Половина двенадцатого. В комнате оживленные разговоры. Окрестные крестьяне, а их больше половины, вспоминали свои деревни, семьи. Остальные, городская молодежь, с живой надеждой на будущее, подводят итог умирающему году.
Под шумок двое из них таинственно шепчутся и возятся у длинного, арестантского стола. Через четверть часа он делается неузнаваем: грязные, изрезанные доски закрыты чистой простыней, на одном конце его весело шипит огромный самовар, всё остальное сплошь уставлено всевозможными закусками, присланными добрыми людьми.
Все это было каким-то веселым диссонансом в скучной, полутемной комнате с скучной жизнью.