Красноглинье

Ниже приведен текст с сайта архива Удмуртской республики:

"Дата строительства первой церкви и открытия прихода по документам ЦГА УР не установлена. Известно, что в начале ХVIII в. в селе была деревянная Николаевская церковь. По указу Вятской духовной консистории от 24 февраля 1765 г. вместо ветхой деревянной церкви построили новую, тоже Николаевскую, а старая была разобрана. В 1769 г. новая Николаевская церковь сгорела.
По указу Вятской духовной консистории от 22 мая 1769 г. разрешено построить новую деревянную церковь во имя Св. Николая Чудотворца. Деревянная церковь была построена на средства прихожан с одним престолом и освящена 7 декабря 1769 г.

11 апреля 1822 г. Вятской духовной консисторией дана храмозданная грамота на строительство каменного храма во имя Св. Николая Чудотворца. Церковь была заложена в 1823 г. Строительство ее завершено в 1834 г. Церковь построена на средства прихожан и пожертвования по сборным книгам с тремя престолами: в холодной церкви – во имя Покрова Пресвятой Богородицы, освящен 30 июня 1847 г., в теплой – правый – в честь Св. Николая Чудотворца, освящен 5 июля 1834 г., левый – в честь Трех Святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, освящен 19 сентября 1837 г.

В состав прихода в 1836 г. входили: с. Красноглинское, д. Лусниковская, поч. Голодаевский, д. Пермятская, поч. Красноперовский, поч. Якунинский, поч. Конинский, поч. Старое Ржище, Омутницкий завод, поч. Шуминский, д. Мона-стырская, д. Реневская, д. Терехинская, поч. Вшивский, д. Рекинская, поч. Белозерский, д. Зиминская, рудник Волковский, рудник Лавровский, поч. Подзиминский, д. Шиловская, поч. Волосковский, д. Горевская, д. Дубровская, рудник  Колпашинский, рудник Малахиевский. 

В 1866 г. старая деревянная Николаевская церковь сломана из-за ветхости. В 1872 г. в селе на месте бывшей церкви построена часовня.

14 сентября 1881 г. при церкви открыто церковно-приходское попечительство, а в 1903 г. – церковно-приходская школа.

Дата закрытия Покровской церкви по документам ЦГА УР не обнаружена".

Воспоминание о с. Красноглинье бывшей его жительницы Черных Людмилы Петровны:

"Мне пришлось уехать из Красноглинья в возрасте 14 лет (1963 год), потому и воспоминания мои детские. Я постараюсь восстановить в памяти то, чему была очевидицей , и рассказы моей мамы.

 В начале 60-х годов прошлого века наше село уже было подвержено процессу вымирания. Сейчас я понимаю это, а тогда происходящему не придавала  значения. Раньше даже улиц было больше: рядом с нашим домом стоял ещё дом моего дедушки Беляева Николая Алексеевича (сразу за усадьбой Беляева Михаила Семёновича). При мне ещё сохранилась дорога за огородами Беляева М.С. и его соседей. От дедушкиной усадьбы в моё время  остались только колодец и заросли черёмухи.

В те годы была ещё в селе молодёжь и детвора.  По вечерам на поляне (место ярмарок в старые времена) дети устраивали всевозможные игры. Летом натягивали волейбольную сетку, старшие играли в волейбол. Нам, малышне, выпадала честь поднести мяч. Молодёжь организовывала в клубе концерты. Помню, как мой брат Валентин, приехав во время зимних каникул из Кирова со своим другом-однокурсником Игорем Тотмениным, сочинял стихи к песне "Красноглинские вечера" на мотив "Подмосковных вечеров". Полученное "произведение" исполнялось на клубной сцене хором девушек под аккомпанемент баяна, которым виртуозно владел Игорь.   В воскресенье. как правило,  в клубе были кино и танцы. Студентов-односельчан было немного, т.к. вырваться из колхоза на учёбу было очень сложно: надо было  или очень хорошо успевать в школе или идти учиться на механизатора, но с условием возвращения  в колхоз. Паспортов колхозникам не давали, а потому без разрешения местного руководства никто никуда не мог уехать. В колхозе работали без выходных и отпусков за так называемые трудодни (практически, бесплатно).  Помню, что в один из месяцев  моя сестра Нина, которая после окончания 7-го класса работала дояркой на ферме, не только не получила зарплату, но ещё  осталась должна в колхозную кассу некоторую сумму (не уберегла 16-17- летняя доярка новорожденного телёнка).

Колхозная ферма (коровник) была построена в конце 50-х годов за речкой Осиновкой рядом с дорогой на  Лусники. Весной, в пору половодья, Вятка с Осиновкой разливались, дорога бывала затоплена, - к коровнику было проблематично добраться, что создавало дополнительные трудности в и так тяжёлом труде доярок. Работала на ферме молодёжно-комсомольская бригада, все молоденькие девушки из Красноглинья и Монастырки.

На речке Осиновке, метрах в 150 от самого устья, на уровне коровника, раньше стояла мельница. Хозяина её я не знаю. В наше время от мельницы оставалось только бучило (так мы называли искусственную заводь, образованную деревянным перекрытием через всю ширину речки) и деревянный настил (тоже по всей ширине Осиновки). В этом бучиле летом кишели рыбные мальки, которых мы ловили сачками и носили домой вёдрами. 

В старые времена на поляне нашего села организовывались ярмарки. Для этих целей и была оставлена поляна, не застраивалась. Это уже в 50-х годах почти посредине поляны был построен колхозный амбар. Во время Пасхи  на поляне строили карусель: вкапывали в землю высокий столб с крестовидной перекладиной, к которой подвешивали на верёвках сиденья. Кто-то из старших ребят раскручивал эту карусель. 

Мы, красноглинцы, чувствовали себя чуть ли не столичными жителями. Нам был присущ некоторый снобизм. По сравнению с близлежащими деревнями в нашем селе были учреждения административной и социальной принадлежности: сельсовет, правление колхоза, семилетняя (а с 1963 года восьмилетняя) школа, клуб с настоящей сценой и библиотекой, медпункт, почта, сельмаг. А в более ранние времена центром притяжения для близлежащих поселений была церковь.  Даже кладбище, на котором хоронили усопших со всей округи, было у нас... В дни поминовения  (Семик) в наше село съезжалось  очень много народу,- все шли на кладбище. Тут происходили встречи с давними знакомыми и дальними родственниками. В других деревнях ничего этого не было. Чем не столица!

Была в селе шерстобитка - устройство при ведении натурального хозяйства необходимое. Молодёжь может не знать, что такое шерстобитка.. А это просто машина, на которой овечью шерсть (овцы были в каждом дворе) трепали,  расчёсывали, - придавали товарный вид, готовый к прядению и на изготовление валенок. Бывший  хозяин шерстобитки  Смагин Демид  был раскулачен и выслан из села на многие годы. По окончании ссылки он вернулся в село и работал на этой же шерстобитке, но уже не на своей, а на колхозной, как наёмный работник.

Была и своя кузница (под кладбищем, - она обозначена на схеме села). Хозяин кузницы Смагин Тимофей Егорович спасся от выселения из села только тем, что собрал с односельчан подписи о том, что не использовал на работе в кузнице наёмный труд, т.е. не был эксплуататором (ведь молотобойцем у него была жена Елизавета Николаевна).  Кузница после раскулачивания и коллективизации, естественно, тоже стала колхозной. Тимофей Егорович погиб в 1943 году под Ленинградом (пошёл добровольцем на фронт, хотя и была у него бронь). После войны кузнецом работал Беляев Леонид Николаевич. 

Была в нашем селе гидрометеорологическая станция. На схеме обозначен водомерный пост.  Думаю, что первым нашим штатным  гидрометеорологом был тот же Смагин Тимофей Егорович. Работы на этой станции велись немалые по наблюдению за погодой, изменению уровня воды в Вятке, скорости течения, толщиной снежного покрова, температурой воздуха и воды и многое другое. Ежедневно с раннего утра нужно было собрать и зашифровать все данные замеров и не позже восьми часов    выслать в Киров телеграмму из пяти колонок цифр, в которых отражены были  все гидрометеорологические характеристики данной местности. Как я теперь понимаю, это были секретные данные, иначе к чему все эти коды и шифры! Моя мама, Смагина (Черных) Елизавета Николаевна,  в 1942 году заменила своего мужа на этой работе после ухода его на фронт (хотя у него была бронь, как у штатного метеоролога)

День и ночь через село шли тяжёлые лесовозы - стране нужна была древесина для восстановления хозяйства. Леса нещадно вырубались. Дорога на нашей красной глине за сезон сильно разбивалась, становилась непроезжей. Тогда в наше село "пригоняли" заводских рабочих для ремонта дороги. И так повторялось из года в год. А потом (уже в 70-х годах) проложили новую дорогу, в объезд Красноглинья, прямо с Монастырки в сторону Лусников, по полям. И это ускорило конец  Красноглинья".