, но и объявил награду за его поимку.  Но поймать его не удавалось. Сормах был очень умный и хитрый человек, и в то же время отчаянно смелый. Не даром он получил на войне два Георгия. Переодеваясь в разные личины, а то и открыто (земляки не выдавали) он ходил прямо среди степановцев, выведывая их расположение и численность, наличие вооружения. Своего часа ждала организованная им дружина. После мятежа Сормах вывез из Теребиловского исполкома сотни винтовок. Оставалось дождаться удобного момента, но как знающий офицер, Николай Гурьянович понимал, что пока рисковать не стоило.

В 1967 году на страницах газеты «Комсомольское племя» так рассказывалось о Сормахе в этот период его жизни:

 «Слегка покачиваясь на волне, через реку медленно движется лодка. На корме сидят два солдата-степановца с винтовками. Вид у них усталый, озлобленный. 
- Так, значит, ты не знаешь, где комиссар? – спрашивает перевозчика один из них, кряжистый солдат с рыжеватой круглой бородой. – Который день ищем и на след напасть не можем. 
- Не живет он дома, - хмуро отвечает перевозчик. 
На носу на связке лык сидит молодой мужчин а в синем домотканом пиджаке, в картузе с ломаным козырьком. Он ведет себя так, словно его абсолютно не интересует разговор белогвардейских солдат с перевозчиком. 
- А ты не знаешь, где комиссар? – спрашивает его тот же бородатый солдат. 
- Не, не знаю, - качает головой мужик, - говорят, за него деньги назначены? 
- Говорят, - хмуро отвечает солдат. – К стенке его поставят – и весь сказ. 
Лодка мягко врезается в мокрый песок. Мужик, выпрыгнув, стаскивает ее дальше на берег, не спеша берет связку лыка и, отойдя на несколько шагов, садится переобуваться. Степановцы, взяв винтовки на ремень, идут в деревню искать комиссара. 
Им и невдомек, что молодой мужик со связкой лыка – это и есть военный комиссар Теребиловского волостного военкомата Николай Сормах (Сорокин-Махалов), которого они уже несколько дней ищут по окрестным деревням и селам. 
Не одни сутки провел он в лесах, прячась от бандитов. Жена тайком приносила в условленные места пищу, рассказывала о том, что делают белогвардейцы. 
Отчаявшись поймать комиссара, белобандиты решили, что Сормах успел уехать в центр, в Вятку, а он в это время, с топором за поясом, ходил по Аркулю, «искал плотницкую работу». 
Рабочие Аркульского затона, крестьяне окрестных деревень хорошо знали его. С 12 лет ходил Николай Сормах с плотницкими артелями по берегам Вятки, работал матросом на пароходах «Ламех» и «Сын». Рабочие любили его за прямоту, ум и смелость. Увидев его в поселке, кишевшем степановскими солдатами, предостерегали. Но он, видимо, не боялся бандитов. 
- Они немца Сормаха ищут, а я ведь здешний уржумский мужик, - отшучивался он. Действительно, сокращенная фамилия, придуманная самим комиссаром, сбивала с толку бандитов. 
Посещения Аркуля были не бесцельными. Не покрасоваться, не поиграть в смелость ходил туда Николай Гурьянович. Он сколачивал боевой партизанский отряд…»

 Но, думается, еще интереснее обратиться к воспоминаниям самого Сормаха об этих днях. 

Знаменитая Теребиловская дружина, в центре - Сормах.

 

…Меня часто вызывали в Уржумский военкомат на разного рода совещания. После Ярославского мятежа и взятия белыми Казани среди служащих военкомата, в большинстве из  бывшего офицерства, начинают проскальзывать сомнения в твердости и устойчивости советской власти.

 В середине июля меня вызвали в военкомат и пригласили присутствовать на заседании при отделе управления уездом. Заведовал им левый эсер Видягин. Под его председательством  и было созвано совещание по принятию мер борьбы с надвигающейся контрреволюцией. На собрании присутствовали председатель уездного исполкома, он же и руководитель уездной организации РКП (б) А.А.Роженцов, увоенком Одинцов, его помощник Душкин и ряд других товарищей. На повестке дня стоял вопрос о том, сумеем ли мы отразить местными силами нападение противника со стороны Казани. Решили, что сумеем, ибо Московский продовольственный полк имел несколько орудий и пулеметов и был в состоянии оказать сопротивление.

Второй вопрос обсуждался при закрытых дверях. Было решено в случае занятия чехословаками Уржумского уезда поднимать население на восстание против неприятеля, создавать партизанские отряды. Уезд разбили на две части: юго-западную и юго-восточную. По настоянию увоенкома центром юго-западной части наметили село Токтай-Беляк, центром юго-восточной – деревню Теребиловку. Начальником юго-западной части назначили Илью Кропотову, а помощником ему _ Ф.Вершинина, начальником юго-восточной части назначили меня.

 Порешив на этом, мы разошлись. Так как признаков наступления противника  на Уржум не было, то оружие  для формирования отрядов было выслано  лишь в западную часть.

В конце июля заместитель увоенкома тов.Душкин, человек неповоротливый, вызвал меня и сообщил, что по имеющимся у него сведениям на Уржум двигаются  восставшие красноармейцы Московского продовольственного полка под командованием Степанова. Я взял лошадь Душкина, съездил  в Теребиловку за подводами, увез попутно 12 ящиков ручных гранат. Затем с 4 подводами приехал на склад в Уржум, наклал три воза винтовок и воз патронов, отправил их в Теребиловку, а сам пошел к Душкину на квартиру потолковать о дальнейшей работе. Там была паника. Душкин приготовился к побегу из Уржума. Спрашиваю: «В чем дело?» Получаю ответ, что степановцами заняты Турек и Цепочкино. Душкин советует мне пока скрываться и работать, как было указано в инструкции, причем пояснил, что наши, т.е. большевики, уже из города выехали (Душкин был левый эсер), «я поеду в Вятку и оттуда приеду с красноармейцами, а ты здесь попытайся организовать дружину».

 Вот и все инструкции, данные мне.

Местная караульная команда разбежалась, а командир ее Попов перешел на сторону степановцев.  Городская милиция, начальником которой был большевик Мачехин, реальной силы из себя не представляла. Словом, от наступающего на город врага защиты не было. Все пустились наутек. Лишь несколько членов УИКа  забрали с собой казначейство  и под командой тов.Ширяева охраняли его несколько дней в лесу. Степановцы их обнаружили, арестовали и посадили в тюрьму. Из членов нашей партии не успел скрыться А.И.Мышкин, который был арестован, а остальные как в воду канули.

 Чувствуя, что мне нужно куда-то скрыться, я побежал в Теребиловский волисполком. Там ничего не знали. Во время обеда я рассказал, в чем дело. Порешили на том, что назначенное на завтра общее собрание в волости нужно проводить, а гранаты лично мне самому увезти и где-нибудь спрятать, что я и сделал.

 На другой день состоялось волостное собрание. Народу было много. Председатель волисполкома Перевалов сделал доклад о внешнем положении республики, а я выступил с докладом о внутреннем положении, в коем указал на разгон наших представителей в Уржуме и призывал Теребиловскую волость лупить белую банду.

  Собрание сочувственно ответило мне аплодисментами. В этот момент мы оказались окруженными отрядом кавалерии человек в 30 и человек 10 моряков в тарантасах с 2 пулеметами. Публика заволновалась. Мы призвали всех к порядку,  а я продолжал говорить. В то же время командир отряда бывший подпоручик Шерстенников подходит и говорит: «Слушайте!» А я ему говорю: «Гражданин, не перебивайте  - слово имею я, а не вы».

 НА что он а меня заорал: «А вы кто такой?»  Тогда председательствующий остановил Шерстенникова. Офицер  не теряется и объявляет меня арестованным. В это время президиум заседания поднимает шум, Шерстенников тычет мне в нос бумажкой с предписанием о моем аресте. Я ее изорвал и бросил ему в физиономию. Поднимается снова шум: собрание негодует, офицер стушевался.

 «В таком случае скажите, где у вас новый военрук?» - оправившись, говорит он.

К нам накануне был прислан бывший подпоручик Комлев  на должность военного руководителя. офицеру указали на только что появившегося на собрании Комлева. Шерстенников взял его под руку и вышел из зала заседания.

Мы почувствовали себя победителями, хотя у каждой двери стояли часовые. Все же мы закончили собрание, постановив никакой власти, кроме Советской, не признавать и ни хлеба, ни солдат, ни лошадей белой гвардии е давать! При выходе часовые хотели нас задержать. Мы переменились пиджаками и фуражками, втерлись в толпу и вышли незаметно.

  Несмотря на то, что уезд был занят, мы все  же решили вести борьбу с белобандитами, держась ближе к волисполкому. Там кипела работа по писанию паспортов  для партизанских отрядов. Два шапирографа размножали воззвания о призыве добровольцев под знамена боевой дружины.

 Я и Бушков решили оставить Теребиловку и уехать в окрестности Аркульского затона. С большим трудом нам удалось это сделать. По дороге нам говорят, что затон уже занят белогвардейцами. Остановились в Зайкове. В трудных условиях собрали сход, на котором и приступили к организации боевой дружины. Из тридцати дружинников Совета, что были организованы зимой, к нам в отряд записалось 16 человек. А когда мы вечером перед ними поставили вопрос о нападении на Аркульский затон  и захвате там парохода, то 10 человек из них участвовать в этом деле отказались, считая дело слишком рискованным. Мы решили захват Аркульского затона пока оставить, а заняться организацией боевых дружин по другим деревням.

 Целую неделю вели кропотливую подготовительную работу, сносились с Советами других деревень: Бутахино, Поповка, Кабановщина,  Котелки, Лом, Таловка и Дубровка. Деревни эти ответили нам, что они за оружие взяться готовы.

 Мы ждали объявления степановцами мобилизации населения, потому что в это время было бы легче поднять восстание. События  же разворачивались. После короткого  боя сдался Нолинск. Доходили тревожные вести о сдаче Яранска. Дежурившие на пристани наши ребята собирали сведения, но они были малоутешительны. Только однажды мы услышали, что снизу идет какая-то флотилия. Мы не думали, что это свои. Однако наша печаль сменилась радостью, т.к. степановский гарнизон Уржума  вышел навстречу противнику под Шурму. К вечеру получили сведения, что Шурму взял тов.Бабкин. Мы решили призвать под руье свою дружину.

Явились мы в Теребиловку, заняли волостную земскую управу, разослали извещения по деревням и приступили к формированию партизанского отряда. В это время Бабкин обстреливал Шурму с парохода из трехдюймовки. Уржум был объят паникой. Зная, что город в оперативном отношении никакой роли не играет, мы его не занимали, а заняли подступы от Аркуля до Турека, загородив степановцам отступление из-под Шурмы. Бабкин, между тем, высадившись в Шурме, разбил Степанова на голову.

Наш отряд вырос уже до 475 человек. Деревни помогали нам продовольствием, фуражом, холстом и даже лаптями.

  Для организации связи и конной разведки мы произвели частную мобилизацию лошадей у кулацкого элемента.

 В это время со стороны Вятки прискакал 1-й Полтавский кавалерийский полк под командованием тов.Зусмановича, а с ним и начальник Уржумского гарнизона тов.Одинцов. В Уржуме снова начала строиться советская власть. Зусманович не мог долго держать в Уржуме свой полк. Мне предложили все резервы моей дружины, размещенные  по квартирам в деревнях, перебросить в Уржум, куда и было переброшено 200 человек и штаб дружины. Мы заняли дом Кошкина на Тургеневской улице, разместив штаб в нижнем этаже.

 Однако вскоре нам пришлось перебраться наверх, так как по ночам, несмотря на то, что по улице ходил наш патруль, окна штаба обстреливались. Дружинники настойчиво требовали от меня преследовать противника и наступать на Казань. Однако Вятка категорически предложила охранять юг губернии и Уржум не оставлять.

... Уездный военный комиссариат был заново перестроен. В помощь тов.Одинцову был дан член партии тов.Мачехин Ф.И. В то же время начинает основываться уездная чрезвычайная комиссия, во главе которой стал т.Мышкин А.И.

 Юго-западная группа (Токтайбелякская) вслед за ликвидацией мятежа превратилась в бандитскую организацию. Илью Кропотова расстреляли в Вятке, а шайку его помощника Вершинина человек в 200, укрывавшуюся в Илецком волоке и терроризировавшую население, живущее на границе Казанской губернии, поручено было уничтожить мне.

 При помощи латышской кавалерии шайка была разоружена и ликвидирована. Сам Вершинин был ранен и отправлен в Вятку, откуда ему удалось бежать, но при попытке организовать «зеленую» армию он был убит отрядом комдеза.

 В начале 1919 года нашу Теребиловскую дружину больше чем на половину распустили по домам, оставив лишь небольшую часть  для охраны Уржума и для формирования отряда для борьбы с дезертирством. Я был комендантом города, оставаясь в то же время и командиром дружины.

Но недолго Сормаху пришлось отдыхать. Впереди стояла новая вона – с колчаковцами. В конце апреля 1919 г. отборные силы колчаковской армии, рассчитывая прорваться к железнодорожной магистрали на Вятку, предприняли новое наступление. Колчаковцы предполагали до начала ледохода перейти реку Вятку и, пользуясь распутицей, смять отступающие красноармейские части. Передовые их  подразделения колчаковцев  в 20 километрах от Уржума. В этом направлении действовал 2й штурмовой Тобольский полк. Уржумский ревком и уездный комитет партии обратились к населению уезда с призывом: «Все, как один, способные носить оружие, идите и записывайтесь в ряды Красной армии».

 Снова взяли в руки винтовки добровольцы-теребиловцы. Боевым порядком с оркестром вышли они на село Турек к линии фронта. Их было более 500 человек. Командовал ими снова Николай Сормах.

 Первые удары, нанесенные дружиной, вынудили колчаковцев замедлить наступление. В этих боях, как всегда, Николай Сормах поражал своих бойцов и врагов  дерзкой отвагой и находчивостью.

 Вот один из эпизодов.  Ночью, переправившись  на утлой лодчонке в луга, Сормах с 18 смельчаками из своей дружины вброд, по пояс в ледяной воде, добрался до леса, раскинувшегося у Арпореза. Здесь расположилась белогвардейская застава. Колчаковцы спали у тлевших костров, часовые тоже дремали.

По команде Сормаха дружинники бросил на поляну несколько гранат и открыли стрельбу. В панике бежавшие белогвардейцы оставили оружие, провизию и все 90 лодок, приготовленные для переправы.

Часть лодок была уничтожена, в остальные отгружено продовольствие и оружие. Смельчаки торопились:  по лесу шел гул, ничего доброго не предвещавший. Когда теребиловцы выплыли на стрежь, в них полетели пули. На берегу показался колчаковский кавалерийский эскадрон. Явись белогвардейцы на 15 минут раньше, теребиловцам не удалось бы уйти от них.

 Теребиловская дружина нанесла сокрушительный удар отборному офицерскому  Тобольскому полку. За смелость и мужество  Николай Сормах был награжден начальником дивизии Уржумского направления саблей с золотым эфесом.

В селе Кильмези из партизанских отрядов и Теребиловской дивизии был сформирован Уржумский имени Блюхера полк. В нем Сормах сначала командовал батальоном, а затем всем полком.   Осенью 1919 года Николай Сормах был тяжело ранен и по состоянию здоровья демобилизовался из Красной армии.

За боевые подвиги Реввоенсовет республики наградил  его почетной грамотой.

За выдающиеся подвиги перед Родиной  Н.Сормах в 1927 г. был награжден орденом Красного Знамени.

После демобилизации Николай Гурьянович работал в милиции родного уезда. Затем его карьера пошла резко вверх- начальник милиции Северного края, начальник Московского областного управления исправительно-трудовых лагерей. Эта работа подорвала его здоровье, и он возвращается в родное Зайково, по состоянию выходит на пенсию. Казалось, впереди еще большая, нужная людям жизнь… Наступил злополучный 1937 год. Безжалостная сталинская машина пожирала все новых и новых жертв, не считаясь ни с какими заслугами.   Если были безжалостно смолоты в жерновах террора такие партийные шишки, как Тухачевский, Ягода и Ежов (а остальных как Фрунзе,  Кирова, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Горького просто «убрали»), что уж говорить о более мелких сошках… В 1938 году пришли и за Сорокиным-Махаловым, судили по статье 58-10, дали 5 лет лагерей. За что он был осужден, неизвестно. Возможно, его судебно-следственное дело хранится в архиве ГАСПИ КО, и из него можно узнать истину. Не исключено, что причиной ареста мог стать и донос (врагов у таких людей было достаточно) или неосторожная газетная статья, а писал он много.

 В 1945 году прославленный герой Гражданской войны умер в лагере в 56 лет. Но об этом не писали в советских книгах и статьях…

 

Источники:

Легенда о шашке знатного большевика Николая Сормаха: http://tornado-84.livejournal.com/128066.html

Н.Кощеев. Командир Теребиловской дружины // Комсомольское племя – 1967 г. № 68

Воспоминания Сормаха // Кировская искра-  1987 г.№ 93, 96, 99