Воспоминания Александра Аверьяновича Яровикова, Юлии Аверьяновны Головкиной (в девичестве Яровиковой) и Валентины Аверьяновны Ардашевой (в девичестве Яровиковой) о деревне Монастырь Орловского района в 1930-40 гг.
(Картинки деревенской жизни)
Наши родители Яровиков Аверьян Мартынович (15.10.1882 – 30.01.1941) и Опарина Анна Павловна (23.01.1894 – 03.03.1987) венчались 29 июня 1916 г. в день первоверховных апостолов Петра и Павла в Введенско-Богородицкой церкви села Подрелье.
В деревне Монастырь было 15 жилых дворов (Яровиковы – 8 дворов (5 родных и 3 двоюродных брата); Росляковы – 3 двора; Ердяковы – 2 двора и Калинины – 2 двора).
В Орловском районе жители деревень Малаховщина, Бородичи, Зачернушка, Боярщина и Кипеневщина, расположенные от реки Хвощевица до реки Вятка, назывались «бережане», а жители деревень Заберезник, Монастырь, Быковщина, Синцы, Саламатовы, Колупаевы, Летовы, Головешкины, Лучинята, Тугаровщина, Мамаевщина и другие, расположенные от реки Хвощевица до рек Ландюг и Ромовица назывались «заромовщина».
С нами жила наша бабушка - Параскева Егоровна, жена Павла Ивановича Опарина из деревни Малаховщина у реки Хвощевицы (4 версты на юго-запад от Монастыря). Папа называл маму Анюта, мама называла его Аверьян, а мы звали папу - тятя.
Тятя работал в пекарне г. Орлова на улице Московская, д. 60 (сейчас сохранился только двухэтажный каменный дом, где располагалась контора и бухгалтерия, а здания самой пекарни уже нет). Когда тятя приезжал домой из Орлова, то привозил нам баранки на связке. Связку вешал на шею и говорил, кто снимет, тот и будет есть. Юля снимала связку баранок, забираясь на лавку.
В предвоенные годы жизни он ушел из пекарни и стал дежурить летом днем и ночью на пожарной деревянной каланче, установленной в деревне Быковщина (1,5 версты на север от Монастыря) на пригорке (мы носили утром тяте еду), а зимой он дежурил в ночь на конном дворе в своей деревне.
Во время ночного дежурства тяти по конному двору, мы залазили в тёплый котёл с братом Сашей погреться. В этой теплушке сушились хомуты, которые мыли карболкой.
В хозяйстве у мамы было много живности: рыжая корова Тоня, чёрная корова (имя никто не помнит), белый мерин Сивко, рыжая лошадь Коля (или Колька) и пять овец (их называли Маньками или Маськами), много белых и серых кроликов. Кур было тоже много, они ходили по всему двору и откладывали яйца в гнезда, а петух был один.
Когда мама вступила в колхоз, то отдала рыжую лошадь Кольку.
На улице у нашего дома росли тополя, березы и черемуха, яблонь и кустарников не было. За малиной, черникой, земляникой и княжницей (т.е. белой смородиной) ходили в лес. Мама сажала на грядки морковь, свеклу, лук и табак. Редьку она сажала по бокам грядок. У бани рос хмель на тычинах (т.е. длинных жердях) высотой по 2-3 метра.
На деревенском конном дворе были стойла для лошадей и деревянный навес, под которым стояли телеги и сани.
Сани были двух видов: для перевозки людей и для перевозки сена с прижимом (т.е. жердью по всей длине воза). На прижим накидывались две веревки – спереди и сзади воза и таким образом сено зажималось по всей длине жерди.
Телеги были трех видов: для перевозки навоза в форме корыта; обычные для перевозки людей и тарантасы с металлическими рессорами, подножкой и лавочкой для кучера. Тарантасы подавали по торжественным случаям: на свадьбы и проводы в армию.
На конном дворе стояла теплушка, в которой был котёл для обогрева и амбар для хранения зерна и семян для посева и муки.
Конюхом был наш сосед Яровиков Василий Павлович.
На средине деревни между домами Зои Яровиковой (Николихи) и Ивана Васильевича Рослякова был дом, который называли пожаркой, в котором стояли две телеги - одна с ручным насосом, а другая с большой бочкой для воды.
Осенью в пожарке проводили деревенские вечерки. В конце каждой вечерки оглашали следующее место очередной вечерки в окрестных деревнях.
В деревне собак никто не держал, в каждом доме жили только кошки. У нас дома был серый кот Буско.
В доме были жилые помещения: изба и горница (или середь), которые разделялись заборкой (т.е. перегородкой) с дверями. Над избой и горницей была подволока (т.е. чердак), а под избой и горницей было подполье.
К нежилым помещениям: относились: мост (или мостик) - сразу от входной двери между избой и сенцами, сенцы (или сенки), клеть, ограда, сеновал, дровяник и хлев. В ограде был погреб.
Рядом с избой была яма, а за домом на осырке (т.е. на участке) была баня по-черному. У бани стояла деревянная борона и деревянное корыто для стирки белья.
Весной лукали (т.е. кидали) снег с улицы в яму (или погреб-ледник) для хранения продуктов. В стене было небольшое окно, а в погребе была яма глубиной и шириной примерно по 2,5 метра. Снег тромбовали и утаптывали, а сверху закрывали соломой. На берегах (т.е. краях) ямы ставили крынки с молоком и масло.
В избе в красном углу была Божница - это иконы Спасителя и Казанской Богородицы в киотах, а у икон стояли свечи.
Из мебели был обеденный стол из толстых досок, две лавки и седуха (или трубица), на которой сидела мама за обеденным столом. Трубица - это полый деревянный чурбан без сердцевины для маленьких детей, не умеющих еще ходить. Седуха - это та же трубица, но побольше размером.
Над лавкой под потолком была полица (т.е. полка; ударение на втором слоге) – широкая толстая доска. Полица была от самых полатей до окна на левой стене.
Между первым и вторым окном от Божницы висело большое зеркало. На заборке (т.е. перегородке) перед входом в горницу висели часы-ходики с гирьками.
В избе на полу был цветной льняной половик по всей длине избы прямо до зеркала между окон. Стена от левого окна на левой стене до Божницы была оклеена газетами. Газеты клеили на стены с помощью теста. На одной из газет был заголовок крупным шрифтом «Заявление Эттли о топливном кризисе в Англии». (Примечание: Клемент Ричард Эттли был премьер-министром Великобритании в 1945-1951 гг.)
На окнах тоже были занавески, которые вырезали из газет.
В избе до середи были: глинобитная печь, две скамейки, кухонный шкафчик, где вверху хранилась тарелки и ложки, а внизу хранились горшки и чугунки. Ухваты для чугунков, помело на жерди (т.е. веник) и деревянная лопата - чтобы доставать готовый хлеб из печи – стояли с правой стороны у печи у заборки.
Вверху чуть выше окна горницы была большая полка от заборки до самой стены. На полке хранили земляничный и фруктовый чай в пачках, который не только заваривали, но и ели, как сладость.
У печи стоял железный бак, в котором хранилась зола. Золу добавляли в воду и настаивали, чтобы мыться, стирать белье и поливать грядки в огороде.
На середи стояла дубовая бочка примерным объемом на 4 ведра со стальными обручами и затычкой, в которой хранился квас или пиво. Мама варила пиво и квас в больших чугунах и бучила (т. е. чистила и стерилизовала) бочку вереском (или можжевельником), затем нагревала булыжник и опускала его в бочку с помощью стальных щипцов.
Залавок (т.е. деревянный ящик, у которого сверху открывалась крышка, а с одной стороны вместо досок были прутки, через которые кормили живность) вносили в избу на зиму для зимовки кур, ягнят и телёнка и ставили в горнице у стенки напротив лестницы на печь. Рядом с залавком стояли ведра с водой и коромысло.
В деревне электричества не было, поэтому в избе были 3 лампы: одна трех- линейная на потолке (Примечание: старая русская мера длины линия была равна 10 точкам или 2,54 мм, а ширина фитиля трехлинейной лампы равнялась трем линиям, т.е. 7,62 мм), одна маленькая самодельная и фонарь со стеклом для выхода на улицу. Трехлинейную лампу ставили на полицу.
У мамы была швейная машинка «Зингер», которая хранилась на полице, а ткацкий станок стоял в клети. Был так же паровой утюг с углями.
Святая вода хранилась в 20-и литровой (приблизительно) бутыли в подполье, а керосин хранился в 50-и литровой бутыли (приблизительно) в клети. В клети также хранились кованый сундук с маминым приданым (бельё, полотенца и рубашки), деревянная кровать, ткацкий станок, мешки с горохом, мукой, паренкой (т.е. пареной репой) и сухой солод. В сундуке мама хранила сахарную головку (или голову – очень крупный кусок), от которой она откалывала кусочки и давала нам сахар, но это было очень редко.
Мука хранилась в деревянном круглом ларе диаметром около одного метра, который стоял в сенцах. Муку насыпали деревянным совком.
Пила, топоры, вилы, косы, серпы, вожжи и мётлы хранились в ограде рядом с хлевом.
Веники для бани, бобовый горох на ветках и листья табака сушились на подволоке (т.е. на чердаке). Там же хранился гроб. Когда тятя умер, то мужики строгали доски для крышки гроба (гроб называли «домовище»).
Самовар топили сосновыми шишками. В самоваре варили также и пельмени – их закладывали между трубой и стенкой самовара.
Мама месила квашню (т.е. муку из ячменя и овса) рукой по локоть в чаруше (т.е. большое деревянное блюдо) и закладывала тесто для ярушника (т.е. белый хлеб из яровых культур).
Мама так готовила тяжень: наливала в блюдо варёного молока и замешивала на толокне – получался густой замес. Посередине блюда из этого замеса делался тяжень в форме конуса, а вокруг тяженя наливала молоко. Мы зачерпывали ложкой тяжень вместе с молоком.
Для приготовление заварихи мама наливала в миску кипяток, сыпала муку и мешала ложкой - получалась густая масса, которая называлась завариха.
Для приготовления сухомеса мама наливала в блюдо воды, солила и сыпала толокно, мешая ложкой до густоты – получались мелкие густые кусочки, как лапша.
Куколь (или перемолотые верхушки льна) добавлялся к муке для выпечки лепёшек.
Для сушки грибов мама накалывала маленькие кусочки от шляпок белых грибов на лучинки, ставила в чугунок (как букет цветов), а чугунок ставила в протопленную печь на всю ночь.
Грибы называли губами (пойдём по губы, сварим губницу), а когда губы тушили в горшке, то это была жарёха. Белый гриб называли коровенник. Часто мы ходили на низядях (т.е. в низину) за грибами. Иногда вместе с нами ходил в лес и наш кот Буско, но чаще он и без нас убегал в лес.
Про приготовление «деревенского десерта» были такие стихи:
Скоро будет воскресенье - мати шанек напечет:
И помажет, и покажет и в подполье отнесет.
Юля показывала мне и Вале рожицы и пальцы и смешила нас за столом – мы смеялись, за что тятя стучал нам по лбу деревянной ложкой. Тятя говорил нам: «Сели за стол есть, а не смеяться. Смеяться за столом – грех». У тяти между потолком и матницей лежала вица (т.е. тонкий прут) для нашего воспитания.
После еды каждый собирал крошки со стола со своего места.
Перед праздником Светлой Пасхи мы с мамой мыли и скребли брёвна на стене под палицей с помощью скребка с 2-я ручками, чтобы бревна были белые и чистые и чистили большим ножом половицы (нож назывался половым). Между брёвнами была глина. Когда глина высыхала, мы вытаскивали её и ели. Все брёвна потом были без глины. У печки тоже колупали белую глину.
На праздник Светлой Пасхи вывешивали под Божницу крашеное яйцо в самодельной бумажной сеточке, а после отдания праздника Пасхи это яйцо хранилось в доме, как оберег, на случай тушения возможного пожара (по народной примете, это яйцо надо было бросать в огонь во время пожара).
На праздник Рождества Христова мы ставили небольшую ёлку и украшали игрушками - фонариками из соломы. Гирлянды тоже были из соломы.
На праздник Крещения Господня мама рисовала углем кресты над всеми дверями углём и кропила все избу святой водой.
На праздник Троицы у Кичижной мельницы на речке Хвощевица (3 версты на юго-запад от Монастыря) собирались жители окрестных деревень в праздничных одеждах.
На праздник Троицы читали такие стихи:
После Пасхи девки баски, после Троицы не так -
После Троицы расстроятся да и ходят кое-как.
На праздники летом ставили столы между нашим домом и домом Ильи Константиновича Яровикова и Марфы Романовны (Ильюшихи).
Зимой женщины стирали белье на речке Ландюг в полынье. Для сушки белья были жерди - справа вдоль избы (снаружи) от мостика до задней стенки.
Для рыбалки мы плели из тонких виц морды и вязали сети – на иглицу наматывали нить и вязали через лопатку. Ширина ячейки сети определялась шириной лопатки.
Мама ходила с большой лампой в хлев и принимала окот телят и овечек.
Из шерсти белых и серых кроликов мама вязала шапки, шарфы, носки и рукавицы.
Из летней овечьей шерсти (зимняя шерсть была грубая) мама катала белые и серые валенки. Для этого у нее были колодки и инструмент, шерсть она варила в большом чугуне в печи. В нашей деревне катала валенки только мама.
Навины (т.е. льняную ткань) мама выбеливала на снежном насте примерно неделю. После выбеливания мама стирала ткань и получалось белое полотно, как ситец, из которого шили себе одежду и полотенца.
Клубки ниток и пряжу мама красила с помощью красителей в чугунке с водой, который грелся в печи.
Льняное семя мама отвозила на маслобойку, где получала льняное масло, которое добавляли в пищу. Из масла также делали и краску для полов.
Мама вырезала лыжи из берёзы, а Александр обрабатывал лыжные палки из тонких молодых елочек, которые росли в густом ельнике (или из тонких березок, которые очищали от коры и сучков). Потом он прикреплял кольца из виц к маленьким железным кольцам узкими ремешками, которые крепились к лыжной палке проволокой или гвоздями. На этих берёзовых лыжах в школу зимой ездили в школу.
Когда мама уходила на работу и оставляла дома детей, то говорила такую молитву:
Бог с тобой избушка до каждого бревёшка.
Ангелы в окошках, Богородица в избе.
Сам Иисус на избе, замки в море – ключи на небе.
Запрусь – никого не боюсь.
Для заготовки дров колхоз выделял лошадь – рубили только сухую ель, чтобы она помещалась в сани.
По вечерам мама стелила солому на под в печи, мы раздевались в горнице и через шесток залезали в печь чтобы помыться и вылечиться от простуды.
Мама чистила печную трубу и кожух сама. На подволоке часть печной трубы назывался боров. В борове был проем-отверстие. Мама брала длинную палку, обматывала конец тряпкой и очищала сажу от отверстия в борове до заслонки в печке - сажа падала на заслонку, а потом чистила печную трубу на крыше до борова на подволоке.
Папа сушил листья табака на чердаке, потом рубил и измельчал их в корыте и складывал его в кисет. У каждого мужчины в деревне были с собой кисет и газета. Во время перекура мужчины отрывали листок газеты и крутили самокрутки.
Если дома не было спичек, то несли от соседей раскалённые угли в металлической банке или брали в долг у соседей спички. Возвращали одолженные спички поштучно.
Соль брали в долг у соседей и отдавали в спичечном коробке (это была мера соли).
Дома была раскрашенная лошадка из папье-маше (или гипса), прикрепленная к доске на колесиках, на которой можно было ездить.
Еще играли в панки (ударение на последний слог) - полированные кости суставов от лап птиц и животных. Панки ставили в один ряд и сбивали битой.
Зимой мы делали деревянный лоток с прикреплёнными двумя ножками (снизу лотка лёд с навозом). У лотка крепили ножки, как у скамейки – перевернутые вверх с прибитой перекладиной. За эти ножки и держались и их возили вверх на горку, а катались с горок на лотке. Лоток был из широкой доски длиной примерно 1 метр и толщиной примерно 5 см.
Летом делали дрожки (наподобие телеги): задние деревянные колёса были неповоротные, а передние поворачивались как у телеги.
Летом была игра: две команды мальчиков выстраивались в линию и катали друг на друга железный обруч от телеги. Задача была отбить обруч палками. Если обруч прокатывался между игроками, то команда отходила до того места, где остановится обруч. Обе команды гоняли обруч друг на друга по деревне.
В деревне Синцы (2 версты на северо-запад от Монастыря) по проекту орловского архитектора Ивана Апполоновича Чарушина (24.02.1862 г.- 29.07.1945 г.) была построена Покрово-Богородицкая церковь, которая была освящена 21 декабря 1921 года.
Старостой церкви с 1928 года был наш сосед Лаврентий Николаев Росляков.
Перед войной мужикам предложили снять крест с этой церкви – один мужик отказался, а с другим договорились о цене: он полез на купол, упал и разбился. Мужик, который отказался, сказал: вот видите, а вы меня просили снять крест. Родным мужика, который разбился, денег не дали.
В деревне Саламатовы (2 версты на северо-запад от Монастыря) была 7-и летняя школа, в которой мы все учились.
В Саламатовых была почта, а почтальон развозил корреспонденцию на велосипеде.
Деревни Синцы и Саламатовы разделяла небольшая речка Ломовица.
В деревне Быковщина (1,5 версты на север от Монастыря) жил кузнец Петр Фоминых (Петруня Ванин). По дороге от Монастыря кузница была слева у лога, а справа был дом Петра. Валентина училась в одном классе с его дочерью тоже Валентиной.
Поп Иван Головин жил во втором доме на левой стороне деревни, а его сын Валерий женился на нашей соседке - родственнице Нине Сергеевной Яровиковой.
В этой же деревне жил председатель сельсовета Зонов в полукаменном доме.
На Быковщине несколько хозяев разводили пчел и имели пасеки.
В деревне Крыловщина (4 версты на северо-запад от Монастыря) была молоканка (т.е. маслобойка). Когда сдавали молоко на переработку масла, то возвращали «обрат» - обезжиренную воду белого цвета.
На Кичижной мельнице у реки Хвощевицы (3 версты на юго-запад от Монастыря) работал мельник Илья Павлович Опарин, который проживал в деревне Малаховщина (4 версты на юго-запад от Монастыря). Он был старшим братом нашей мамы Анны Павловны. Илья Павлович молол не только зерно, но и кисленку.
В деревне Шмели (2 версты на восток от Монастыря) был фельдшер .
9 апреля 1933 года в Вербное воскресенье у Аверьяна Мартыновича Яровикова и Ильи Константиновича Яровикова (07.07.1904 - 26.01.1951) родились сыновья. Обоих назвали Александрами и крестили в честь святого князя Александра Невского в одной купели в Троицкой церкви села Чудиново.
Илья Константинович Яровиков был во время войны председателем колхоза «Дружба» или «Большевик». Колхоз объединял деревни Быковщина и Монастырь.
Оба Александра пришли в школу деревни Саламатовы в 1-й класс и сели за одну парту. Первая учительница была Юлия Кузьмовна. Она стала знакомиться по табелю с учениками, называя фамилии каждого ученика. Ученики вставали при произнесении своего имени и фамилии. Юлия Кузьмовна назвала Яровикова Александра. Кто-то из двух Александров встал. Снова называет Яровикова Александра и снова встает другой ученик. Затем учительница говорит: «Ну-ка встаньте оба». Увидев, что мой друг был немного выше меня, Юлия Кузьмовна сказала ему: «Ты будешь Александром I», а мне она сказала, что я буду Александром II.
Физкультуру и военное дело преподавал Вениамин Голомидов из деревни Гибляша (4 версты на северо-восток от Монастыря): он вернулся с войны раненым и прихрамывал.
Летом в деревне были вечерки. Между домами Осипа (Иосифа) Павловича и Зои Яровиковых (напротив дома Гути, т. е. Августы) были длинные лавки у тына. Пляски назывались «колены» - было несколько «колен». Осенью вечерки были в пожарной части.
Пляски проходили в каждой избе. Когда мама разрешала собираться молодёжи на танцы в своей избе (примерно с 6 до 11 часов вечера), то за это разрешение молодёжь (в основном, девчата) пилили и кололи дрова и приносили керосин. На гармошке играл Вася Лаврушихин (Василий Лаврентьевич Росляков 1907 г.р. из соседней избы), а после танцев Юля и Валя прибирались в избе - находили брошки, иголки и много что другое, а мама мыла пол. После танцев, когда один раз была драка, мама больше не разрешала пускать в наш дом.
Во время войны сдавали молоко в бидонах от всей деревни Монастырь в деревню Даниловка (7 верст на северо-запад от Монастыря). Была норма - сдавать 400 литров молока за лето от каждой коровы. Пустые бидоны возвращали обратно в деревню. Вместо молока можно было сдавать цыплят или масло - это было выгоднее, чем сдавать молоко.
Также во время войны мы собирали пустые бутылки из-под керосина (емкостью больше литра) для приготовления «коктейля Молотова» и отправки их на фронт.
Уполномоченный в деревне Тугаровщина (в 6 верстах на северо-запад от Монастыря через деревни Быковщина и Головёшкины) давал нам нити в мотках, а Валя и Саша вязали сети. Для того, чтобы вязать сети, мы вырезали ножом из берёзы иглицу и лопатку. Сети отдавали уполномоченному, а взамен нам давали чёрный хлеб в буханках.
Вот такие воспоминания мне удалось записать от моего отца Александра Аверьяновича Яровикова (родился в 1933 г.) и от двух его старших сестер Юлии Аверьяновны Головкиной (14.07.1926 - 18.05.2018) и Валентины Аверьяновны Ардашевой (родилась в 1929 г.)
Их детство прошло в предвоенные, военные и первые послевоенные годы в небольшой деревне Монастырь Орловского (в то время Халтуринского района) Кировской области.
Поколению детей, родившихся в нашей стране в 1920-1930 годы, выпала очень тяжелая доля. Лозунг «Все для фронта! Все для Победы!» был для них не просто словами, но и делами!
На портале «Родная Вятка» нашел про деревню Монастырь такую информацию:
В 1859 – 1873 гг. в деревне было 7 дворов и проживало 66 человек.
В 1891 г. в деревне было 7 дворов и проживало 57 человек.
В 1895 г. в деревне было 8 дворов и проживало 41 человек.
В 1905 г. в деревне было 14 дворов и проживало 78 человек.
В 1917 г. в деревне было 12 дворов и проживало 80 человек.
В 1926 г. в деревне было 14 дворов и проживало 87 человек.
В 1940 г. в деревне было 15 дворов (по воспоминаниям Яровикова А.А.).
В 1950 г. в деревне было 14 дворов и проживало 48 человек.
В 1989 г. в деревне было 2 двора и проживало 3 человека (по данным Всесоюзной Переписи населения 1989 г.).
Постановлением Кировской областной думы за № 38/143 от 24.06.2004 г. деревня Монастырь Орловского района снята с учета 24 июня 2004 года.
Сейчас на месте деревни не осталось ни одного дома, но в этом небольшом материале мне хотелось оставить память о деревне моего рода – рода Яровиковых.
Андрей Александрович, спасибо! Очень здорово!
Александр, спасибо за добрые слова!
Андрей Александрович, действительно здорово всё описали, будто на дворе и в избе Ваших предков побывала.
Так много прежде непонятного для меня, городского жителя, сразу ясным и понятным стало.
Как славно и просто рассказали о былой жизни - спасибо Вам!!!
Елена, спасибо Вам за внимание и понимание! Хорошее у Вас воображение - смогли избу моих дедушки и бабушки представить и "побывать в гостях". Я тоже городской житель и был в деревне Монастырь лет десять назад, когда из 16 дворов оставалась только одна стена одного дома. Печальная картина! Место своего родительского дома папа узнал по тополю, который рос у них во дворе! Папа, я и моя жена сфотографировались на этом месте для семейного альбома. Постараюсь прикрепить скан плана деревенской избы - папа начертил по памяти.
Большое спасибо, Андрей Александрович! Столько всего вспомнила, прочитав Вашу статью, все это было и в нашей жизни: довелось и за керосином побегать за 3 км. (электричество нам провели только вначале 1960-х годов, когда электофицировали железную дорогу Москва-Владивосток), и затирухой питаться, а уж про толокно и говорить нечего, на нем выросли. Машинку "Зингер" до сих пор храню, все еще в рабочем состоянии, дочь выяснила по номеру, что произведена она была в Шотландии в 1912 году. Мое детство пришлось на 50-е годы и оно почти не отличалось от описанного Вами. Низкий поклон Анне Павловне - русской женщине, которая и спрядет, и свяжет, льна натеребит, полотна наткет и семью обошьет, валенки скатает и пирогов напечет. Такими же были наши бабушки и мамы, Вечная им память!
Валентина Александровна, здравствуйте! Очень тронут Вашим откликом на статью и очень рад, что Вам вспомнилась деревенская жизнь! Огромное спасибо за теплые слова о моей бабушке Анне Павловне (Царство ей Небесное!). Вы по-женски взглянули на ее непростую жизнь и с любовью написали о ней слова! Низкий поклон Вашим родителям за Ваше воспитание и еще раз большое спасибо (это слово образовалось от "спаси Бог") лично Вам. Бог в помощь Вам и Вашей семье в праведных делах!
Это мои дедушка и бабушка Яровиков Аверьян Мартынович (15.10.1882 – 30.01.1941) и Опарина Анна Павловна (23.01.1894 – 03.03.1987) - Царство им Небесное! Фото сделано в г. Орлове примерно в 1916 г. Если у кого-то есть фотографии из семейного архива в г. Орлове начала 20 века с таким же реквизитом: тумбочкой и стулом, то очень прошу указать адрес и владельца фотоателье в г. Орлове. Заранее благодарю!
Андрей Александрович, спасибо за вашу душевную, трогательную и очень познавательную публикацию воспоминаний. Я уверена, что каждый, кто прочтет ее, найдет в ней знакомые "картинки деревенской жизни". И это не просто ассоциации, а жизнь прародителей... Переживания и радости. Читая, мы невольно становимся участниками произошедшего. В воображении представляется даже вкус "шанек", паренки... Спасибо за знания, которые вы нам передали.
Наталья, спасибо Вам большое за Вашу оценку воспоминаний моего отца и двух тетушек! Я собирал эти воспоминания несколько лет. Задавал разные вопросы, которые по цепочке выходили на новые вопросы - и так по нескольку раз. С точки зрения сегодняшнего городского жителя жизнь в деревне довоенных, военных и первых послевоенных годов была очень трудная, временами голодная и не очень разнообразная. Но в то время были очень тесные родственные связи, взаимопомощь, доброта, огромное трудолюбие, вера в Бога и вера в нашу Великую Победу над врагом! Приходится сожалеть, что эти основы жизни русского человека тех лет не всегда бывают в том же количестве в современном обществе. Приятно удивило, что Вы почувствовали "вкус деревенских шанек и паренки" - наверное, еще Вы смогли "погреться у печки, испечь в чугунке картошку и попить холодного молочка" (это небольшое лирическое отсутпление). Знания деревенской жизни я передал не свои - я их только собрал и попытался систематизировать. Бог Вам в помощь во всех делах!
Спасибо, Андрей Александрович! Очень интересно. Мне вдвойне, т.к. мои родственники жили на противоположном побережье Хвощевицы. Бабушка тоже часто вспоминала про то, как "ходили на Кичиги".
И сейчас иногда ездим на эти поля за Раменьем рыжики собирать.
Ваша бабушка была настоящая умелица: и лыжи березовые делала и валенки катала. Обычно пимокатами мужчины были, большая физическая сила нужна, что бы плотно скатать шерсть, иначе слишком мягкие получатся валенки, быстро проносятся до дыр.
Виктор Иванович, здравствуйте! Спасибо за оценку статьи! Не знал, что ваша родня жила близко к моим бабушке и дедушке. Значит, мы с вами орловцы по корням предков! Спросите у своих знакомых в Орлове - где и сколько в городе было фотоателье до 1917 г. А если вообще встретится такая занавеска и мебельный реквизит, как на фото моих дедушки и бабушки, то будет вообще замечательно ! Заранее благодарю!
Нет, это предки моей жены, но я туда регулярно в гости ездил, с конца 1980-тых годов. Дореволюционных фотографий из г. Орлова не встречал, но буду иметь ввиду.
Про лён и лапти
Воспоминания Ардашёвой (Яровиковой) Валентины Аверьяновны
Лен сеют семенами, растет он на полях высотой примерно 60-80 см и цветет голубым цветом. После цветения образуется «колбовка» (т.е. головка) с семенами. Лен растет до сентября, затем его дергают, (не так, как жнут яровые), связывают в снопики и составляют в грудки до созревания семян.
Потом лен увозили на гумно, т.е. закрытое очищенное место. Бригадир созывал людей колотить лен. Люди садились на стулья или табуретки, брали валек и колотили по головкам льна, затем просеивали семя на сеялке, которая состояла из решеток и через них проходило семя. Отходы после просеивания отдавали колхозникам на корм скоту.
«Треста» (ударение на «а») – это оставшиеся стебли льна. Тресту везли сушить в овин, т.е. большой дом без окон (овин строят обычно около прудов или озер), в котором ставили печь-каменку. Над печкой устанавливали настил, на который укладывали тресту и сильно сушили.
Затем бригадир звал женщин «ломать» лен. Для ломки льна делали приспособление из двух дощечек на стойках. Одна из дощечек называлась «нож» или «язычок», которым и ломали лен.
Затем лен надо «трепать». Для этого женщина садилась на стул, связывала ноги в коленях, а на колени привязывала старые лапти. (Про лапти расскажу позднее). Она брала «трепало» или «трепалку» (это деревянный нож, заточенный с обеих сторон), хлопала по льну и отбивала «костицу» - это мелкий измолотый лен.
Очищенный лен надо «чесать», чтобы получились волокна. Для этого брали длинную доску и на один конец набивали гвозди, а на другой конец доски женщина садилась и брала горсточку льна и дергала его по гвоздям до тех пор, пока не будет чистое волокно.
Чистое волокно убирали в одну сторону, а в другую сторону убирали «кудель» или «куделя» (ударение на «е).
«Кудель» протряхивали: хорошая «кудель» шла на пряжу, а «кудель» похуже качеством - это пакля. Паклю прокладывали между бревен при строительстве домов.
Теперь про волокно – его сдавали государству и из него делали канаты и веревки. Канаты использовались на паромах для перевозки людей и лошадей и на причалах для стоянки судов. В колхозах из волокна делали вожжи для лошадей.
Теперь про лен: мама (примечание: Яровикова (Опарина) Анна Павловна, 23.01.1894 – 03.03.1987) пряла лен очень тонко вручную, а затем ткала на ткацком станке.
Натканное полотно надо было отбеливать на снегу по насту, чаще всего в марте месяце, т.к. снег днем подтаивал, а ночью сильно замерзал. «Новины» (ударение на «и»), т.е. новое натканное полотно, стелили на снег примерно на 10 дней, затем стирали и получалось очень белое полотно, как ситец. Затем готовое полотно красили и шили из него одежду, простыни и полотенца.
Льняное семя увозили на маслобойку, а полученное льняное масло употребляли в пищу. Льняное масло очень полезно и его надо употреблять каждый день.
Когда льняное масло варили, то получалась олифа, которой разводили краску для покраски для полов и краска получалась хорошая - не то, что сейчас.
А сейчас расскажу про «лапоть». Максим Горький говорил: «Эх ма! Если бы мне было не жалко лаптей, убежал бы от жены и от детей!».
Лапти плели из «мочала». Для изготовления мочала обдирали кору с молодой липы, которую замачивали в пруду на несколько дней, а затем очищали ненужную кору. Вот из этого мочала плели лапти и изготавливали мочалки для бани.
Лапти не промокали и были не хуже сапог. Лапти долго носились – вот какие мастера были раньше!
Для женщин делали из бересты «бахары» (ударение на «ы») или «бахарики». Бахарики были очень легкие в носке и на жнивье в них ноги не кололо.
Про лен написано замечательно и доходчиво. Он такой красивый. Поля цветущего льна это просто шедевр природы. Храню бабушкины домотканные полотенца, скатерть и полог кровати (изготовлен в 1910 году) и лапти, которые мой прадед сплел. Это вещи, которые передают ощущения и теплоту преждней жизни моих родных, как неуловимые связующие нити.
Христос Воскресе! Алефтина, здравствуйте! Спасибо за добрый комментарий! Очень удивительный и поучительный факт, что Вы сохранили домотканные вещи бабушки и лапти прадеда! Эти вещи надо передавать из поколение в поколение! Сохранились ли у Вас иконы от дедов и прадедов ?
Воистину воскресе! Здравствуйте Андрей Александрович! Пока были живы мои дедушка и бабушка, мы старались приехать в летний отпуск к ним в деревню. И помню, как дедушка сказал это ведь ваш дом родной. Вот теперь, когда знаешь, что поколения предков моих родителей прожили на Вятской земле не менее 400 лет, понятен этот необъяснимый
интерес к корням и истокам. В ваших замечательных рассказах о деревенском быте мне напомнило многое, что я видела в деревне. Даже гроб мой прадед заготовил себе заранее и хранил его на подволоке тоже помню. Он называл его домовиной. В доме была масса старинных вещей: и ткацкий станок, и цепы для обмолота, и машинка "Зингер" на которой можно было шить любые ткани. И ведь все они умели делать и прекрасно знали законы природы. А самое главное, когда приезжали в деревню, это было ощущение покоя и защищенности. Я уже молчу о той пейзажной красоте, когда по увалам разноцветными коврами расстилались засеянные поля: белым цветом - гречиха, голубым - лен, желтым - рожь, розовым - клевер, зеленым - горох. Про деревню могу много рассказывать, главное, как мне подруга говорит, ой, только не не рассказывай, что твоя бабушка пекла и что готовила, сразу хочется это поесть. Иконы, конечно же были в доме. Храню бабушкины венчальные. Особо ценная икона у нас осталась Архистратига Михаила, она написана красками на доске и сзади есть специальная шпонка, это икона от моей прабабушки, теперь семейная реликвия. А лапти прадед плел из лыка.
Христос Воскресе! Алефтина, здравствуйте! С праздником святого великомученика Георгия Победоносца! Это очень хорошо, что Вы сохранили венчальные иконы бабушки и дедушки и икону Архистратига Михаила! Шпонка с обратной стороны иконы для того, чтобы икона не рассыхалась от времени. У нас тоже сохранилась венчальная икона Спасителя моих дедушки и бабушки (Царство им Небесное!) Венчались они в 1916 г., а икона была выпущена в Москве в типографии И.Д. Сытина в 1911-1912 гг. Над ликом Христа есть несколько отверстий для крепления серебряного венца (сам венец не сохранился- предполагаю, что во время войны был обменен на еду). Это венчальную икону я брал на крещение своих внуков и племянников. Вы тоже можете брать свои семейные иконы на Таинства Крещения и Венчания вашей родни.
Воистину воскресе! Спасибо, Андрей Александрович, за ответ. Вы очень внимательно изучаете наследие предков. И это правильно.
Лапти вроде как из липовой коры, лыка плели. А здесь мочало, как известно , не крепкое, а значит и лапти не долговечные. Конечно, для плетения этой обуви использовалась кора разных лиственных деревьев. А также пенька.
Христос Воскресе! Думаю, что в разных уездах Вятской губернии применялись разные материалы для лаптей.