Эвакуация Кировского пединститута в книге американского историка

 

Лэрри Е. Холмс. Война, эвакуация и реализация власти: центр, периферия и Кировский педагогический институт, 1941–1952 гг. – Киров : ВЕСИ, 2018. – 311, [1] с.

Тема Великой Отечественной войны неисчерпаема. Ею занимаются как российские, так и зарубежные историки. К последним относится американский ученый, доктор исторических наук, заслуженный профессор в отставке университета Южной Алабамы Лэрри Холмс.

Он уже много лет работает в кировских архивах, высоко ценя их полноту и доступность. Для него они «свидетельство замечательных традиций архивного дела в российской провинции и прекрасной работы архивистов».

До сих пор свои научные труды автор публиковал на родине на английском языке. И вот, наконец, первое издание на русском. «Я очень рад, что эта книга теперь появилась в России», – пишет он в предисловии к русскому изданию. Читатели тоже могут  быть довольны. Нечасто местные историки радуют нас серьезными работами по истории края.  Они больше поглощены глобальными общероссийскими проблемами. По мнению же американских ученых, «изучение локальных зон» позволяет выявить «сложные взаимосвязи, которые трудно отследить на национальном уровне», а также многие проблемы, недостаточно освещенные или вовсе проигнорированные историками. К ним относятся и  проблемы, связанные с эвакуацией в годы войны.  

Старейший вуз Кировской области регулярно отмечал свои юбилеи выпуском юбилейных изданий о собственной истории[1]. В них нашли отражение разные ее периоды, но впервые картина эвакуации института в Яранск так подробно представлена именно в книге американского ученого.

Автор не обременен стереотипами советской историографии, которая несколько идеализированно представляла отношения эвакуированных и местного населения, умалчивая о многих негативных фактах. Здесь, наоборот, на первый план выходит тема выживания, борьбы всех против всех за собственные права в условиях неимоверных лишений, голода, холода, тотального дефицита. События рассматриваются под особым углом – через отношения института и власти, к которой он постоянно апеллирует. Протоколы всевозможных собраний и заседаний, распоряжения, постановления, приказы, заявления, жалобы, доклады, отчеты, служебные записки, справки – все вопиет о бедствиях института, взывает о помощи и наказании его обидчиков.   Заголовки глав и подглавок передают нешуточный накал страстей: «Битва за продукты», «Начало схватки», «Спасский на тропе войны», «Заручевский-воитель», «Бороться и не сдаваться», «Борьба за жизненное пространство», «Не созидать, но воевать»… Противники у института могущественные: Наркоматы лесной промышленности СССР и РСФСР, завод № 32 Наркомавиапрома, Ленинградская лесотехническая академия, Ленинградская военно-медицинская академия. Уступив им свои здания, институт обосновался в Яранске,  потеснив, в свою очередь, местное педучилище, две школы и другие организации и учреждения – всего было занято пятнадцать зданий (частично или полностью). Районный отдел дорог вынужден был вообще выехать из города в сельскую местность.

Описание переезда в Яранск звучит как трагическая сага. «Перемещаясь пешком и в повозках, караван медленно продвигался вперед по грунтовым дорогам, ставшим от осенних осадков практически непроходимыми из-за грязи и слякоти <…>. Устав от ходьбы, студенты и преподаватели забирались передохнуть в телеги. При езде по кочкам и ухабам люди и багаж постоянно падали на землю. Когда лошади или повозки выходили из строя, груз оставляли в ближайшей деревне либо просто сбрасывали в сторону. Через две недели после отъезда из Котельнича измотанная и грязная институтская процессия достигла Яранска. Занятия начались 3 ноября (1941 г. – Т. Д.), как только отряд студентов, вернувшись по своим недавним следам, смог забрать все оставленные по дороге вещи, которые удалось отыскать, а также некоторых отставших. Отдельные же повозки продолжали прибывать в течение еще нескольких недель. Годом позже две коробки институтских документов обнаружились в Туже…»

А дальше предстояла не менее тяжкая жизнь «в голоде, холоде и наготе». Преподаватели и студенты выращивали овощи на отведенном участке. На отопление шли тротуары и заборы. В аудиториях с трудом писали окоченевшими пальцами. Электричество подавалось с большими перебоями (как писал Б. А. Ларин, «тока нет, керосину нет, свечей нет, лучины нет»[2]). Не хватало учебников, книг, приборов для лабораторных занятий и опытов. Не всегда дружелюбным было отношение местных жителей, видевших в приезжих причину повышения цен на городском рынке.

Хотя автор не ставил целью анализ научно-исследовательской работы института, все же этой темы ему пришлось коснуться, так как власть и политика вторгались и в эту сферу.

Имя ленинградского профессора-лингвиста Б. А. Ларина упоминается в трудах по истории института, но как-то вскользь, мимоходом. Между тем это интереснейшая личность и одна их ярких страниц не только истории института, но и военного времени в целом. Идет кровопролитная война, в далеком холодном и голодном Яранске в эвакуации оказывается известный ученый с большой семьей (жена, четверо детей). При первой же заготовке дров в лесу он получает тяжелую, плохо заживающую рану ноги. Но, едва оправившись, полубольной начинает бурную подготовку диалектологической конференции с участием ведущих столичных языковедов. Среди них, к примеру, Л. В. Щерба, академик  Академии наук СССР. С конференцией Ларин связывал большие надежды: «Высоко подымется затухшее было пламя над очагом диалектологии, снова разбредутся во все концы экспедиции, начнут чертить карты атласа, набивать ящики карточек областных словарей. Я пробую вызвать даже Ф. П. Филина[3] с фронта (!)»[4].

Но в самый разгар подготовки конференции в дело вмешалась власть в лице парторганизации института. Изучая яранские говоры, Ларин пришел к выводу, что они вобрали в себя многие элементы татарского и в особенности финно-угорских языков. Партийцы увидели в таком повороте темы преувеличение роли финно-угорских языков в ущерб русскому, обусловленное опорой автора на труды немецких лингвистов. Началась травля маститого ученого. На самом деле, подоплекой всего была зависть. Преподаватели, не имеющие ученых званий и степеней, получали меньшую продуктовую норму по карточкам, чем эвакуированные ученые из ведущих вузов.  Это стало предметом обсуждения на одном из партийных собраний, где члены партии  требовали лучшего обеспечения. Но закон был не на их стороне, и дело не прошло. Ларин же вынужден был уехать в Москву, куда пригласил его педагогический институт иностранных языков, а  подготовленная им конференция была проведена в Вологде.

В 1945 году Борис Александрович был награжден орденом Трудового Красного Знамени «за научные заслуги»[5].

Почти сразу по приезде в Яранск институт начал кампанию по возвращению в Киров, проявив при этом недюжинные смелость и напор, немало удивившие американского ученого. «Память о недавних репрессиях, унесших множество выдающихся и менее значимых фигур, не привела героев этих событий к необходимости умерить свои требования и манеру их подачи перед местными, областными и центральными властями», – пишет он.

Лишь в марте 1945 года институт, наконец, вернулся в Киров. Начался новый виток борьбы – теперь уже за возмещение причиненного «постояльцами» ущерба. Вернувшиеся увидели здание, которое выглядело как после налета вражеской авиации, хотя город ни разу ни подвергался бомбардировке.  Разбитые окна, протекающая крыша, вырванная электропроводка, обвалившаяся штукатурка, сломанная или украденная сантехника и мебель – таким предстал институт после выезда из него Наркомлеса. Руководство области обратилось с письмом к А. Н. Косыгину, заместителю председателя Совнаркома СССР и РСФСР, о возвращении вузу украденных вещей и выплате одного миллиона рублей за прочее утраченное имущество. Косыгин лишь дал задание Наркомлесу изготовить мебель для института. Все остальное было отдано «на совместное решение». В попытках выселить из общежития института рабочих завода № 32 областные власти писали В. М. Молотову, ответственному секретарю ЦК ВКП (б), второму человеку в стране после И. В. Сталина, но наш земляк вообще уклонился от решения вопроса.

Приходилось рассчитывать на местные ресурсы, предельно истощенные войной. Ремонт затянулся на три года. Студенты и преподаватели выезжали на лесосеки для заготовки дров. В аудиториях сидели в верхней одежде. Мебелью поделились школы города.

В предисловии к русскому изданию автор пишет: «Все ошибки фактологического и оценочного характера, разумеется, остаются исключительно на моей совести».

Факты и их оценка, интерпретация – основные составляющие научного труда. И с той, и с другой стороны совесть автора может быть спокойна. Многочисленные факты, даже самые незначительные, подтверждаются ссылкой на архивные документы как официальные, так и личного происхождения. Среди последних очень интересны фрагменты из дневника преподавателя Б. В. Талантова, который хотелось бы прочитать полностью.  

Что касается оценок, то здесь автор предельно тактичен и корректен. Хотя многие из описанных событий носят негативный характер и читать о них больно и стыдно (мы не привыкли выносить сор из избы), Л. Холмс относится к ним с пониманием. В заключительной главе он пишет: «Дефицит ресурсов и завышенные ожидания разрушили дух коллективизма и лишили многих людей традиционных моральных ориентиров. Тогда они решили брать то, что могли, независимо от последствий для других. Это поведение, однако, не стало причиной их неизбежного перехода к варварскому состоянию, как это указывалось некоторыми (американскими. – Т. Д.) критиками. <…>

В заключение следует отметить, что многие люди, жившие в трудные времена, проявили честность и бескорыстие. По большому счету администрация, преподаватели и студенты педагогического института несмотря ни на что, в самых неблагоприятных условиях сохранили свой вуз».

Экземпляр, подаренный автором библиотеке имени А. И. Герцена, начинается с автографа: «Дорогим читателям! Надеюсь, что Вам эта книга интересна и полезна. С наилучшими пожеланиями от автора Лэрри Холмс. 27.06.2019». Согласитесь, приятная неожиданность: открываешь книгу, и к тебе обращается автор. От лица читателей хочется заверить Лэрри Холмса:  его книга интересна и полезна.

 

[1] Полвека в пути: Кировский государственный педагогический институт имени В. И. Ленина, 1918–1968. Киров, 1970; Кировский педагогический (1914–1989). Киров, 1989; Вятский государственный гуманитарный университет, 1914–2004. Киров, 2004.

 

[2] О. И. Фонякова. Борис Александрович Ларин во время Великой Отечественной войны // Труды Института лингвистических исследований РАН. Том II, часть 3. СПб., 2006. С. 127.

 

[3] Ему это удалось. Ф. П. Филина отпустили с фронта на три дня для участия в диалектологической конференции. Демобилизовавшись в 1946 году, он возглавил сектор диалектологии Института русского языка АН СССР.

 

[4] О. И. Фонякова. Указ. соч. С. 128.

 

[5] О. И. Фонякова. Указ. соч. С. 130.

 

 

 

Комментарии

"Среди последних очень интересны фрагменты из дневника преподавателя Б. В. Талантова, который хотелось бы прочитать полностью". 

Дневники опубликованы в книге, которая имеется в библиотеке им. А. И. Герцена:

Талантов Б. В. Дневники 1943–1945, 1947 гг. Тюремная переписка 1969–1970 гг. / подгот. текста, сост., предисл., вступ. статьи к разделам, коммент. Е. С. Останина. – Киров: ООО «Издательство Радуга-ПРЕСС», 2015. – 360 с.

Спасибо!