Офицерские заговоры и организации в годы Гражданской войны

        Среди бывших офицеров  царской армии были не только те, кто с восторгом принял советскую власть и начали ее устанавливать в городах и весях Вятской губернии, но нашлось и немало тех кто ее не принял. Если не сразу,  то позднее.  Они создавали свои организации и заговоры. Такие офицерские организации в 1918-1919 гг. возникли в Вятке, Уржуме и Малмыже.

  В Вятке  множество офицеров оказалось в конце 1917 года. Не известно, по какой причине они облюбовали этот северный город, но военных к началу 1918 года здесь было очень много, причем большей частью приезжих. По воспоминаниям большевиков, в первые месяцы советской власти здесь находилось до тысячи офицеров старой армии.  Впрочем  существенной роли в противостоянии между старой и новой властью они не сыграли. Здесь интересно обратиться к этим воспоминаниям:

   «В  связи с событиями в Петрограде, Москве, на фронте, в Вятку стекались  сторонники старого строя – офицеры царской армии, настроенные против революции. Эти лица рассчитывали отсидеться в таком уголке, как Вятка, накопить силы и поднять восстание против советской власти (Д.Я.Зобнин)

   …… В первых числах января  1918 г. над Вяткой  нависла опасность  со стороны бывших  в городе и вновь  съехавшихся сюда белых офицеров.  Мы узнали, что их в Вятке  – до 800 человек. Это офицерье было собрано сюда каким-то генералом, проживавшим в другом городе. Офицеры, видимо, жили в Вятке в ожидании генерала, но тот не приезжал.  Однажды кто-то объявил им, что ночью будет облава, для чего собирают  с. «летучего отряда» моряков, солдат 106 полка и рабочие вооруженные отряды.  В ту же ночь многие офицеры поторопились исчезнуть  из города.  Лишь  только на станции  Вятка-1 и Вятка-2 было задержано около 20 белых офицеров (А.С.Трубинский)[1]».

   Еще один офицерский заговор был обезврежен М.Азиным в Вятке в мае 1918 года. По некоторым данным, офицеры готовили восстание против советской власти. Генеральное собрание всех офицеров было назначено в Александровском саду города. Каким-то образом, большевики узнали о нем и оперативно арестовали всех офицеров.

  Осенью 1918 года офицерский заговор был раскрыт большевиками в Малмыже. Местные офицеры планировали арестовать представителей советской власти,  поднять в городе восстание и присоединиться к Ижевско-Воткинскому восстанию. Большевики П.В. Чайников и М.А.Опарин оставили об этом событии следующие воспоминания:

   «…В самом Малмыже готовился заговор офицеров старой николаевской  армии. Они намеревались перебить коммунистов и активных работников уисполкома, поднять восстание и примкнуть к ижевским белогвардейцам. Это стало известно партийному комитету и уисполкому. Было решено арестовать офицеров. Заранее выявили их адреса. На закрытом заседании волкома члены его и коммунисты были раскреплены для проведения арестов. Вооружившись и взяв с собой по одному красноармейцу, глубокой ночью они явились на квартиры офицеров и арестовали их. Лишь немногим удалось скрыться. Заговор был ликвидирован[2]».

    В начале 1918 года крупная офицерская организация возникла и в Уржуме, члены которой готовили свержение местной  советской власти  и впоследствии приняли участие в Степановском мятеже[3]. О ней удалось узнать благодаря судебно-следственному делу мещанской девицы Екатерины Моисеевны Изергиной, которая вела дневники, в которых записывала все события своей жизни и нелестно отзывалась на его страницах о советской власти и Красной армии. Благодаря ее судебно-следственному делу и анкете, можно немного узнать о короткой биографии девушки. Происходила она из семьи уважаемого в городе гражданина Моисея Корниловича Симахина, который при большевиках был «обложен» чрезвычайным  налогом  на 80 тысяч рублей. К сожалению, о роде его деятельности не известно; возможно, Симахин занимался торговлей. Позднее отец ушел вместе со степановцами в Казань и там скрывался от розыска, работая в кооперативе закупным агентом, подавая короткие весточки своей жене, оставшейся в Уржуме, только через редких знакомых. Екатерина Моисеевна окончила женскую  гимназию  в Уржуме и работала до октябрьской революции учительницей в одной из отдаленных деревень Уржумского уезда. На момент Степановского мятежа ей было 23 года.

  После установления в Уржуме советской власти, девушка возвращается в родной город с планами и надеждами на новую жизнь, но она ошиблась – «бывшие» в эту новую жизнь никак не вписывались. Ей отказывают в работе во всех организациях, ввиду ее происхождения, что у нее породило жгучую ненависть к большевикам. Екатерина Моисеевна познакомилась с другими противниками новой власти, вошла  в среду офицеров в возникшей  их нелегальной организации.  По ее словам, она лично знала всех офицеров  и разделяла  отношение их  к советской власти.  На всех страницах дневника она называла большевиков не иначе как хулиганами, разбойниками, мерзавцами и другими нелестными эпитетами. Кое-где она записывала и свое отношение к ситуации в стране, например, писала, что свобода только породила грабежи в стране. Позднее, на допросе после своего ареста она скажет: «Меня побудило называть красноармейцев и большевиков негодяями и грабителями, потому что, что ходили и грабили, а может они и не были красноармейцами».

   Благодаря дневниковым записям Изергиной и протоколам чекистов в ее следственном деле теперь мы можем немного узнать об этой офицерской организации. К сожалению, сведения о ней в судебно-следственном деле очень скупые; похоже чекисты сосредоточили свое внимание только на персоне арестованной, а не на офицерской организации (возможно, потому что на момент ареста Изергиной в конце 1919 г. все ее участники уже давно покинули Уржум). Не известно, кто возглавлял ее, какие она имела цели, когда и где собиралась  и какую роль в ней играла единственная женщина…

    Организация возникла сразу «с первых дней свержения капиталистического строя», т.е. в январе 1918 года. В нее влились не только местные офицеры, но и приезжие. Уже в январе 1918 года заговорщики начали готовить теракт – взрыв здания, где должен был пройти большевистский съезд.  15 января Екатерина Моисеевна записала в своем дневнике: «Шурка Фролов говорил Сане, что все офицера  и прапорщики принялись за работу, они приготовляют бомбу, чтобы взорвать съезд, в котором заседают большевики, во время ихнего заседания… Неужели это сбудется. Вот бы хорошо то было, вот бы радость то. Ведь этим уничтожим власть большевиков, которых так ненавижу, ах, чтоб сбылось…» Позднее на допросе в ЧК  она признается: «Я радовалась, что офицера бросят бомбу на заседании, потому что я не получила нигде места службы…»

   По каким-то причинам теракт не состоялся, но офицерская организация продолжала свою деятельность вплоть до Степановского мятежа. 6 марта 1918 года девушка записала: ««Завтра будет съезд крестьян, офицеры  хотят соединиться  с крестьянами  против большевиков». Удалось ли это осуществить заговорщикам, тоже неизвестно.  В судебно-следственном деле больше об «актах», которые готовили офицеры,  нет ничего. В конце июля 1918 года им  удалось уговорить  матросов, видимо, из Московского продполка, свергнуть в Уржуме советскую власть. Сделать это было не сложно, так как большинство продотрядников  далеко не разделяло идеи советской власти. Из следственного дела Е.М.Изергиной: «31 июля  1918 года  контрреволюционное  офицерство вели активную работу среди отряда матросов, уговаривая их свергнуть советскую власть, их работа увенчалась  работой и в тот же день произошел раскол отряда матросов. И контрреволюционное офицерство совместно  со всеми белогвардейскими  элементами г.Уржума были вооружены  и советская власть г.Уржума пала, при чем благодаря укрывательству офицеров Екатериной Изергиной не удалось раскрыть заговора и арестов белогвардейских  офицеров». Здесь, похоже речь идет уже о Степановском мятеже или мятеже офицеров и матросов в Уржуме, который способствовал быстрому падению советской власти в Уржуме во время мятежа. После разгрома  Степановского мятежа, Екатерина Моисеевна спрятала от большевиков двух офицеров, принявших в нем участие - Николая Хорошавина и Николая Протопопова, сделав в своем дневнике краткую запись: «их большевистские  морды ищут».

    Чем занималась Екатерина Моисеевна во время Степановского мятежа, тоже данных нет. В своем дневнике она только выразила радость по поводу «неимоверной  радости белогвардейского  строя и Учредительного собрания». После разгрома степановцев она не ушла с мятежниками, как ее отец, а осталась в городе (возможно, из-за оставшейся в городе матери). Это было нелегкое время, так как советские организации работу ей по-прежнему не давали, к тому же за ее отцом оставался приличный долг по чрезвычайному налогу; из 80 тысяч мать смогла уплатить только 20.

  Изменить положение помогло только замужество, когда Екатерина Моисеевна, наконец, сменила фамилию и подделала документы о своем происхождении («жила по поддельным документам»).  В конце декабря 1918 года она  выходит замуж за бывшего офицера Андрона Федоровича  Изергина, с которым познакомилась за две недели до этого. Андрон Федорович работал фотографом, благодаря чему они и познакомились: «Познакомился  я с ней, когда она приходила сниматься…» – рассказал Андрон Федорович в протоколе своего допроса в ЧК. Он был на стороне советской власти   и ничего не знал ни о бурном прошлом своей жены, ни о том, что она вела дневники, но супруга не скрывала своего отношения к власти. По словам мужа, «он с  ней часто спорил и заставлял  молчать при разговорах и хвальстве белогвардейских офицеров».  Сам Андрон Федорович на своем допросе скажет: «Иногда она со мной говорила о офицерах, о том, что она относится к советской власти отрицательно, но я ее всегда останавливал, ибо такой разговор был против моих убеждений…» Даже на своем допросе в ЧК Екатерина Моисеевна по простоте своей чистосердечно скажет то, что она думает: «По моему не стоило праздновать  октябрьскую революцию, потому что не было спокою ни одного дня, все ездили с обыском, а чтоб ходили я не знаю. Хулиганы или другие приходят и кричат».

   Замужество и смена фамилии подвигли девушку на новую авантюрную затею – через Отдел труда Профсоюза она смогла устроиться в Уржумскую Чрезвычайную Комиссию машинисткой. Поскольку и в  1919 году Уржумская ЧК продолжала заниматься розыском и поимкой бывших участников Степановского восстания, это позволило ей оперативно узнавать о всех предстоящих арестах и также оперативно предупреждать своих знакомых.  Бывшие офицеры, скрывавшиеся в городе, даже «всегда  были в курсе дела работы чрезкомиссии». Кроме того, по всей видимости Екатерина Моисеевна вела и обширную переписку, поскольку в ее судебно-следственном деле сохранилось немало трогательных писем.   Позднее, чтобы не быть разоблаченной, она устроилась машинисткой в лесной отдел, где и работала до своего ареста, а также вступила в союз служащих и, видимо, оставила свои политические авантюры, став обычной добропорядочной советской девушкой. Даже на своем допросе она призналась, что «в прошлом  году была против власти советов, в настоящее  время взгляды изменила».

    В октябре  1919 года Екатерина Моисеевна и ее муж были арестованы. Причина ареста неизвестна, возможно, как это часто бывало, это был случайный арест по доносу. По словам свидетельницы, сначала была арестована Екатерина Моисеевна за то, что «во время обыска она поругала и поплакала, записав в дневнике с досады что зачем отобрали бинокль», а затем ее муж.  То, что они были арестованы не вместе  следует из слов протокола соседки Изергиных по горкоммуне, где жили тогда Изергины, Таси Широковой, курсантки сестер милосердия  и по совместительству «комуниски» (как записали в ее анкете допроса): «Разговоре частном  до ареста  Изергин  рассказывал, что как его жена арестована…»  В  номерах горкоммуны (коммуналке?)  в Уржуме  остались  вещи Изергиных после ареста.  Заведующий номеров требовал оплату за проживание и получил  записку Изергина   из  тюрьмы, присланного со своим  случайным знакомым Григорием Сморкаловым, чтобы его вещи несли туда. Причем в этом свидетели разнятся, например, Сморкалов утверждал, что речь шла об одной шубе, а Тася Широкова говорила в протоколе своего допроса, что речь шла о еде – сахаре, хлебе и сухарях. Одним словом, все вещи понесли в тюрьму.  Вместе с Тасей и Егором сюда пришел и заведующий номерами  требовать оплату за проживание.  Самое интересное, что Изергин в тюрьме удивился принесенным вещам и попросил Сморкалова отнести их  обратно в номера и изъять некоторые бумаги, чтобы они не попали в чужие руки, а заведующему номерами обещал  рассчитаться за номера позднее. Заведующего номерами взяло сомнение и он попросил коменданта, чтобы в гостиницу  послали сотрудника охраны ЧК.  Чекисты  произвели два обыска и среди вещей нашли бумаги Изергиных, в том числе дневники Екатерины Моисеевны. После их изучения теперь они имели на арест Изергиных  веские основания – «укрывательство  белогвардейских  офицеров, и содействие свержению советской власти  в Уржуме».  Кроме того, был арестован и бывший прапорщик Григорий Сморкалов, как имевший связь с Изергиными.

   На своем первом допросе 24 октября 1918 г. Екатерина Моисеевна отвергла все выдвинутые против нее обвинения, показав следующее:

 «Я действительно  сознаюсь, что писала в своем дневнике о своем недовольстве  по отношению некоторых личностей большевиков, но по отношению  к партии большевиков  и Красной армии я никогда  не занимала враждебной  позиции и не позволяла  их ругать и тем более не высказывать мысли, что вот хорошо было вот уничтожить большевиков и скорее свергнуть советскую власть. Когда прибыли в Уржум  степановские банды, так я этому нисколько  не обрадовалась, т.к. я была за советскую власть. Вообще я никогда  против советской власти не была, а также не была никогда  и против большевиков , за что согласна поручиться всей своей жизнью и честью, что вышеприведенные показания, правдивы, в чем и подписуюсь.

   Я  еще подтверждаю, что никогда не была против советской власти против большевиков и даже служила в Уржумской  Чрезвычайной Комиссии, что не могло бы быть, если бы я была против советской власти и если бы я действительно  сочувствовала контрреволюционным  офицерам…»

Также она опровергла свою причастность к планам бывших  офицеров, которых она якобы не знала, в том числе и с теми, которые прятались в ее доме: «Знакомых среди офицеров, которые теперь убежали с белыми, я имела, но ничего не знала об их планах от их самих, а слышала стороной, что офицеры  подготавляют  заговор и собираются  бросить бомбу, чему я очень сочувствовала, но не верила, что сбудется это все.

 В настоящее  время  я контрреволюционерам  сочувствую как людям, которых преследуют, т.к. жалею всех людей».

    Интересно, что официально обвинение Изергиной было предъявлено только 6 ноября, заключавшееся «в сообщительстве   белогвардейскими  офицерами и укрывательстве таковых в доме своих родителей в   сентябре 1918 г». В тот же день следователь  Уржумской уездной Чрезвычайно-следственной комиссии Штирнер постановил расстрелять Екатерину Изергину, как «врага рабоче-крестьянской советской власти  за ея преступление  пред рабочими  и крестьянами». Несмотря на то, что Изергина ни в чем не призналась, Штирнер, видимо, не заморачивался над такими пустяками, ведь у него были более веские доказательства вины подсудимой, например, ее дневник. На эти  записи он опирался, строя обвинение.  В своем постановлении он так и обозначил эти доказательства: «Принадлежа  к семейству крупных  експлуататоров Екатерина Изергина   является  ярой контрреволюционеркой, проникнутой непримиримой ненавистью к советской власти и партии коммунистов  (большевиков), что видно из ея дневника, который в настоящем деле прилагается… Из обличительного материала –дневника, писаного рукой гражданки Изергиной видно, что она Изергина  находилась в тесных сношениях   с контрреволюционной группой офицеров и белогвардейцев,  подготавливавших свержение советской власти в г.Уржуме  и примкнула в августе 1918 г.   к белогвардейским степановским бандам». 

   «Контрреволюционность» ее, по мнению Штирнера, заключалась в следующем:

 « 1. Сообщничество с белогвардейцами, подготавливавшими в городе Уржуме свержение советской власти.

  1.  Укрывательство офицеров белогвардейцев  в доме ея родителей
  2. Явно  выражавшееся желание ее помочь  в осуществлении их дьявольских планов взорвать уездный  съезд советов
  3. Попытка  Изергиной втереться   на должность служащей  в уездчрезкомиссию  дабы использовать это  в определенных  целях контрреволюции
  4. Фиксация  рукой Изергиной  в дневнике целого  ряда оскорблений  по адресу чести доблестной Красной армии и партии  коммунистов (большевиков)».

  Разумеется, в конце 1919 года уржумские чекисты уже не могли расстреливать врагов советской власти так, как им вздумается, как в 1918м, поэтому Штирнер был вынужден отослать  данное дело вместе с арестованными  в  особый  отдел  при Вятской губернской  чрезкомиссии «для санкционирования  настоящего постановления  и приведения его в исполнение».

    В Вятке дело Изергиной рассматривалось еще месяц. 22 ноября состоялся второй ее допрос, который вел следователь  Особого  отдела Вятского Губчрезкомиссии А.Альтберг.  Незадолго до этого были допрошены свидетели - Анастасия Степанова Широкова (Тася) и заведующий номерами горкоммуны Ф.Я.Посников.  На  втором допросе Екатерина Моисеевна,  видимо, под давлением неоспоримых доказательств или надеясь облегчить свою участь, призналась во всех эпизодах своей «преступной» деятельности, что сочувствовала офицерам и ненавидела советскую власть, а также назвала фамилии всех знакомых ей офицеров и их примерное местопребывание. На вопрос, в чем заключалась ваша борьба, с цитированием слов, написанных  в дневнике, видимо, подавленная девушка кратко ответила: «Раз эти слова говорят за это, то и мне нечего говорить стало быть, у меня такие убеждения…»

 Здесь будет не лишним привести имена уржумских офицеров, которые упоминала Изергина в протоколе своего допроса, поскольку именно они состояли в пресловутой офицерской организации:

 «Офицер  Александр  Фролов мне знаком, где он сейчас я не знаю…

Саня Ю {нрзб} тоже бывший  офицер, который ушел к белым и потом снова вернулся и был арестован. Где сейчас, не знаю…

Коля Кропотов тоже офицер. Где сейчас, не знаю. С ним я была знакома чрез посредство  Хорошавцева. Николай Хорошавцев и Николай Протопопов   были приняты нами и жили в темной комнате. При розыске таковых оба белогвардейские офицеры…

Удачин, который фигурирует в моем дневнике, тоже офицер. На странице 74, тоже офицер. Имя его я не знаю, у кого он останавливался? На улице Советской около моста, у кого именно не знаю, но кажется дом Сундырева. Паша фигурирует  на той же странице , являлась сестрой Хорошавцевых, была она в Уржуме, а потом говорили, что уехала в Вятку. Киселев проживает  в Уфе, центральная улица,  д.10, с которым  имела переписку…

Умыков, указанный  на странице  982, тоже бывший офицер  уржумский, который тоже ушел к белым. Ширяев тоже бывший офицер  и тоже ушел к белым, родители  его живут в Уржуме, проживают по ул.Свободы, соборный  дом.

Одним словом я вращалась  в кругу всех бывших  офицеров  г.Уржума. При свержении советской власти  в г.Уржуме участвовали  все знакомые мне офицеры».

   Спустя два дня был допрошен муж Изергиной, Андрон Федорович, чистосердечно признавшийся, что к делам своей жены он не имеет никакого отношения, и не знает никого из бывших офицеров – «… все почти уржумские  офицеры  перешли на сторону  белогвардейцев  или укрываются в тылу, но я с ними не знаком  и указать их не могу».

   В тот же день была окончательно решена и судьба Екатерины Моисеевны. Следователь   А.Альтберг  в заключении по делу Изергиных подытожилл: «Следствие  считаю оконченным, факт злостного преступления установленным, Екатерину Изергину  расстрелять как негодного явного и злостного контрреволюционного элемента, который сознательно с корыстной целью совершил перед пролетариатом непростительный проступок, а гр. Андрона Изергина и Григория Сморкалова из под ареста освободить, как не имеющих отношение  к делу. Настоящее заключение передать на утверждение Коллегии ВГЧК».

  В свою очередь, и губернская Чрезкомиссия не могла приговорить к расстрелу без санкции более высшей инстанции – Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.  30 ноября 1919 г. состоялось  заседание членов коллегии Вятской губернской  Чрезвычайной Комиссии, постановившее расстрелять гражданку Изергину, а Андрона Изергина и Григория Сморкалова освободить.   23 декабря 1919 г. президиум ВЧК утвердил этот приговор. В заключении по делу говорилось:

 «Гражданка Екатерина Моисеевна Изергина  обвиняется в сообщничестве с белогвардейцами, подготавливавшими свержение советской власти в г.Уржуме, в укрывательстве белогвардейских  офицеров и в оскорблении партии коммунистов.

 Вышеуказанное  обвинение подтверждается собственным признанием Изергиной, признанием вынужденным,  так как в найденном дневнике ея обнаружены  все ея мысли и вся ея желания.

Но если излияния Изергиной в ея дневнике и могли бы быть рассматриваемы только  как злобный визг подавленной буржуйки, имя коим сейчас легион, если даже стать дальше  на ту точку зрения, что белогвардейских офицеров она укрывала   не будучи в состоянии отказать в защите  знакомым, то зато ея  поступление  на службу в Уржумскую Чрезвычайную Комиссию является уже решающим фактором. Совершенно нет надобности расследовать, что сделала там Изергина  во вред советской власти. Самый  факт  поступления в Чрезвычайную Комиссию 24летней образованной женщины, дышащей такой ненавистью к большевикам, говорит за то, что Изергина затевала  и здесь злое дело. Совершенно  не смущаясь тем, что в данном деле речь идет о женщине и именно потому, что женщина воспитывает  своих детей, будущих  граждан, в том духе, в каком угодно ей, и нередко оказывая большое влияние  на окружающую ее среду.

  Предлагаю к гражданке  Изергиной  применить высшую меру наказания и постановление Вятской Чрезвычайной Комиссии утвердить».

   Приговор был приведен в исполнение  2 января 1920  г. в 11 часов ночи.

 Примечательно, что той же осенью 1919 года в Уржуме был раскрыт чекистами еще один офицерский заговор, которые готовили некие Клоков и Поляков. К сожалению, сведения о нем сохранились очень скупые. Упоминание об этом заговоре удалось найти только в воспоминаниях уржумского большевика Ф.Мачехина:

«В 1919 же году  было в черте города Уржума обнаружен заговор во главе Клокова, Полякова и других, которые ставили перед собой задачу  - устроить восстание в г.Уржуме, в первую очередь, путем террора покончить с ответственными работниками. Заговор был открыт своевременно, пакостей каких-либо эти юнцы сделать не успели.  Клоков успел сбежать, остальные главари – трое – во главе с Поляковым  были расстреляны[4]…»

  Безусловно, в годы Гражданской войны в Вятке были и другие офицерские заговоры и организации, но история их нам пока неизвестна.

 

 

 

 

 

 

 

 

[2] За власть советов – Киров 1957 г., с. За власть советов – Киров 1957 г., с.165

[3] Здесь и далее: ЦГАКО ф.П-6799 оп.9 д. су-10964 (судебно-следственное дело Е.М.Изергиной)

 

[4] ЦГАКО ф.П-45 оп.1 д.147 лл.59-109

Комментарии

Аватар пользователя VeraB

Интересно. А у Вас есть что- нибудь об офицере, помещике из села Гоньба, Граве НН? Ведь он тоже был в 1919 году в Малмыжском уезде. 

Аватар пользователя shura

Нет. Слабо пока занимался 1919 годом.

Аватар пользователя shura

Воспоминание о еще одной уржумской учительнице, расстрелянной за связь с "белыми"

 

Во время гражданской войны в нашем округе, а точнее, в деревне Зимино бывшего Решетниковского сельсовета, была расстреляна молодая учительница – девушка из Зиминской школы Уржумского земства.

Эту историю я впервые услышала, когда мне было 10 лет. В Дмитриевскую родительскую субботу к нам пришла жена маминого двоюродного брата. Она была родом из д.Зимино. Учительница жила у них на квартире.

И вот, в родительскую субботу, поминая своих близких, они помянули и убиенную учительницу. Я попробовала вмешаться в разговор, но мама на меня прикрикнула, что б я не слушала. Я залезла на печку и разговор все же услышала.

Было так. Пришли в дом, где жила учительница, двое мужчин с ружьями и велели ей выйти. Тогда учительница попросила, чтобы дали ей одеться. Она оделась во все самое хорошее, что у нее было – юбку с кофтой, высокие ботинки со шнурками. Им показалось, что она слишком долго шнурует ботинки, подталкивали ее, чтоб поторапливалась. Потом она умылась, встала под образа, перекрестилась, и они ее повели. Вывели за деревню в овраг и убили , там же и закопали.

 Впоследствии эту историю я и от других слышала. Все, оказывается, знали про учительницу, но никто об этом старался не рассказывать. Как говорили, убили ее за связь с белыми.

 Как ее звали и откуда она, я не знаю. Нет уж тех людей, кто бы мог сказать. И деревни уже нет…

 Я хочу через газету поведать эту историю. Может, найдется кто-то из родственников этой убиенной женщины. Из д.Зимино осталось только 5 человек, которые проживают в с.Большой Рой. Они могли бы показать захоронение этой молодой учительницы.

 

З.А.Бронникова. Село Большой Рой Уржумского района.

 

Вера -Эском - 2004 г. № 466

 

Возможно, об этой девушке вспоминал и очевидец Борис Курочкин: "     Осенью 1918 года я как-то возвращался с Антонкова, нес молоко. Дорога шла через Солдатский лес. Навстречу мне  попался отряд конников, который сопровождал осужденных на казнь. Это были люди, одеты не по погоде. До сих пор помню молодую женщину, быть может, учительницу. Истерзанная, в туфельках, с распущенными волосами, она производила очень жалкое зрелище. И так было нередко. Местом казни был и Берсенский лог…" (Б.Курочкин. Так было // Уржумская старина - Уржум  1991 г. № 3).

 

На сайте мормонов изучала метрические книги по Царевоконстантиновской церкви с. Селты Малмыжского уезда и в октябре 1918 года мне встретилось несколько страниц с растреленными людьми. Не знаю были они членами этих организаций или нет, но когда поперек страницы в графе причина смерти написано "расстрелены" или "казнен"ы это страшно.Тем более по документам с 1846 года эти фамилии мне встречались много раз, они рождались, женились, у них появлялись  дети. Я просто сроднилась с этими людьми. К счастью, интересующих меня фамилий в списках казненных не было.

Аватар пользователя shura

Селтинская волость была в 1918 году эпицентром большого Малмыжского восстания. Расправлялись с беспощадными беспощадно. В одной деревне расстреляли сразу 18 человек (судебно-следственное дело архива ЦГАКО), нередко сжигались целые деревни...