В очередной раз перебирая архив своего деда, я наткнулся на полуистлевшее, но весьма любопытное письмо, красноречиво характеризующее царившие в СССР порядки в конце сороковых годов. Вот текст письма:
«Уважаемый тов. Степанов Я.С.
Дирекция и парторганизация школы ФЗО № 35 где учился Ваш сын Владимир с марта месяца 1948 года по 23.08.48 г. Сообщаем, что сего числа Ваш сын совершил государственное преступление, то есть дезертировал из школы.
Своим необдуманным поступком покинуть школу он толкает себя на скамью подсудимых согласно Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28.12.40г. А Вы родные принявшие дезертира и не принимающие мер к возвращению будете платить в пятикратном размере за полученное обмундирование, а также за питание и коммунальные услуги т.е. за все то, что затратила на него школа в течении 5 месяцев.
Судить Вашего сына, а также взыскать с Вас как родных деньги за прожитое время и израсходованные на него не в наших и Ваших целях, так как испортить жизнь Вашему сыну – посадить его в тюрьму, а также подорвать Ваше хозяйство мы не хочем, а также думаем и Вы.
Поэтому просим Вас тов. Степанов выслать сына в школу не позднее 1-го сентября, если этого не сделаете будет оформлено дело в суд, взята санкция на арест Вашего сына в Прокуратуре Синарского района г. Каменск-Уральска и представитель школы выедет по месту жительства Вас для того, чтобы этапировать или судить на месте Вашего сына.
Директор школы ФЗО № 35 Пелевин.
Секретарь Парт.Организации Попов» (орфография и пунктуация сохранены).
Нет, конечно же, я прекрасно осведомлен о том, что в годы войны имели место случаи (в том числе и массовые), дезертирства выпускников школ ФЗО с предприятий, куда их направляли. Такие случаи рассматривались военными трибуналами, а виновные чаще всего привлекались к уголовной отвественности в виде лишения свободы на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26.12.1941 года. Но бывали случаи когда выпускников ФЗО и оправдывали после самовольного оставления места работы. Так, например, случилось в Саратове. Из докладной записки прокурора СССР В. М. Бочкова И. В. Сталину о причинах дезертирства рабочих с предприятий военной промышленности от 03.03.1942 года:
«В г. Саратове наблюдалось массовое дезертирство с завода № 180 (НКБ) молодых рабочих, прибывших на завод по окончании Вольской школы ФЗО. Произведенной прокуратурой проверкой установлено, что из 105 подростков, прибывших из школы ФЗО, 20 были размешены в общежитии, а остальные на частных квартирах. Подросткам выдали по матрацу и подушке. Другими постельными принадлежностями не снабдили, за отсутствием кроватей спят они на полу, укрываются грязной одеждой, стирка белья не организована. Подростки один раз в сутки получают горячую пишу: обед из овсяного супа и соевой каши. В выходные дни их не пускают в заводскую столовую… В результате такого к ним отношения 22 подростка дезертировали с завода».
Но чтобы уже после окончания войны, в конце сороковых годов, привлекать к уголовной отвественности за дезертирство даже не выпускника школы ФЗО, направленного на предприятие, а семнадцатилетнего подростка, едва начавшего учиться…
Оказалось Указ от 28.12.1940 года, на который ссылалось руководство школы, действовал еще очень долго и в послевоенное время. Наименование Указа гласит: «Об ответственности учащихся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО за нарушение дисциплины и за самовольный уход из училища (школы)», а его текст очень краток:
«Учащиеся Ремесленных, Железнодорожных училищ и школ ФЗО за самовольный уход из училища (школы), а также за систематическое и грубое нарушение школьной дисциплины, повлекшее исключение из училища (школы), подвергаются по приговору суда заключению в трудовые колонии сроком до одного года».
Могу добавить, что уголовная ответственность по данному Указу наступала с 16 лет, и сколько было осуждено по нему несчастных подростков – история уже никогда не узнает. В случае с моим дядей – все обошлось, судя по записям деда, он уже через некоторое время работал на лесозаготовках в Военлеспроме (может быть статус этой организации и спас от колонии), зарабатывая приличные деньги.
Интересный документ. Можно по разному относиться к нему. Но я, прежде всего, увидел государственный подход. Не с отступления ли от такого подхода началось "разбазаривание" бюджетных средств? Верни затраченные средства и гуляй. А так по малому, по малому ... и имеем.
Вся соль не возврате "бюджетных" средств, если бы речь шла только о компенсации затраченного - это и был бы государственный подход. Речь идет о тысячах подростоков, получивших до года трудовой колонии по этому Указу. В праве есть понятие "несоразмерность", так вот тут идет речь о несоразмерности наказания содеянному. Тем более время было уже послевоенное...
вижу готовую болванку с местом для вписки - "ваш сын …" и "просим Вас тов. …" т.е. действительно явление имело массовый характер.
весёлого мало - страшно жить под страхом наказания
Я тоже обратил внимание на заготовленную болванку.
Мой дядя тоже "слинял" из ФЗО в Кирове по причине того, что не смог прижиться в коллективе где царили обычные подростковые нравы, кто сильнее тот и прав. По его словам постоянно оставался без обеда т.к. эвакуированые "ленинградцы" всё у него забирали. Вот он и смог из Кирова на товарняке добраться до Оричей, а там пешком домой. Про бумагу пришедшую следом ничего не знаю, остался дома, работал в колхозе до призыва в армию. Возможно руководство того кировского ФЗО было не столь взыскательным.
Один из моих родственников в начале 1940х тоже бежал из Свердловского ФЗО. Он отбывал за это реальный срок лишения свободы, это факт. Правда, неизвестно сколько.
Более года трудовой колонии дать не должны были
Затраченные на обучение средства взыскивали не только в 1940-х, но еще и в начале 60-х. Мой сосед после окончания 8 классов в начале 1960-х годов отучился на курсах трактористов. Даром работать в родном колхозе им.Ленина (с.Верхолипово Верхошижемского р-на) не захотел и сбежал без паспорта (паспорта в колхозах в то время не давали) на Украину. Его мать после этого целый год работала бесплатно. Вычитали за обучение сына.
Взыскание затраченных средств за обучение - это вполне нормальная государственная практика. В некоторых ведомственных ВУЗах с бесплатной формой обучения (институты МВД, ФСИН и т.д.) взыскание, по крайней мере на бумаге, существовало до начала 2000-х годов (как сейчас - не знаю). По окончанию такого института вчерашний слушатель должен был отработать в соответствующей системе по специальности не менее 5 лет, в противном случае - взыскание затрат.
Тут важно, что учёба в тогдашних ФЗУ - это было не добровольное желание, а обязанность всех выпускников, не перешедших в старшие классы школы. Как армия. И если дезертирство из армии по любым причинам, в т.ч. плохих условий, даже сейчас воспринимается как естественно преступление, то чего удивительного, что дезертирство из ФЗУ рассматривалось как преступление тогда, в гораздо более тяжёлое время? (родители вспоминают, что 1947 год был самым тяжёлым за всю их жизнь, тяжелее военных лет). Так что всё по делу, ну, плюс какие-то личные нотки (обратил внимание на глагол "не хочем").
Ученики в ФЗУ считались мобилизованными. Плюс к этому всеобщая обязанность трудиться, наступавшая в сельской местности с 12 лет, а в городах с 14. Точно так же происходило, когда подростки, направленные (мобилизованные) по разнарядке из колхозов на лесозаготовки (всю зиму жили в лесу, рубили и трелевали лес) или на строительство 2-го пути Горьковской железной дороги, сбегали, не выдержав тяжести работ домой. За ними обычно приезжали уполномоченные или сами председатели колхозов старались побыстрее отправить подростков обратно, пока не применили санкции. Я читал много таких воспоминаний, но обычно дело не доводили до наказания, поругают, пригрозят, и заставят работать.
Вот еще из воспоминаний на эту же тему:
"Брату моей мамы, моему дяде, Сергею Митрофановичу Четвертных едва исполнилось 15 лет, когда началась война. Его, по сути ещё ребёнка, отправили на шахты добывать уголь. Было холодно, голодно, очень тяжело. Сбежал, долго шёл пешком, ехал на товарняке.
Мама вспоминает: «Когда ночью до дома добрался, портянки к ногам и калошам пристыли. Зашёл и в голос заревел». На другой день в дом пожаловала милиция. Откупились, дав главному сукно и воротник на пальто. Весной 1942 года Сергея забрали в армию..."
Источник: http://www.falenki.ru/story/sudba-odnoy-semi-v-gody-velikoy-otechestvennoy
Я поговорил с отцом на эту тему - его старший брат Владимир, о котором идет речь, объяснял в свое время побег со школы ФЗО постоянным голодом (в столовой, со слов, была одна гнилая капуста) и порядками, более присущими воспитательной колонии, местные - Каменск-Уральские, и с остальных городов Свердловской области, пацаны отбирали еду у "пришлых" (Степанов Владимир Яковлевич - родился и умер в деревне Шурги Малмыжского района). Сбежал. Долго добирался до Кировской области на товарняках. Очень долго отлеживался после того, как добрался до родной деревни. Несколько раз приезжали за ним из районного отдела милиции, но дом стоял в самом конце деревни - успевал прятаться в лесу... В итоге поступил на работу в Военлеспром. Изучил записи деда, особенно тетради с расходами и доходами - он еще некоторое время компенсировал затраченное на обучение сына...
Моя мама 16-ти лет в 1943 году тоже сбежала из ФЗО с Перми.Дали год лесоповала в Слободском районе Кировской области.
Мой отец в таком же возрасте по таким же понятным причинам тоже сбежал по пути командирования в ФЗО.Но, видимо, потому, что он не был полностью до приезда назначения оформлен, то обошлось без последствий.А может быть, и прятался, так как об этом никогда не рассказывал.Знаю со слов матери. А вот мама полностью оттрубила свой срок и после отработки вернулась домой.Хотя все родные были рады тому, что она уезжает, даже и она в том числе, наверное.Ведь в 1946 году,хоть и был год мирным, был неурожай.Снова был голод, вернее он продолжался, как и в трудные военные годы.Когда даже картошки не хватало. А за сбор прошлогодних гнилушек могли и оштрафовать или посадить, благо, что они с сестрами были малолетками.Двое младших детей умерли.И может быть, в какой-то степени благодаря и этому бабушке удалось их вытянуть до конца войны.Муж погиб под Москвой в самом начале войны.И не было надежды на что-то лучшее. Всем троим хотелось уехать туда, где можно было хоть что-то поесть досыта.Но отпустили только одну маму, так как старшая сестра была уже взрослая/17 лет/, а паспорта колхозникам не давали. А младшая была слишком мала/ 11 лет/. Мама отработала на ткацкой фабрике в Вичуге более или менее нормально. Ведь в ФЗО все же гарантировано кое-чем кормили.Она даже позднее жалела, что уехала оттуда.Но на родной сторонушке рад любой воронушке.В деревне через 5 лет стало жить чуть лучше. Но паспорт у нее уже был, и она была свободна в выборе, где жить и работать.Мама стала работать на почте. Но в 1953 году мама вышла замуж и уехала навсегда в Киров.И никогда не искала, где получше, да почище.И везде дело у нее спорилось.Работала на Крине. почти 20 лет отдала Кировскому шинному заводу.Оба с папой стали ветеранами труда.Отец тоже имел почти 50 лет трудового стажа.Почти 30 лет отработал на швейной фабрике "Заря".
Юные кировчане - фронту.
ФКП «Пермский пороховой завод» одно из крупнейших российских предприятий оборонного комплекса, история которого началась в 1934 году с выпуска взрывчатки для горнорудных работ. В военные 1941–1945гг. завод выпускал порох, заряды для крупнокалиберной артиллерии и заряды для знаменитых «Катюш».
Первые эшелоны с оборудованием эвакуированных ленинградских заводов №№ 52, 59, 6, 101 стали поступать в Закамск в конце июля 1941 года. В цехах Кировского начался срочный монтаж оборудования. Людям пришлось тяжелее: для них места пока не было. Сначала всех размещали в палаточном городке на 105-м участке, где спешно сооружались бараки.
1300 работников завода имени Кирова добровольцами ушли на фронт. 600 из них не вернулись с полей сражений. Места в заводских цехах заняли женщины и подростки, которым приходилось трудиться по 12 часов в сутки. Кстати, лошади, вывозившие из цехов готовую продукцию,работали только по шесть часов — больше не выдерживали.
Наиболее тяжелым для завода стал 1942 год. Не хватало топлива, электроэнергии, сырья, оборудования. Вымотанные до предела люди часто совершали ошибки, на производстве участились аварии, взрывы. Во время одного из них, произошедшего во время пуска смонтированного оборудования в цехе №2, погибли А. Шопен и К. Меренков.
Время было жестокое, ошибок не прощали. Под каток репрессий попали главный инженер завода А. Зобачев, главный технолог А. Щипакин, главный энергетик В. Ртищев и многие другие инженерно-технические работники. Директор завода С. Качалов был отстранен от должности и приказом наркома назначен директором завода в Боровске.
А работа шла своим чередом. Продукция завода требовалась фронту, и это понимали все. Так что выкладывались полностью. Особо отличались члены комсомольско-молодежных бригад. В эти дни аппаратчик Семен Стомин выдал рекордную выработку — 250 процентов нормы.
Война потребовала новых, более совершенных видов пороха. Пироксилиновые уже устарели, необходимо было переходить на производство более мощных, нитроглицериновых баллиститных порохов.
Из воспоминаний бывшего главного инженера завода, лауреата Государственных премий, профессора Давида Израилевича Гальперина: «Надо было разработать и внедрить новую технологию. А времени в обрез. Чтобы избежать всяких бюрократических проволочек, решено было создать при заводе ОТБ. Завод строился, одновременно ОТБ разрабатывало технологию. И вдруг сообщение: американский транспорт, который вез для нас централит (необходимый компонент для создания баллиститных порохов), потоплен. Что делать? Ученым удалось создать заменитель централита, который по многим показателям его превосходил. Удалось также наладить на заводе производство коллоксилина. Особая проблема производства мощных порохов таким образом была решена».
Возводилась вторая очередь завода — объекты 346 и 347. Строили их круглосуточно. По ночам включали прожектора, зажигали костры и при их свете рыли котлованы, укладывали трубы… Еще не была закончена крыша, а монтажники уже устанавливали в недостроенном здании варочные машины.
На новое оборудование нужны были новые работники. Людей не хватало, набрали 600 школьников (много было из Кировской области, в том числе мой дядя Мохнаткин Василий Федорович 14 лет) — делать заряды к 88- и 120-миллиметровым минометам. За смену каждому из них приходилось взвешивать по 5000 зарядов. Не легче было и тем из них, кто работал на завязке узлов и упаковке, — им за смену необходимо было совершить 12–13 тысяч операций. После рабочего дня мальчишеские пальцы кровоточили, на них вздувались волдыри мозолей. Но на утро подростки вновь выходили на свои места.
Летом 1942 года коллектив завода обязали в трехмесячный срок в несколько раз увеличить выпуск зарядов для ракетных частей и крупнокалиберной артиллерии. В кабинете директора Д. Г. Бидинского раздался звонок Сталина: «От людей завода в значительной степени зависит судьба большой стратегической операции на фронте».
Два месяца ни один человек не выходил с завода. Небольшие перерывы на сон и еду — и вновь на работу. Но задание Государственного комитета обороны было выполнено, причем не в три, а в два с половиной месяца. Самоотверженный труд заводчан был оценен. Свыше 1000 человек были награждены орденами и медалями.
Но, едва справились с одной задачей, — тут же другая. Впереди Курская битва. И в конце все того же 1942 года ГКО дает заводу задание: за шесть месяцев в несколько раз увеличить выпуск зарядов для «Катюш». Обычными методами с этой проблемой не справиться. И тогда учеными ОТБ была разработана уникальная шнековая технология непрерывного производства баллиститных порохов. «Разработка шнековой технологии, — вспоминал потом Д. И. Гальперин, — представляла собой крупное инженерное решение мирового класса, предопределившее на десятилетия вперед пути развития баллистного пороходелия».
Без пермского завода имени Кирова мы не выиграли бы войну, а теперь продукция этого предприятия стране не нужна
Бывший генеральный директор ФГУП «Пермский пороховой завод» Геннадий Кузьмицкий проработал на предприятии почти 30 лет, сам создавал его современную историю и хорошо знает историю его военной поры.
На время беседы он согласился поставить себя на место руководителя Пермского комбината «К», а затем – завода имени Кирова (он же «почтовый ящик № 397»), как тогда назывался Пермский пороховой завод.
– Геннадий Эдуардович, в истории Пермского порохового завода были и трагические эпизоды, когда во время войны участились взрывы, аварии, за которые руководство поплатилось должностями. А могли быть и вовсе расстреляны. Это же не могло не сказаться на производстве?
– Я много разговаривал с теми, кто работал на заводе в то лихолетье. Дисциплина была, конечно, железная, но не настолько, чтобы уж прямо все тряслись от страха. В этих историях есть доза преувеличения. Были ли репрессии в годы войны на пороховом? Возможно, все такие разговоры велись для устрашения.
– А как же гибель двух рабочих, после чего, как пишут, под каток репрессий попали главный инженер, главный технолог, главный энергетик и другие ИТР-работники, а директор завода Качалов был отстранен от должности?
– Я не знаю такого директора. Может быть, кто-то с такой фамилией временно исполнял обязанности руководителя. По моим сведениям, во время войны директором завода Кирова был Дмитрий Бединский. А такого, чтобы на заводе Кирова во время войны какого-то репрессировали или расстреляли, не знаю. Вообще, как вы это себе представляете: чтобы с секретного завода вышла такая информация? А слухи были всегда.
– Но сейчас все рассекретили.
– Рассекречивают только то, что выгодно начальству, остальное остается под сукном. А репрессии и в наши годы существуют, только в завуалированном виде. У каждого нового руководства завода была своя война, даже после того, как Гитлера уничтожили.
– Не хотите ли вы принизить подвиг завода в Великой Отечественной войне?
– Ни в коем случае. Более того, думаю, этот подвиг еще по достоинству не оценен. Надо найти того стратега, который придумал перед войной начать строительство комбината «К», и поставить ему памятник. Потому что, на мой взгляд, без Пермского порохового завода войну было выиграть невозможно. Это главный урок военной истории, который я уяснил для себя.
– Но вы же знаете, тогда принимались коллегиальные решения на партийных форумах.
– Решения коллегиальные, а предложения вносили конкретные люди. В Перми есть улица критика Белинского, а улицы директора Бединского нет. А кто из них ближе для нашего города?
– Можно представить себе директора Бединского в роли кризисного управляющего?
– Нет, тогда кризиса не было, была война.
– Почему? При минимуме времени и ресурсов нужно было выдать как можно больше пороха.
– Времени действительно было в обрез, а ресурсов имелось достаточно – вся страна работала на поставку сырья на комбинат. Например, нитроглицерин поставляла пищевая промышленность. А вот антикризисные управляющие – это выдумки сегодняшнего дня. Есть директор – он отвечает за жизнь всего предприятия, за условия труда и жизни работников, в том числе – за жилищные. А менеджеру главное – прибыль.
Да, Бединский отвечал за «вал» продукции, но обеспечить его он мог только за счет того, что сумел сплотить вокруг себя коллектив, сделал работников своими единомышленниками. Вовсе не громкие это слова – забота директора о коллективе.
Работники порохового завода знают ветерана труда Сергея Васильевича Божья-Воля. Во время войны он возглавлял бригаду вальцовщиков. Об этом времени ветеран часто рассказывает. Он говорит, что они много работали, но не упоминает о том, чтобы с кем-то случались голодные обмороки. Значит, заботился директор и о питании рабочих. Да и как иначе, ведь люди просто не смогли бы полноценно и качественно работать
– И 12-летние подростки не стояли у станков?
– Стояли, но серьезные операции все же делали взрослые.
– Стало быть, о войне напридумывали много мифов?
– Дело не в мифах. Подросток просто физически не справился бы с работой вальцовщика – это одна из основных специальностей на пороховом производстве. Тогда вальцовщик вручную крутил две тяжелые бочки, между которыми оставлялся необходимый зазор. Туда и направлялось специальное полотно, на которое налипал порох.
Не обходилось и без вспышек. И тут вальцовщику помимо физической силы были необходимы мгновенная реакция и быстрые ноги, чтобы в случае чего не подпалить себе спину.
– Таких рабочих фронтовики не могли упрекнуть: мол, не нюхали пороха.
– Рабочие не только нюхали его, на вкус пробовали. Не то чтобы жевали его зубами, но с порохом работали как с продуктом. Как дегустатор с вином или «нюхач» с духами.
Грубо говоря, если порох сильно пахнет, значит, в нем больше, чем надо, растворителя.
Конечно, можно продукцию и на анализы сдать. Ну а если результаты оказались неудовлетворительными, что будешь с ними делать? А пороховики-оценщики сразу давали рекомендации.
– Специфические знания продолжают передаваться из поколения в поколение?
– К сожалению, нет. Потому что никому это не нужно. Директор Бединский не стал бы руководителем завода Кирова даже по большому блату, не будь он знатоком своего дела. А сейчас уволили последнего настоящего директора порохового завода в Тамбове и поставили «своего». Вот теперь думайте: почему это у нас «Булава» с подлодки никак не взлетит?
Специалистов-пороховиков в войну берегли, никто их на фронт не отправлял. Наоборот.
Известно, что в Пермь направили ученого Давида Гальперина, которому принадлежит приоритет по разработке зарядов для «катюш». На заводе Кирова он был главным инженером. Я читал его воспоминания о том, как ему и его соратникам удалось получить заменитель централита (компонент для создания баллистических порохов), поскольку американский транспорт, который вез в Союз централит, был потоплен. Как буднично и просто: удалось получить заменитель. А ведь совершить открытие по срочному заказу очень трудно. Мысль не любит, чтобы ее подгоняли.
Оборудование стареет? Его можно заменить. Знания не передаются – вот что страшно.
Предположим, возникла нестандартная ситуация. Не зная, как в этом случае поступать, берутся за инструкцию, в которой написано: нажать красную кнопку. Нажимают. А ничего не происходит. Выяснять причины нет времени. Вместо продукции получаешь «козел». И дальше уже нужно думать, как вообще спасти установку.
– Неужели перевелись ценные специалисты?
– Остались, но мало. Да теперь от пороховиков и не требуют подвигов. Государство на них все меньше и меньше обращает внимания. Когда Пермскому пороховому заводу исполнилось 75 лет, то даже Почетную грамоту не соизволили написать. Как будто нет этого завода. Демонстрируется ненужность порохового предприятия. Лжеуроки истории внушают не случайно. Они работают на чей-то карман.
– Как это?
– Так: чиновнику выгоднее покупать порох за границей – «откат» можно больше взять.
Когда я работал начальником производственно-диспетчерского отдела на заводе, мы производили по 80 тонн порохов в сутки, а сейчас – 250– 300 тонн в год. Говорят, слишком много у нас накопилось пороха – 400 тысяч вагонов насчитали. А чего его хранить? Его вовремя заменять нужно. Ведь как картошка от долгого хранения прорастает, так и порох разлагается.
Но разговоры про вагоны – это для отечественных пороховиков. Потому что импортный порох обходится дороже, хотя он и не всегда лучшего качества.
Из истории «Пермский пороховой завод» 2010г.