Православные приходы Уржумского района в годы Великой Отечественной войны

Христо-Рождественская церковь в селе Шурма Уржумского района, ставшая маслозаводом...

 

Как известно, к 1941 году усилиями безбожников в Уржумском районе были закрыты почти все православные храмы. Последними были закрыты храмы в Уржуме (Казанская церковь, 1940 г.), в селах Байса (1940 г.) и Рождественское (май 1941 г.). Если мы ознакомимся с документацией того времени, посвященной закрытию церквей, то узнаем, что в основном они закрывались обманом, шантажом, запугиванием, навязыванием непосильного ремонта.  Все это прекрасно отложилось в архивных делах. Большинство старых священников было репрессировано или, вынужденные отречься от сана, трудились на светских работах.

   Оставшись без своих храмов, верующие Уржумского района не прекращали добиваться их открытия. В архиве ЦГАКО сохранились многочисленные прошения уржумских верующих об открытии церквей района, которые шли на адреса ВЦИК, Сталина, Калинина, Молотова. Практически все они получали отказ и возвращались в Кировский облисполком, где и сохранились.

  В своем  заявлении от 22 ноября 1943 г. верующие села Решетники Уржумского района в Кировский облисполком писали:

  «В сентябре-месяце 1943 г. нами было подано заявление в Шурминский райисполком о регистрации группы верующих, но последний до сих пор материал задерживает без движения.

Поэтому просим облисполком дать указания исполкому райсовета, чтобы последний не чинил препятствий в регистрации.

Ставим вас в известность, что Решетниковская церковь официально не была закрыта, а бездействует из-за отсутствия служителя культа…Служители культа священник и псаломщик есть (1)».

 Также было отказано и в открытии церкви в селе Ашлань в 1944 году:

  «Принимая во внимание, что церковь в селе Ашлань закрыта решением Исполнительного областного совета от 29 декабря 1937 г., здание церкви переоборудовано под клуб, Исполнительный областной Совет, решил:

 В просьбе группы верующих о передаче бывшей церкви в с.Ашлань для религиозных служб – оказать (2)».

  А в большинстве мест Кировской области и открывать-то было почти нечего. За время, прошедшее с массового закрытия храмов, на местах партийное и колхозное руководство усугубило состояние многих культовых зданий, на ремонт которых в лучшем случае отпускались мизерные средства, да и то лишь на те, которые занимались культурными учреждениями. Шла война, не до того было. Те же, которые использовались по другому назначению, в основном под склады, постепенно ветшали. В г. Уржуме даже Свято-Троицкий собор – краса и гордость всего района - по словам верующих по внутреннему состоянию больше напоминал «скотный двор».

    В Шурминском районе бывшие храмы в Большом Рое, Актыгашево и Русском Туреке занимались под культурные учреждения, клубы и школы, и поэтому к 1948 г. они находились еще в более-менее в хорошем состоянии, не считая окон, забитых досками из-за отсутствия стекол. Больше всего «досталось» Шурминской Христо-Рождественской церкви, в здании которой размещался целый ряд учреждений, начиная от библиотеки и кончая кузницей райпромкомбината. Документ за 1948 год сообщал о состоянии церкви: «Колокольня наполовину разломана . Ограда и иконостас ликвидированы, пол в старой половине выломан, железо с крыши с одной  трети снято, рамы оконные целы, крестов на церкви нет… Отношение к зданию церкви со стороны комхоза , в особенности во время войны, было недостаточное (3)».

 В том же документе сообщалось и о состоянии церкви в селе Петровском:

«Кресты и колокольня сняты, крыша проржавела, печей и внутреннего оборудования нет, а также и стекол в окнах (4)».

  В более лучшем состоянии находились храмы, которые были вскоре открыты - в селах Решетниках, Рождественском и Байсе. В Решетниках, несмотря на то, что церковь бездействовала из-за отсутствия священника, верующие исправно следили за состоянием своего церковного здания, красили, ремонтировали его и хранили в целости и сохранности все церковное имущество. 22 ноября 1943 г. в заявлении в Кировский облисполком они сообщали: «…Само здание церкви нами приведено в надлежащий порядок и ничем не занято, а имущество находится в полной сохранности».

   Во многих местах священники, уцелевшие от репрессий или вышедшие из заключения, исполняли  требы тайно; часто этим занимались и прихожане. В свое время мне удалось записать некоторые воспоминания о таких тайных требах. Лебяжская писательница Л.Ф.Якимова в своей книге «Теплые ветры Лебяжья» писала о тайном богослужении, которое она в детстве увидела в полуразрушенной лебяжской церкви:

  «Случилось это в самый разгар Великой Отечественной войны. Шел 1943й год. К тому времени наша Лебяжская церковь уже была разрушена. Только в развалинах первого этажа, так и не поддавшемуся взрыву, расположена была тракторная мастерская. На потолке уцелевшего этажа буйно разрослись заросли лебеды, репы и даже молодой поросли березок. На месте теперешнего так называемого «парка» был пустырь, в центре которого сельская молодежь оборудовала волейбольную площадку. Для нас же, мелюзги, это было благодатнейшее место игры в прятки. С утра до вечера носились мы, как угорелые, кто во что горазд; мальчишки, конечно, играли в войну. И хотя привычными были для нас каменные церковные развалины, но почти каждый раз вечером перед тем, как разбежаться по домам, тянуло нас заглянуть во внутрь.  Не могу объяснить, чем было навеяно это желание – простым ли детским любопытством или впечатлением от прочитанного Гоголевского «Вия», но именно вечером тянуло нас к зарешеченным церковным окнам. И в один из таких летних вечеров мы вдруг оказались свидетелями случая. И какого!

 

Село Лебяжье в 1940-е годы. Груды кирпича - все, что осталось от великолепнейшей двухэтажной церкви. Большая часть его была просто использована на покрытие дорог... Фото из собрания краеведа Владимира Мамаева

 

  В тот день вечер наступил рано: небо было под заносом, начинал моросить обложной мелкий дождь. Не дожидаясь, когда он разойдется, мы собрались разбежаться по домам, как вдруг тихое пение, протяжное и жалобное, заставило нас буквально застыть на месте. «Покойники!» - в ужасе решили мы и чуть было не задали стрекача. Но старший из нас , самый отчаянный заводила всех наших забав Петька Новоселов, прикрикнул: «Тише! Проверить надо». И, обращаясь ко мне, как самой маленькой и самой шустрой, приказал: «Садись ко мне на шею, подниму, посмотришь в окно, что там есть». Мне трудно сейчас доподлинно вспомнить, что именно тогда чувствовала, но страх и любопытство, конечно. Но  то, что увидела, запомнила на всю жизнь…

 В полумраке мастерской, ближе к передним окнам, там, где обычно в храмах располагался алтарь, стоял маленький столик, накрытый тканью. На нем стояли две зажженные свечи и лежала большая книга с позолоченным крестом на корке. Возле стола стояли две женщины. Головы их были повязаны белыми платками, в руках они тоже держали зажженные свечи. Но самое поразительное было то, что рядом с ними стоял мужчина с окладистой черной бородой и длинными, до плеч, волосами. На плечи его была накинута длинная блестящая, как мне показалось, золотая накидка. Мне, даже в кино не видевшей священника, казалось, что так одет может быть только царь. Но вот в закопченной, задымленной мазутной развалюхе снова послышалось тихое, проникающее прямо в душу пение. Пели очень тихо, из всех слов я только и разобрала: «Спаси, Господи, сохрани воинов Алексея и Андрея и всех вкупе с ними сражающихся, огради от пули летящей, от меча разящего». Подлинно ли такими были слова, утверждать не берусь. Одно очевидно было, что молитвой своей надеялись отогнать беду от близких своих. В одной из женщин я сразу узнала нашу квартирантку, эвакуированную из Ленинграда Залину Анну Архиповну. Я чуть было не вскрикнула от удивления, но в это время в одну из решеток влетел голубь и до смерти напугал и поющую, и меня. Кубарем скатилась я вниз с подоконника и, наверное, вид у меня был такой, что без всяких расспросов друзья мои рванули во весь дух домой.

 Петьке, как верному другу, я, конечно, все рассказала, но никому и никогда больше об этом не говорила. Молчал и Петька. Позднее я поняла разумом своим, что эти трое служили молебен за здравие воинов своих. Но в какое время и где? Когда за малейшее сочувствие священникам грозил расстрел или, в лучшем случае, ссылка на Колыму. Кто был тот смелый священник, я, конечно, не знаю. Но он был – живой, реальный! Одно очевидно: это был мужественный, преданный вере своей христианин (5)».

  После начала Великой Отечественной войны   у советского руководства произошло отрезвление в головах  насчет церковной политики. Отношение к верующим и к вообще религии резко изменилось. Если еще в 1941 г. за хранение дома церковных книг и икон можно было получить хороший срок, теперь, чтобы заручиться поддержкой верующих в условиях войны,  огульные репрессии на них и на священство на время прекратились; разумеется членам партии все это возбранялось, как и прежде. Союз Воинствующих Безбожников  прекратил свое и до того жалкое существование, когда на его содержание перестали отпускаться средства. Прошения об открытии храмов стали кое-как рассматриваться, а не списываться «в стол» как прежде и кое-где вновь стали открываться закрытые храмы, более-менее пригодные для производства богослужения. Правда, до Уржумского района очередь дошла только в 1943 году.

  В 1942 году произошло самое радостное событие для верующих всего Уржумского района – впервые за последние годы здесь был открыт первый храм. Им стала Александро-Невская церковь села Шурмы, сохранившаяся лучше других. Первым священником церкви стал протоиерей Михаил Козлов. К сожалению, точных данных об открытии церкви в Шурме до сих пор не найдено. Свидетельством об открытии церкви может являться только «послужной список» отца Михаила, в котором начало служения 1942 год (6). Интересно, что в том же году будет дано разрешение и на открытие церкви в селе Байсе, но местные власти отдадут верующим ее только через три года (7). Церковь в Шурме прослужит верующим до 1962 года, когда вновь будет закрыта.

  В том же 1943 году активно стали добиваться открытия своей церкви и прихожане села Решетники. Они  пригласили в свой приход священника Иоанна Пайкеева, которого они прекрасно знали, и стали добиваться регистрации его и своей общины от Шурминского райисполкома, чтобы после этого  Решетниковская церковь могла бы начать полноценную богослужебную жизнь. Однако Шурминский райисполком упорно не желал регистрировать Решетниковскую группу верующих.

     В конце 1943 г. уполномоченный совета по делам РПЦ по Кировской области т. Машков потребовал наконец от Шурминского райсовета сведений о том, как обстоят дела с Решетниковской церковью. Исполнительный комитет Шурминского райсовета 26 декабря 1943 г. выдал  следующую справку, приложенную к новому заявлению верующих:

  «Шурминский исполком районного совета ставит Вас в известность, 1) Заявители данного заявления были уполномочены группой верующих граждан Решетниковского и Кинерского сельсоветов Шурминского района;

  2) здание Решетниковской церкви находится в полном порядке , вполне пригодное для религиозной службы. Церковная утварь как-то: иконостас, покрывала, сосуды сохранились полностью ;

 3) церковь при селе Решетники правительством не закрывалась, но бездействует 3 года из-за отсутствия служителя культа.

  Функционирующих церквей в районе одна и расстояние до нее 25 километров (8)».

    Несмотря на эту довольно подробную справку, дело с открытием Решетниковской церкви стояло еще почти год. Областные власти молчали, а районные по-прежнему тянули с выдачей регистрации священнику и группе верующих, так сказать, ни тпру ни ну. Также обстояло дело и с открытием других храмов  Шурминского  района. К примеру, 12 мая 1944 г. было отклонено заявлении верующих об открытии церкви в с. Аджим, т.к.   «здание церкви используется для хранения государственного зерна (9)».

   В феврале 1944 г. верующие с. Решетники сообщали в новом заявлении уполномоченному:

 « …Группа верующих здание церкви привела в надлежащий порядок, кроме того выстроила ограду и несут охрану здания… В данное время служитель культа имеется, но почему-то до сих пор дело не может получить надлежащего решения (10)». И это было в том 1944 году, когда  вновь стали открываться закрытые православные храмы, хотя и не в таком количестве, в каком хотелось бы. Не случайно, тогда верующие с.Байсы писали в заявлении об открытии своего храма: « …Верующие ждут открытия церкви с.Байсы и потеряли или теряют надежду на то, что Байсинская церковь будет открыта. Уже некоторые говорят, что свободной религии нет, религия запрещена и потеряли надежду в Святой Синод (11)…».

   23 ноября 1944 года приход Решетниковской церкви, наконец, получил регистрацию. 12 декабря того же года было зарегистрировано общество верующих села  Рождественского Уржумского района. Что интересно, обе вновь открытые церкви были зарегистрированы под одним номером - 2677, а в одном из документов сообщается, что они были зарегистрированы и вовсе в один день 23 ноября 1944 года (12).

   В 1945 году была открыта церковь и в селе Байса, хотя разрешение на ее открытие было получено еще в 1942 году. Местные власти не желали отдавать здание церкви, мотивируя это тем, что оно очень необходимо для хранения зерна.

  И всё же в начале 1945 года вопрос был решён в пользу открытия церкви в с.Байсе. Сельские власти сообщали новому уполномоченному т.Новикову: «Байсинский сельский совет по согласованности с Буйским райисполкомом не возражает об открытии церкви в с.Байса. Церковь в настоящее время свободна. Для глубинки загот. зерно сельсовет предоставляет два склада, кроме помещения холодной церкви до 1 марта 1945 года .Помещение холодной церкви используется под глубинкой. Помещение тёплой церкви предоставляем, если разрешит Облисполком (13)».

  В 1945 г.  Васильевская церковь в Байсе все же открылась т.к. « верующие хлопотали до слёз», по словам местной жительницы, и частично восстановлена. Настенную роспись подновлял лебяжский иконописец Ф. В. Шаромов, хотел он поправить и крест на куполе, но не смог (14). При вновь открывшемся храме возникла «девятка» во главе которой стала церковная староста Елизавета Розальская (отошла ко Господу 11 августа 1957 г.).

   В  1944 году и верующие города Уржума активно добивались открытия хотя бы одной церкви в городе, по желанию их – бывшего Воскресенского собора, так как Троицкий собор, закрытый в 1929 году,  был в таком удручающем состоянии, что о ремонте его не могло быть и речи. Первые заявления об этом пришли в Облисполком, на имя Уполномоченного Совета при СНК СССР по вопросам РПЦ т. Мошкова, 20 декабря 1943 года и 2 января 1944 года от вновь образовавшейся общины верующих. На это, еще в декабре 1943 года, в Горисполком пришел ответ, что верующим может быть передано только здание старого собора, так как остальные храмы города заняты под различные учреждения. Такой ответ городские власти дали и верующим.  25 апреля 1944 года они писали в одном из заявлений ответа нет и:  «…Ходатайство общины об отведении помещения и об открытии церкви ходит более 6 месяцев и 3 заявления посланы и никакого ответа нет… Горсовет отвечает ходатаям об открытии церкви в городе Уржуме с насмешкой, и ответа нет из Кирова и все, и ходатаи уходят с слезами (15)…».

В том же заявлении верующие сообщали, что здание собора в таком запустении, что на его ремонт потребуется 10 тысяч рублей, а где такие средства у молодой общины?

  И вновь встал вопрос о Воскресенской церкви. 21 августа 1944 года верующие написали заявление об ее открытии в Кремль, в комиссию по делам Православной Церкви при Совнаркоме, т. Полянскому, в котором сообщали, что «править» старый собор им не посильно из-за потребности большой суммы. На это из Москвы через месяц пришел уклончивый ответ, что-де нужно обратиться в Уржумский горсовет, так как «все материалы для ремонта находятся в его распоряжении и им же произведено изъятие всего церковного имущества (16)».

   Разумеется, городские власти и не подумали бы пойти навстречу верующим, если бы 23 сентября 1944 года, председателю исполкома Уржумского райсовета Солянову не пришла депеша от Мошкова с вопросом, почему дело об открытии церкви в городе Уржуме до сих пор не решено, и с просьбой «выяснить виновных в волоките и привлечь их к ответственности». После этого городские власти зашевелились, и 20 октября 1944 года Соболев сообщал Мошкову, что верхнее помещение Воскресенской церкви, ранее занимаемое музеем краеведения, передано под классы ремесленному училищу, а в нижнем этаже по-прежнему функционирует солодовня, и потому здание этой церкви верующим «передано быть не может», но «горисполком верующим города Уржума передал здание среднего собора (новый собор занят зерном). Положительного ответа на это предложение от группы верующих до сих пор не получено». Такой ответ ушел и в Москву.

  Верующим не оставалось ничего другого, как согласиться с этим решением властей и взять себе здание старого собора, но дело решалось очень медленно. Несмотря на то, что заявление о передаче собора и другие бумаги по оформлению собора были переданы в Уржумский горсовет верующими еще 5 декабря 1944 года, дело остановилось на вопросах о передаче церковной утвари и ремонте. Еще 4 апреля 1945 года верующие сообщали Мошкову, что в вопросах передачи иконостаса и другой церковной утвари, и Райисполком, и Горсовет указывали на Облисполком – «если последует распоряжение от Облисполкома, то, пожалуйста, найдем, все можем передать. Иконостас и утварь можем найти в других ближайших церквах Уржумского района».

  Так же обстояло дело и с ремонтом храма. Своими силами общине верующих сделать ремонт было очень сложно, и еще 14 ноября 1944 года в заявлении Мошкову она просила «сделать распоряжение, чтобы для приведения помещения старого собора в должный порядок, Горсовет и Райсовет оказали бы общине свою помощь и содействие, так как все материалы и средства ремонта находятся в их распоряжении». Как мы помним, совет о содействии в ремонте храма Горсовета, был получен верующими из Кремля, от Полянского. Ответ от Мошкова, полученный верующими 17 февраля 1945 года был обескураживающим: «весь ремонт верующие проведут своими силами и средствами».

   В таких условиях верующим города Уржума не оставалось ничего, как вновь вернуться к просьбам о возвращении Воскресенской церкви. Первое такое заявление Мошкову датировано 8 мая 1945 года, в котором уржумцы указывали, что здание этого храма пустует, да и потребует минимального ремонта. Положительного ответа на эту просьбу не пришло, да и не могло придти.

  Так в бесплодных просьбах верующих о возвращении им Воскресенского храма прошел весь 1945 год. Были направлены ходатайства и патриарху Алексию (21 мая 1945 года) и Калинину (14 сентября и 14 октября 1945 года). В своем очередном заявлении Уполномоченному по делам РПЦ при СНК СССР Карпову 15 мая 1945 года верующие писали: «везде и всюду храмы открываются, нам уже становится обидно и печально, и никак не можем получить разрешения (17) …».

  Только в 1946 году дело о возвращении Троицкого собора верующим сдвинулось с мертвой точки, когда по ходатайству группы верующих в Москву ушло заключение Кировского облисполкома от 5 января 1946 года за № 77, в котором говорилось, что «Исполкомы Уржума города и района совершенно не выражают протеста передаче здания собора общине верующих. Исполком Кировского областного Совета считает возможным открыть старый собор в городе Уржуме и передать здание собора верующим для производства в нем религиозных служений (18)».

  Это заключение было заслушано 1 апреля 1946 года на заседании Совета по делам РПУ при СНК СССР Совета министров СССР. На этом заседании постановили: «Удовлетворить ходатайство верующих об открытии Троицкого собора в городе Уржуме Кировской области. Решение Совета представить на одобрение Совета министров СССР (19)».

 Так началось возрождение православной церковной жизни на Уржумской земле.

 

Источники

1.ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д. 512 лл. 12-12.об

2.ЦГАКО ф. Р-2169 оп.44 д.11 л.36

3.ЦГАКО ф. Р-2169 оп.45 д.58 лл. 105-106

4. ЦГАКО ф. Р-2169 оп.45 д.58 лл. 105-106

5. Л.Ф.Якимова. Теплые ветры Лебяжья – Лебяжье 2003 г., с.42-44

6. ЦГАКО ф. Р-2169 оп.45 д.58 лл.78-78 об.

7. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д.446 л.76

8. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д. 512 л.19

9. ЦГАКО ф. Р-2169 оп.44 д.11 л.50

10. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д. 512 л.27

11. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д.446 л.102

12. ЦГАКО ф Р-2169 оп. 45 д. 59 лл. 60, 62

13. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д.446 л.98

14. По воспоминаниям писательницы Л.Ф.Якимовой, внучки иконописца

15. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д.442 лл.29-29 об.

16. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д.442 л.30

17. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 44 д.442 л.54

18. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 45 д.50 л.21

19. ЦГАКО ф. Р-2169 оп. 45 д.50 л.99

Комментарии

К данному материалу не добавлено ни одного комментария.