1929 год в историю Русской православной церкви вошел как год начала больших гонений на религиозные общины. 29 января 1929 года ЦК ВКП(б) направил во все республики, края и губернии циркулярное письмо «О мерах
по усилению антирелигиозной работы». 8 апреля 1929 года вышло постановление ВЦИК и СНК СССР «О религиозных объединениях», согласно которому положение церковных общин значительно ухудшилось. На местах начались массовые закрытия церквей, гонения на священнослужителей.
Типичный для всей страны случай произошел в селе Октябрь Подосиновского района, о чем рассказывает судебно-следственное дело, хранящееся в Центральном государственном архиве Кировской области,
на Морозкова Василия Федоровича, священника Михайло-Архангельской церкви.
27 ноября 1929 года в село приехали, скорее всего, по вызову сельсовета, сотрудники Северо-Двинского окружного отдела ОГПУ. Они записали показания председателя Пушемского профсоюзного комитета сельско-хозяйственных и лесных рабочих Г.И. Шемякина, председателя Октябрьского сельсовета Г.С. Савина и школьного работника О.Ф. Якимовой. По их словам, обстановка на территории сельсовета была следующая. В разгаре шла коллективизация, создавался колхоз «Красный Октябрь». Строился новый уклад жизни, и церковь совершенно не вписывалась в светлое будущее. Местные активисты решили церковь закрыть. На заседании сельхозкомиссии сельсовета в начале октября 1929 года было решено обложить священника Михайло-Архангельской церкви Василия Федоровича Морозкова сельхозналогом в 250 пудов хлеба, из церкви взять страховую сумму (ее размер в показаниях свидетелей не указан).
2 октября на службе в церкви, где собралось примерно 150 прихожан, отец Василий рассказал о налогах и просил церковный совет собрать необходимую сумму. Сам батюшка также активно включился в эту работу, стал индивидуально беседовать с верующими. При встрече с людьми, видимо, затрагивались и другие темы. Председатель сельсовета показал, что в середине октября священник Морозков в деревне Окатьево, имеющий 13 хозяйств, собрал через церковного старосту верующих и на собрании ставил вопрос
о сложении налога с церкви, просил поддержать мирян, говоря, что иначе церковь закроют. «До приезда священника в эту деревню там была проведена беседа с крестьянами о записи в коммуну и многие уже были записаны.
Но когда побывал поп, то вся деревня за исключением двух хозяйств, не пошла в коммуну, несмотря ни на что»1.
Похоже, что затея с экономическим удушением церкви не получилась. Тогда Октябрьский сельсовет решил 3 ноября 1929 года в местном клубе организовать собрание женщин–активисток, на котором одним из главных вопросов планировался вопрос о закрытии церкви. Накануне, 2 ноября, была Дмитровская поминальная суббота. По словам председателя сельсовета
Г.С. Савина: «...поп Морозков говорил, произнося настолько трогательную проповедь, что многие женщины плакали. ...Женщины говорили: «Приходите завтра, православные, в последний раз вспомните родителей»2.
На следующий день, 3 ноября 1929 года, в церковь пришло более 200 человек, «преимущественно были женщины пожилого возраста. В своей проповеди поп Морозков такую проповедь произнес, будничную речь с целью натравить верующих на местную власть»3.
По словам школьного работника (в документе сокращенно – «шкраба») М.Ф. Якимовой, церковные активисты ходили по деревням, приглашая всех
3 ноября прийти в церковь, пугая скорым пришествием антихриста. Она сказала следователю: «3 ноября поп в церкви, вероятно, говорил антисоветскую проповедь, судя по тому, как были настроены женщины на дальнейшие события. Было на собрании 200 женщин, и, когда зашел вопрос о закрытии церкви, то женщины сначала кулачки, а за ними и остальная масса, закричали, что им церковь нужна, в Бога веруют и не пойдут в руки антихристов. Перед собранием как раз большинство женщин было в церкви, где им говорил поп, что теперь пришли последние времена, гонения на православных и что скоро придет сам антихрист и т. д. Все верующие должны защищать свой церковный дом и не отдавать его на поругание нехристям»4.
Председатель профкома Г.С. Шемякин сказал следователям, что собрание по вопросу закрытия церкви было сорвано. «Местного партийца Шемякина немного набили на улице за то, что он, якобы, нападает на попа»5.
О случившемся инциденте, по всей вероятности, сообщили в ОГПУ.
Не дожидаясь результатов, местные власти начали свою репрессивную политику против священника Морозкова. Приехавшим сотрудникам Северо-Двинского окружного отдела ОГПУ председатель Октябрьского сельсовета
Г. Савин предоставил такую справку:
«Гражданин Октябрьского сельсовета с. Октябрь Морозков Василий Федорович по социальному происхождению кулак, служитель религиозного культа. Сельхозналогом обложен индивидуально. Сумма налога – 365 руб.
45 копеек. Наложено сдать излишков хлеба 250 пудов, из которых 50 пудов
не выполнено. По данным выявления объемов, у него находилось в хозяйстве
в 1927 году, в мае месяце, земли – 3,5 десятин, сенокоса – 12,8 десятин, лошадей – 2, жеребят – 1, коров – 5, бычок – 1. В настоящее время часть имущества Морозковы продали и налицо находится 2 лошади, 1 кобыла 2-х лет, 2 коровы, 1 бычок, веялка, соломорезка. Принадлежащая молотилка постановлением народного суда отсуждена в пользу коммуны «Красный Октябрь».
Постановлением Подосиновского РЗУ [районное земельное управление – В.Ж.] вся земля от Морозкова передана коммуне. Постановление совета коммуны имеется о выселении Морозкова как противосоветского элемента
из пределов сельсовета.
25 ноября 1929 года.
Председатель Октябрьского сельсовета Г.С. Савин»6.
27 ноября 1929 года, получив показания трех свидетелей и справку Октябрьского сельсовета, уполномоченный ОГПУ вынес решение об аресте священника Морозкова Василия Федоровича по обвинению – подозрению
в антисоветской агитации, то есть по ст. 58 п. 10 УК РСФСР. Копия постановления была направлена в с. Подосиновец районному прокурору7.
Арестованного Василия Федоровича Морозкова повезли в г. Великий Устюг, в центр Северо-Двинского округа. Согласно справке в пути он находился с 27 ноября по 11 декабря 1929 года.
15 декабря 1929 года дело В.Ф. Морозкова принял к производству уполномоченный ОГПУ Выжлецов. В тот же день состоялся допрос обвиняемого. Весь протокол допроса вместе с биографическими сведениями
о Морозкове занял одну страницу. Приведем его полностью.
«Протокол допроса
1929 года декабря «15» дня я, Уполномоченный Северо-Двинского Губотдела ОГПУ Выжлецов допрашивал нижепоименованного в качестве обвиняемого с соблюдением ст. ст. 136 и 138 Уголовно-процессуального кодекса, который показал:
1. Фамилия, имя и отчество Морозков Василий Федорович
2. Социальное происхождение из крестьян
3. Имущественное положение до революции неимущий
4. а) Возраст и место приписки 1878 г., Северо-Двинский округ Кичменгско-Городецкий район Нижне-Енангский с/совет.
б) Национальность и подданство Великорос РСФСР
5. Место жительства дер. Пушемское Михайло-Архангельское, Октябрьский с/совет Подосиновский район, Северо-Двинский округ
6. а) Род занятий до революции дьякон
б) Место службы и занимаемая должность в настоящее время священник Пушемско-Михайло-Архангельской церкви
7. Семейное положение жена – 51 г., сыновей – 5, в возрасте 26 л., 22 г.,
23 г., 20 л., 14 л., дочерей – 2, 18 и 17 лет
8. Образование: общее низшее Специальное нет
9. Профессия священнослужитель
10. Партийная принадлежность в прошлом и настоящем б/партийный
11. Судимость не судим
Агитации против коммун и колхозов никогда не вел, вообще избегал по тому вопросу говорить с крестьянами. Пришествием антихриста и скорым концом мира никогда никого не стращал. В нашем обществе сейчас проводится кампания по закрытию церкви, я тому мероприятию не тормозил, так как от закрытия церкви ничего не теряю — у меня есть земля.
3-го ноября с.г. на собрании женщин, верующие действительно много шумели, протестовали против закрытия храма, но я к тому опять-таки,
не причастен, так как женщин не подговаривал на то.
Настоящее записано с моих слов верно, прочитано (подпись) Морозков
Допросил: (подпись) [Выжлецов]»8.
В тот же день было принято постановление по делу о привлечении Морозкова В.Ф. в качестве обвиняемого по ст. 58 п. 10 (антисоветская агитация) и ст. 59 п. 2 (участие в массовых беспорядках)9.
16 декабря 1929 года В.Ф. Морозков был дополнительно допрошен.
На допросе показал: «Виновным в антисоветской агитации против колхозов
и организации погромного выступления женщин на религиозной почве, себя
не признаю.
Настоящее записано с моих слов верно, прочитано: (подпись) Морозков
Допросил: (подпись) [Выжлецов]»10.
На этом следствие было закончено.
27 декабря 1929 года заместитель окружного прокурора Мигалкин принял постановление: «С обвинительным заключением согласиться и дело вернуть в ОО [окружной отдел] ОГПУ для направления [на рассмотрение]
во внесудебном порядке. Меру социальной защиты полагал бы применить высшую – расстрел. Меру пресечения: содержание под стражей — оставить
без изменения»11.
17 февраля 1930 года тройка при полномочном представительстве ОГПУ Северного края по внесудебному рассмотрению дел постановила: «Морозкова Василия Федоровича – расстрелять. Семью выслать в Коми область, сроком
на три ода. Имущество конфисковать. Дело сдать в архив»12.
Документов о приведении в исполнение приговора в деле не имеется.
Василий Федорович Морозков был реабилитирован 29 июня 1989 года
на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января
1989 года «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости
в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов»13.
Справка о реабилитации В.Ф. Морозкова была выслана внучке Капуста Маргарите Валентиновне в г. Архангельск.
Имя Морозкова Василия Федоровича занесено в Книгу памяти жертв политических репрессий Кировской области14.
ПРИМЕЧАНИЕ
1. ЦГАКО. Ф. П-6799. Оп. 7. Д. СУ-8825. Л. 3, 3 об.
2. Там же. Л. 3 об.
3. Там же.
4. Там же. Л. 7.
5. Там же. Л. 3.
6. Там же. Л. 8, 8 об.
7. Там же. Л. 5, 5 об.
8. Там же. Л. 9.
9. Там же. Л. 11.
10. Там же. Л. 12.
11. Там же. Л. 17.
12. Там же. Л. 19.
13. Там же. Л. 22.
14. Книга Памяти жертв политических репрессий в 4-х томах. - Киров, 2000. -
Т. 2. - С. 502.
Спасибо большое за замечательный материал!
Видимо, эти события отражают общий процесс коллективизации в стране.
Так коллективизация шла параллельно с закрытием храмов. Пафос был очевидно таков, что началась новая жизнь с появлением колхоза, и храма быть не должно.
Здание только что закрытого храма иногда, в таких случаях, использовали для складирования отнятого у так называемых «кулаков» зерна, поскольку «кулацкие» амбары разбирали. Потом и вообще такие храмы могли переоборудовать под сельхознужды.
Обвинение священников в антисоветской агитации в таких случаях, тоже выдвигали автоматически, не вникая в ситуацию.
Мужчинам было опасно защищать храм, могли войсковое соединение пригнать и расстрелять всех на месте. С женщинами так не решались поступать.
Еще можно предположить, что поскольку о. Василий никого не оговорил на допросах и погиб за веру, то есть основания причислить его к лику новомучеников и исповедников Российских.
Спасибо еще раз.