РОДОСЛОВНЫЕ СКАЗЫ - 4

(Сказ о прабабушке Анне и прадеде Андрее)

Четыре сына подрастало у Спиридона Четверикова и настало время женить старшего сына – Андрея. Хоть и подросла дочь Анисия, но хозяйке дома Пелагее нужна была еще одна помощница, да и от двух бы не отказалась – работы было невпроворот. Попробуй-ка накормить пятерых мужиков, обшить их, обстирать, скотину обиходить, коров подоить да на выгон проводить, лошадям корму задать да по ведру водицы поставить им, а ее-то из колодца еще надо принести, почитай, с середины деревни. Мужики раным-рано в поле уезжают летом, надо им обед сготовить да в поле отнести; пока Аниска им обед носит, Пелагея уж тесто ставит на пироги, картохи начистит большой чугун, самовар ведерный кипит к приходу работников, а у тех после работы в поле аппетит разыгрался – едят за троих. Плеснут духовитого льняного масла в блюдо, посыпят крупной солью, макают в масло горячую картоху да холодным молоком запивают, эх, хорошо! А потом чай с пирогами морковными, когда и гороховыми да калиновыми. После ужина Спиридон идет за ворота самокруткой подымить, с соседом Акилой Малышевым за урожай побалакать да погоду обсудить, парни на посиделки убегут, а женские дела все не кончаются. Вот и Зорька с Пеструхой за воротами замычали – надо их напоить и подоить, овец загнать, свиньям болтушки дать, курей и гусей накормить, посуду перемыть, в кухне прибраться и снова опару ставить на хлеба, встать с первыми петухами, успеть хлеба испечь, коров подоить, мужиков покормить да в поле проводить и все начинать сначала…

А если еще младенец в люльке, да еще два за подол цепляются? Сенокос настанет – баба на покосе, жнитво поспело – серп в руки, хорошо если покос и поле недалеко, а то и за три и за пять верст приходилось ходить, малых детей одних оставлять на цельный день; одна отрада для нее в воскресенье в церковь сходить, богу помолиться да с соседками словом перемолвиться чуток. В гости-то ходить некогда, если только на свадьбу или крестины пригласят да на великие праздники: Рождество, Пасху да Троицу.  Масленую неделю еще праздновали, зимой-то времени поболе, но и зимой у хозяйки дома дел много: льна на рубахи да на портки напрясть да наткать, одёжу починить да новую пошить, половиков наткать, шерсти напрясть на носки да рукавицы, навязать их, масло сбить – всего и не перечислить. От тяжелой работы, от забот и хлопот да от частых родов быстро старели женщины, вот тут и подстерегала их лихоманка-чахотка. Не убереглась от неё и моя прапрабабушка Пелагея Агафонникова дочь, скосила её болезнь в сорок два года, а через десять лет унесла и прапрадеда Спиридона Лукоянова сына.

          У Григория Хлебникова из деревни Старые Копки родилось четыре девки, двух-то, Вассу да Липу он уже пристроил, а Анну не спешил выдавать замуж. Сыновей недоростков еще рано было женить, а матери помощница была нужна, младшая-то Ленка еще мала была, вот и засиделась в девках Аннушка до двадцати трех лет. Девка была справная, костью тонка, лицо иконописное, волос русый, густой, длинный с рыжинкой, нравом покладиста и обучена хозяйство вести. А в селе Копки Спиридон Четвериков искал невесту для старшего сына Андрея, восемнадцать парню стукнуло, пора женить его, невестку в дом привести, Пелагее помощницу. Нрава Спиридон был сурового, четверо сынов родил: Андрея, Алексея, Константина, Александра да дочь Анисию - всех в строгости держал, да сыновья-то в батю пошли, шебутные да драчливые, спуску никому не давали. Девки сельские боялись их и стороной обходили, хотя парни росли пригожими и работящими, но их буйный характер отпугивал местных невест. Сто лет прошло с тех пор, но до сих пор в селе Копки вспоминают: «Бабушка говорила, что Спиренки (дети Спиридона) были драчливые».                                                                                                                     

             Встретились на воскресной ярмарке Спиридон с Григорием, старые знакомцы, разговорились о том, о сем, да о детях разговор пошел, и вспомнил Спиридон, что у Григория еще две дочери не обвенчаны. Завел разговор о женитьбе сына, да будто бы ненароком спросил у Григория, а не просватал ли он еще своих дочерей, если нет, то он-де, Спиридон, хотел бы заслать сватов, пообещал тому помощь оказывать в страду, да нетель подарить, зная, что у Григория корова пала недавно. Григорий прикинул про себя, что Ленка уже подросла и хорошей помощницей матери стала, но замуж ее еще рано отдавать в шестнадцать лет, а вот Аннушку надо отдать, как бы девка вековухой не осталась, тем более, что будущий сват хозяйство имел справное, помощь в страду не помешает, и корова в хозяйстве очень нужна. Так и ударили по рукам, да отправились в кабак обмыть сделку.

           Молодых никто и не спрашивал, любы ли они друг другу, слово родителя было закон для детей. Заслали сватов к Григорию, познакомили молодых, сделали оглашение в церкви и третьего ноября 1885 года обвенчали их. Вся домашняя работа теперь легла на плечи Аннушки да золовки Аниски, так как свекровь Пелагея уже изнемогала от чахотки и не могла робить в полную силу, а через семь месяцев и вовсе Богу душу отдала.  Через два месяца после того в положенный срок родила молодуха в конце сентября сына Ивана, полевые работы уже закончились к тому времени и дали Аннушке возможность немного оправиться после родов.

           Тут и свекор Спиридон Лукояныч внове удумал жениться, присмотрел себе вдову Акилину Рябову в починке Кулябинском Портозского прихода; Аниска в слезы кинулась, не успела-де матина постель остыть, а уже на ней чужая баба  спать будет. Отец отходил ее вожжами, чтобы не смела перечить, да быстренько подыскал ей жениха - Лаврентия Карпова сына Желонкина из деревни Пужьи и в семнадцать лет выдал ее замуж подале от села, а через два дня и сам обвенчался со вдовой. В доме появилась новая хозяйка с падчерицей одиннадцати лет. И покатилась крестьянская жизнь по извечному кругу.

          Спиридон был крут характером, но и сын Андрей ему не уступал, сильно ругался и дрался. Если бабушка Дарья умерла в восемнадцать лет вторыми родами, то ей считай повезло, не хлебнула полную чашу горькой бабьей доли. Бабушка Анна за десять лет брака испила ее на треть, а вот прабабушке Анне Григорьевне досталась не одна такая чаша, и больше всех мне жаль ее. Мама вспоминала, как только рявкнет дед Андрей: «У летит поймать!» - все кидались врассыпную. Однажды, когда ей было лет четырнадцать, она в испуге забилась в чулан и там ей на спину упало деревянное корыто, спина долго болела. Мама говорила, что у деда Андрея не было одной ноги, что не мешало ему охаживать взрослых сыновей батогом, если ему что-то не нравилось.

          …Полетели Аннушкины годочки, как осенние листочки с березы: если в тятином доме ее звали ласково Аннушкой, то у свекра она стала Нюркой, за Иваном родились еще два младенчика, да вскоре их Бог прибрал, горе от утраты детей Анна скрывала за работой, а когда родила дочку Наташу, радости не было конца. За ней появилась дочь Катюша, но ее корь унесла в два с половиной года, сынок Вася прожил всего два месяца, через год после него родился Илья, затем Петр, которого тоже Бог прибрал. Настена родилась через полтора года, следом появились Евдокия да Анна, этим тоже не повезло и последней родилась Манечка. За двадцать два года Аннушка стала сначала Нюрой, затем ее Андреихой стали кликать по имени мужа, родила двенадцать детей, из которых выжило только пять.

         Женили Ивана на Анне незаконнорожденной Повышевой из деревни Живоплот. Сноха попалась кроткая, работящая, личиком пригожа, к свекру со свекровью относилась уважительно, да только сын Ванька частенько обижал жену – все ему не так, все не эдак. Другая ему нравилась, а тятя выбрал ему эту, вот он и срывал злость на Аннушке, супротив строгого отца попробуй поди, вмиг огребешь по первое число, а безответная жена все стерпит, только молча поплачет в подушку, жаловаться-то некому -  свекровь сама страдает от жестокого нрава мужа. Десять лет прожила в семье Аннушка, трех девок родила: Пелагею, Лизу, которая не выжила, и последней появилась снова Лизавета, да еще с изъяном, левой ножкой, повернутой в стопе пяткой вперед. И снова у Ивана жена виновата, ждали, что девчушка не выживет, но она оказалась жизнестойкой, зато у Аннушки от непосильной работы да чахотки совсем сил не осталось и через два года она угасла, оставив Анне Григорьевне двух внучек.

          В двадцать два года дочь Наталью обвенчали с Никоном Григорьевичем Карповым из д. Кабаково Сям-Можгинского прихода. Вместе с приданым она увезла с собой и семейный недуг – чахотку. За пять лет родила четырех детей: Зою, Николая, Александра (погибнет на ВОВ) и Лидию. Рожать детей приезжала в родное село к матери, да только вскоре овдовела и снова ее выдали замуж за Кудрявцева Петра Афанасьевича, от него родила дочь Марусю. Жили очень бедно, одежонка худая, питание скудное, все это подорвало здоровье Натальи, спровоцировало обострение чахотки и в тридцать с небольшим лет она угасла.  Снова Анна Григорьевна оплакивала усопшую дочь и принимала внуков к себе на воспитание. В двадцать лет скончалась от чахотки внучка Палашка, а через два года в три дня сгорела от воспаления легких младшая дочь Анны Григорьевны – Маня. Как только сердце материнское выдержало все эти утраты? Не зря на фото, где прабабушка с внучками Лизой, ее сестрой Зоей и Натальиной младшенькой Марусей, вид у нее скорбный и в глазах неизбывная печаль. И то сказать, за пятьдесят лет горькой бабьей доли оплакала она семь младенчиков, трех взрослых дочерей, сноху Анюту и двух внучек.

           А в стране уж и революция свершилась, перевернув весь уклад крестьянской жизни, и НЭП заканчивался, стали крестьян в колхозы сгонять. Дом у Андрея Спиридоныча был пятистенный, двухэтажный, первый этаж новая власть забрала под магазин, оставив хозяевам второй. Ох и лютовал Андрей Спиридоныч, не желая вступать в колхоз, но, чтобы не раскулачили, надо было отдать в колхоз корову и записать одного члена семьи. Выбор пал на внучку Лизку- «хромоножку», свели со слезами Пеструху на общий двор, а Лизавету определили нянькой в колхозные ясли.  Дочь Анны Григорьевны Настена так и не вышла замуж; то ли жених не нашелся, то ли отец не позволил, решив, что матери помощница нужнее, да и семейный недуг ее не миновал и в тридцать пять лет она тоже скончалась от чахотки. Через год, в 1937 году Анна Григорьевна в возрасте семидесяти пяти лет легла спать, да так и не проснулась.

            Сын Илья забрал отца к себе, Иван-то со второй женой Анной Николаевной уехал к младшей дочери Зое в Какможский  леспромхоз. Хоть и свел Илья корову да лошадь в колхоз, но мелкую живность: пару овец да кур надо было обихаживать и стряпня да приборка в доме тоже не мужское дело. Один-то он справлялся с хозяйством, а за отцом преклонных лет надо было ухаживать, пришлось задуматься о хозяйке. Соседи познакомили его с Аксиньей Ашихминой, приехавшей с дочкой в гости к сестре из деревни Ермаки и в сорок два года в доме Ильи появилась хозяйка.

            Илья и лицом и характером пошел в мать, Аксинью не обижал и дочку ее Любу привечал, а вот с отцом Андреем после смерти Анны Григорьевны и вовсе сладу не стало. Матерился да ругался на сына, на невестку, потом и руку на нее стал поднимать. Аксинья три раза уходила к сестре, да Илья уговаривал ее вернуться и потерпеть. Тут и война с немцем началась, мужиков на фронт забрали и Илью поставили бригадиром, поскольку он не подлежал мобилизации из-за отсутствия пальцев на ступне, а потом и председателем колхоза. Дома стал редко бывать, Аксинье и вовсе стало невыносимо терпеть нападки свекра, в конце концов в 1943 году Илья не выдержал и выгнал отца из дому: «У тебя старший сын Иван есть, вот и поезжай к нему жить.»

            Где бродил Андрей Спиридоныч на одной-то ноге в свои семьдесят шесть лет неведомо: толи у братьев жил, то ли у родственников в округе, только нигде не прижился со своим характером и через четыре месяца появился на пороге у внучки Зои в поселке Какмож весь изможденный, грязный да вшивый. Накормили деда, истопили баню и отправили его мыться. Много времени прошло, Анна Николаевна послала Зою проверить, как там дед, Зоя зашла в предбанник и спросила: «Деда, деда, ты живой ли там? –«У, летит поймать, чево мне сделатся?» Потом еще раз мать послала Зою, скоро ли дед выйдет, а он обругал внучку, что помыться спокойно не дают. На третий раз он долго не отвечал, отправили Ивана проверить, а Андрей Спиридоныч уже и дух испустил. Перекрестился Иван: «Ну вот, тятя, к Создателю чистым ушел…»