Мой прадед Григорий Васильевич Ноговицын и его дети

                                                                                                                Мой прадед Григорий Васильевич Ноговицын и его дети                            

                                                                              Дополнение к статье «Деревня Ефаново-Овсянниково» https://rodnaya-vyatka.ru/blog/9542/155608

Григорий родился 9 ноября 1864 года и был единственным сыном Василия Степановича Ноговицына, государственного крестьянина деревни Ефаново (Овсянниково) Слободского сельского общества Целяковской волости Велико-Устюгского уезда Вологодской губернии (приход Слободской Спасо-Преображенской церкви); ныне – Лузское городское поселение Лузского района Кировской области. Ему пришлось принять на себя обязанности главы семьи в 14 лет, когда его отец умер от чахотки 45 лет от роду. У Григория было три сестры: старшая Прасковья и младшие Устинья и Анна; ещё двое детей, Алексей и Акилина, близнец Анны, умерли в детстве. Когда умерла мать Мария Александровна – дочь государственного крестьянина деревни Пьянковской (Сварухской) этого же сельского общества и прихода Александра Андреевича Корытовского, – неизвестно, но в призывном списке Григория 1885 года она ещё значится в возрасте 46 лет. Тем не менее, семья, вероятно, не бедствовала, о чём можно судить по фотографии сына Зосимы, сделанной около 1914 года (явно не постановочная - просто деревенские парни на ярмарке в Лальске или Великом Устюге зашли в фотосалон, чтобы сняться на память): https://disk.yandex.ru/d/UWQwawdkue2ifA, хотя всего достигли своим трудом, казаков (так в этих краях называли наёмных работников – батраков) не нанимали и торговлей не занимались; может быть, Григорий ходил по отхожим промыслам, поскольку одним крестьянским трудом прокормиться и заплатить все подати было довольно сложно, только никаких сведений на этот счёт нет. Сестёр он достойно выдал замуж: Прасковья через три года после смерти отца вышла за крестьянина деревни Ивашево этого же общества и прихода Василия Ивановича Тютрина, Устинья – за крестьянина деревни Матренинской (под Лальским волочком) этого же общества и прихода Дмитрия Егоровича Нелюбина, Анна – уже после женитьбы Григория – за крестьянина деревни Ефаново Алексея Филимоновича Нелюбина. И дом он выстроил («Гришин дом»; это нежилой ныне дом – практически, его останки –  № 9 улицы Молодёжной; как говорят в деревне, «на Угоре») – добротный, из двух изб, брёвна «в обхват», при доме колодец; в похозяйственном списке Лузского сельсовета указана дата его постройки – до 1918 года, на самом деле – не позднее 1914, поскольку во время войны никакого строительства вестись не могло. От действительной воинской службы Григорий Васильевич, как единственный кормилец в семье, был освобождён и зачислен в ратники Государственного ополчения (запас), а когда началась Первая мировая война, ему было уже 50 лет, поэтому на фронт мобилизован не был. Женился он сравнительно поздно, в 26 лет (бракосочетание состоялось 20 февраля 1891 года), взяв в жёны Александру Никитичну Печерину, 17-летнюю лальскую мещанскую девицу из деревни Жилино Лальского Богоявленского прихода этой же волости. Всего у них было восемь детей: Пармён (род. 10.7.1892), Зосима (род. 14.09.1895), Павлин (род. 17.12.1900), Александра (род. 5.10.1903), Серафим (род. 27.11.1906), Серафима (род. 18.4.1909), Всеволод (род. 13.4.1912), Анатолий (род. 27.2.1916) и ещё двое, Александр (ок. 1898 г.р.) и Анатолий старший (ок. 1910 г.р.), умерли в детстве.

Старший сын Пармён был призван на действительную воинскую службу 3 октября 1913 года. Призывной возраст в то время был 20 лет; а если точнее, то призыву подлежали те, кому 20 лет исполнилось на начало года, но, поскольку призыв проводился один раз в год – осенью, то призывали, как правило, уже 21-летних. В мирное время в армию брали далеко не всех. Было 4 категории не подлежащих или условно подлежащих призыву, но и кроме этих льготников, молодых людей, годных по состоянию здоровья к воинской службе, было значительно больше, чем того требовалось для комплектования армии. Поэтому на призывных участках проводилась жеребьёвка: «счастливчики» отправлялись тянуть солдатскую лямку, а все остальные записывались в ополчение и подлежали мобилизации только в случае войны. Пармён вместе с троюродным братом Василием Федосеевичем Ноговицыным льгот не имели: Григорию Васильевичу было 48 лет, а брату Зосиме – 17, т.е. трудоспособные, отца Василия, Феодосия Ерофеевича, уже не было в живых, а мать Вера Петровна, 58 лет, находилась на попечении старших сыновей, и при жеребьёвке оба они вытянули заветный жребий. 4-й призывной участок Велико-Устюгского уезда находился в заштатном городе Лальске, откуда новобранцы пешком или на подводах отправлялись в Великий Устюг.  

С самого начала Первой мировой войны артиллерийская часть, в которой служил Пармён, вела боевые действия на территории Польши (Западный или Северо-Западный фронт). На первоначальном этапе войны Русская армия действовала довольно результативно: заняла некоторые области Австро-Венгрии (Галицию и Буковину), в начале 1915 года были проведены ряд успешных операций в Восточной Пруссии и Карпатах, планировалось вторжение в Венгрию. Но в мае 1915 года войска Германии, Австро-Венгрии и Италии, создав значительное превосходство в боеприпасах и живой силе, прорвали фронт и, развивая наступление из Галиции и Восточной Пруссии, вышли в глубокий тыл Русской армии. Чтобы избежать окружения, командование было вынуждено спешно отводить войска: началось «Великое отступление», были оставлены обширные территории, а сотни тысяч солдат и офицеров были убиты и ранены, попали в окружение и плен. В плену оказался и Пармён Григорьевич.

Подробных сведений его нахождения в плену нет, но из мемуаров других участников войны, тоже побывавших в германском плену, известно, что смертность в лагерях от голода и болезней (медицинской помощи практически не оказывалось, зато учёт со стороны администрации, отличавшейся своей педантичностью, организован на высшем уровне) была ужасающей: выйти из них живыми удалось не более чем трети военнопленных. 3 марта 1918 года Советская Россия заключила с Германием мирный договор (т.н. Брестский мир), в начале ноября в Германии, как и год назад в России, произошла революция, 11 ноября она подписала капитуляцию и война закончилась. В лагерях военнопленных начались волнения и новое германское правительство поспешило выпроводить всех «нах Русслянд». Эшелоны отправляли с оркестром, однако никакого продовольствия на дорогу не выдавали, и ни на одной станции поезда не останавливались, лишь в нескольких местах, в чистом поле, Красным Крестом были организованы пункты питания. Но до конца не довезли, высаживали где-нибудь на территории Польши или Белоруссии, а далее нужно было отправляться своим ходом. Те, у кого были деньги, и не боялись возвращаться в Россию (из дорожных разговоров было слышно, что по дорогам бесчинствуют банды, а всех офицеров расстреливают на месте), ехали дальше, хотя поезда ходили весьма не регулярно. Простым же солдатам, оставшимся без средств пропитания, приходилось наниматься на работу к местному населению. В городе Лида (в Западной Белоруссии) Пармён встретил свою первую любовь. Полячка (или белоруска) согласна была выйти за него замуж, но будучи на нелегальном положении, жениться официально он не мог, к тому же, его неудержимо тянуло на родину. Однако в России разгоралась гражданская война, а получившая независимость Польша, стремясь возродить древнюю Речь Посполитую «от моря до моря», оккупировала большую часть Белоруссии и Украины – началась война советско-польская, поэтому перебраться через линию фронта было невозможно. Весной-летом 1920 года Советская Россия предприняла попытку вернуть в свой состав Польшу, а заодно и перенести пламя пролетарской революции в Европу. Красная армия заняла Лиду, и у Пармёна появилась возможность вернуться домой. Невеста готова была отправиться с ним, но он не решился взять её с собой, поскольку не была ясна обстановка в России.

Побывав дома, Пармён отправился обратно – за своей невестой. В это время уже была установлена граница между государствами, и город Лида оказался в составе Польши. Документов для перехода границы не было, но он, всё-таки, сумел пробраться на другую сторону. Невесту он нашёл, и её родные хорошо приняли его, но кто-то донёс властям. Пармёна арестовали, но, к счастью, не судили, как шпиона, а передали советским пограничникам. И те, как ни странно, его тоже отпустили: такая романтическая история – сюжет для целого романа – их, наверное, и подкупила. Однако пришлось незадачливому жениху возвратиться домой без любимой.

Как ни тяжело было забыть свою полячку, но надо было начинать новую жизнь и обустраивать хозяйство. Кто была его первая жена, сведений нет (говорили, что он её прогнал за измену); вторая жена Ульяна Алексеевна (девичья фамилия неизвестна) родила троих сыновей: Георгия (Егора), умершего в детстве, Николая и Александра. Но она скоропостижно умерла, а третьей женой стала Марфа Васильевна Поломошнова из деревни Заистобной Залисского сельсовета (приход Доровской Сретенской церкви; ныне эта группа деревень под названием «Дора» в верховьях реки Залесской Лалы не существует); она родила ещё четверых сыновей: Геннадия, Василия, Анатолия и Всеволода.

26 февраля (11 марта) одна из рот запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка, отказавшись участвовать в разгоне антиправительственной демонстрации, взбунтовалась. На следующий день солдаты учебной роты лейб-гвардии Волынского полка также отказались стрелять в мирное население. Бунт распространился на другие воинские части Петроградского гарнизона. Чем закончились события февраля-марта 1917 года, известно всем, а осенью этого же года бывшие лейб-гвардии Павловский и Волынский полки, подвергшись усиленной агитации комиссаров Военно-революционного комитета, приняли активное участие в Октябрьском перевороте. Известно, что Зосима Григорьевич стоял в охране Смольного института – штаба революции, а этот факт косвенно указывает на то, что он служил в лейб-гвардии Волынском полку (не путать с другими воинскими частями, имевшими то же название: 53-м пехотным Волынским полком и 6-м уланским Волынским полком), поскольку именно его солдаты охраняли подступы к Смольному.  

Весной 1918 года все бывшие воинские части Русской армии, перешедшие на сторону Советской власти, были расформированы. Зосима Григорьевич был мобилизован (или записался добровольцем) в Красную гвардию и в составе продотрядов, предназначенных для добывания продовольствия голодающим городам республики Советов, он был направлен на Северный Кавказ. В это время уже разгоралась гражданская война, и из разрозненных красноармейских отрядов, воевавших на юге России против белогвардейцев, стали создаваться регулярные части Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА). В то время свирепствовал тиф, Зосима Григорьевич тоже заболел, отстал от своего полка и оказался в тылу белых. Молодому красноармейцу грозила верная гибель, но какой-то казак или крестьянин переправил его через линию фронта, где его поместили в госпиталь. После выздоровления он воевал под Астраханью; о гражданской войне на Дону и 400-километровом отступлении остатков 11-й армии РККА к Астрахани в январе 1919 года при 40-градусном морозе и пронизывающем ветре рассказывается в романе А.Н.Толстого «Хождение по мукам» и одноимённом художественном фильме. Неизвестно, довелось ли Зосиме Григорьевичу быть участником того трагического перехода через астраханскую голодную степь; если он заболел ещё до этого отступления, то мог попасть в Астрахань при эвакуации госпиталя по морю. После того, как угроза взятия Астрахани белыми была устранена, следующим этапом боевого пути Зосимы Григорьевича стала советско-польская война.

В апреле-мае 1920 года крупные силы Красной армии были переброшены на Юго-Западный и Западный фронты, в результате чего были освобождены от польских оккупантов значительные территории Украины, Белоруссии и Литвы. Преследуя утопические идеи «мировой революции», большевики рассчитывали через Польшу перенести пожар гражданской войны в Европу, и Советское руководство отдало приказ продолжать наступление на Варшаву. Однако эта операция для Красной армии была, мягко говоря, нерезультативной (причины этого – тема слишком серьёзная, чтобы её здесь обсуждать), и она вынуждена была спешно отступить. Потери погибшими, а так же казнёнными, умершими от голода, болезней и пыток в плену – были огромны (цифры приводить тоже нет смысла, поскольку в российских и иностранных источниках они значительно различаются). Зосиме Григорьевичу, к счастью, и здесь удалось и остаться в живых и не попасть в плен.

Где после польской кампании продолжал он службу, неизвестно; маловероятно, чтобы его сразу же демобилизовали, поскольку гражданская война ещё не закончилась – предстоял разгром армии Врангеля в Крыму, но об участии его в этих боевых действиях сведений нет. Рассказывали, что была какая-то торжественная встреча в Вологде – то ли воинских частей, возвратившихся с польского фронта, то ли бывших военнопленных, среди которых был и Пармён Григорьевич – тогда плен ещё не считался воинским преступлением; случись это в 1930-40-е годы, наверняка его ждал бы лагерь: он ведь во время войны находился на территории вражеского государства. 

Сознательно ли Зосима Григорьевич принял решение воевать за Советскую власть, или «революционные вихри» понесли его в определённую сторону? Первая мировая война (Германская или, как её называли в советские времена, Империалистическая) была совершенно непонятна для простых солдат, в большинстве своём выходцев из крестьянской среды. На Россию никто не нападал, а царское правительство – под предлогом защиты братской Сербии – само ввязалось в этот передел сфер влияния в Европе и мире. Хотя первоначально эту войну называли Священной и Второй Отечественной, и страну охватил патриотический подъём (правда, больше – в высшем обществе и среди экзальтированной интеллигенции), крестьянство, которое являлось основным поставщиком «пушечного мяса», сразу поняло, что это будет для него катастрофой: мобилизации, реквизиции, рост налогов и цен, разорение хозяйства – вот результат всех войн.

Зосима попал служить в элиту Русской армии – гвардию. Но за время войны состав нижних чинов гвардейских полков значительно изменился и был несравним с довоенным контингентом – оплотом самодержавия: большинство новобранцев не желали проливать кровь за интересы, совершенно им чуждые. Поэтому солдаты, и даже гвардейцы, с воодушевлением приняли Февральскую революцию – в надежде, что новая власть прекратит ненавистную войну и бесплатно раздаст землю крестьянам. Но этого не произошло: Временное правительство вновь призывало к «войне до победного конца», не спешило с земельной реформой. А на фронте дела шли всё хуже: из-за антивоенной агитации со стороны революционных партий и популистской политики Временного правительства Русская армия разлагалась и теряла боеспособность. Дисциплина упала, проходили братания с солдатами противника, участились случаи дезертирства. Столица в начале 1917 года была переполнена войсками: запасные батальоны двенадцати гвардейских полков (100 тыс. солдат), гвардейский флотский экипаж, другие экипажи кораблей, пехотные и казачьи части. Это была целая армия, представлявшая собой неуправляемую вооружённую, голодную и озлобленную массу. И в то время как большевики обещали немедленно закончить ненавистную войну, Временное правительство, пытаясь избавиться от наиболее революционных частей Петроградского гарнизона, стремилось отправить их на фронт. Солдаты, как новобранцы, так и старослужащие, уже побывавшие в боях, вовсе не испытывали желания воевать, поэтому-то гвардейские полки, ещё недавно присягавшие Временному правительству, и сыграли решающую роль в его свержении в октябре 1917 года.

Но и большевики не смогли исполнить чаяния народа: хотя первыми постановлениями Советской власти были Декреты о мире и земле, разразилась братоубийственная гражданская война, и до мирной жизни было ещё далеко. Бывшие солдаты Русской армии оказались по разным сторонам фронта: в тех воинских частях, где оказались более активны большевистские комиссары, они, где убеждением, а где угрозами, привлекли солдат на свою сторону; другие же, как например, лейб-гвардии Семёновский полк в полном составе, остались верны присяге, данной Царю и Отечеству. Нельзя сказать, что и все красноармейцы жаждали воевать за Советскую власть: приходившие из родных деревень известия о продразвёрстках, реквизициях и репрессиях, проводимых на советской территории, делали своё дело. Нередко целые полки Красной армии восставали и переходили на сторону белых либо воевали за «Советы без коммунистов». Сейчас уже неизвестно, воевал ли кто-то из земляков Зосимы Григорьевича на стороне белых; многие, как например, его друг Василий Шитиков, с войны не вернулись, но если такие и были, то большинство из тех, кто не погиб на войне, впоследствии были осуждены, расстреляны или сгинули в лагерях, и о них старались не вспоминать.

Когда началась гражданская война, Зосима уже находился в Красной гвардии. Но если бы волею случая он оказался по другую сторону фронта, судьба его была бы более трагичной. Скорее всего, он был твёрдо убеждён в том, что Советская власть для простого народа – самая правильная, поэтому и воевал он за неё сознательно. Со временем, отношение Зосимы Григорьевича к Советской власти несколько изменилось. Однажды, когда его сын Валентин сказал что-то неодобрительное про царя (как учили в школе), он, ни к кому не обращаясь, тихо сказал с огорчением: «Какая власть, такие и дети – всех перевоспитали!»; Валентин понял, что отец осуждает его, хотя и не высказывает это напрямую.

Имея такой интересный боевой путь, Зосима Григорьевич мог бы выступать в школах перед пионерами и на митингах, посвящённых годовщинам Октябрьской революции. Но советская историография и пропаганда представляли события, в которых он принимал непосредственное участие, не так, как он их видел, а совсем по-другому. Врать он не умел, а говорить правду в 1930-40-е годы было опасно. Даже положительно высказываться о ком-то из героев революции и гражданской войны было рискованно: вдруг его завтра объявят «врагом народа», а тебя запишут в его сторонники. В семье ходила легенда об одном таком «рассказчике» (кто это был, и в какой деревне проживал, не уточнялось), за которым из Лальска приехали два конных милиционера, привязали его верёвками к сёдлам и потащили, а когда прискакали в Лальск, он уже был мёртв. Поэтому, в отличие от старшего брата Пармёна, интересного рассказчика и балагура, Зосима Григорьевич был немногословен и в беседах с мужиками больше слушал, чем говорил; впрочем, и Пармён на эти темы, наверное, тоже особо не распространялся – все его байки и шутки были чисто бытового характера. Кое-что Зосима Григорьевич рассказывал лишь своему старшему сыну Анатолию, и то – не при младших детях, опасаясь, что в школе они могут проговориться, а в те времена даже такие детские «показания» служили основанием для уголовной ответственности. Потому и подробностей его боевого пути совсем мало, а всё, что известно – из скудных воспоминаний Анатолия Зосимовича и Валентина Зосимовича.

Довелось участвовать в гражданской войне и Павлину Григорьевичу, который на Первую мировую не попал по возрасту.

Фронт не дошёл до здешних мест, но угроза над Лузой нависла нешуточная. Вятско-Котласская железная дорога в планах белогвардейцев и их союзников занимала особое место. На её участке планировалось соединение Северной армии генерала Е.К.Миллера с Сибирской армией А.Ф.Колчака и совместное наступление на Москву. А захват ими Котласа с большим количеством складов, средств речного и железнодорожного транспорта мог кардинально изменить весь ход войны. Железная дорога стала прифронтовой, и для охраны железнодорожных мостов через реку Лузу и речки Портомой и Кендус в посёлке размещалась рота красноармейцев под командованием Василия Тимофеевича Шешукова. Белым удалось продвинуться из Архангельска вверх по Северной Двине на 300 км, но они были остановлены частями VI армии РККА и Северо-Двинской речной флотилией. В январе 1919 года VI армия и отряды красных партизан провели успешную операцию, отбросив войска армии Миллера и союзников на 90 километров на север. В это время армия Колчака вплотную подошла к границам Усть-Сысольского уезда, а в апреле 1920 года белые предприняли новый рывок на северо-запад. Но это был их последний успех на данном направлении: в мае-июне Красная армия одержала решительную победу на Восточном фронте, и колчаковские войска были отброшены до Урала.

На Северном фронте к концу лета 1919 года положение изменилось: союзники под давлением общественного мнения своих стран были вынуждены отозвать войска из России. Тем не менее, архангельские белогвардейцы не отказались от своих намерений, и в октябре развили наступление сразу на трёх направлениях: на Березов, Чердынь и на Усть-Сысольск. В течение ноября они заняли Яренск, Усть-Вымь, Усть-Сысольск и Визингу, а затем и всю верхнюю Вычегду. Таким образом, почти вся территория Коми края, за исключением отдельных волостей на верхней Сысоле и в Прилузье, оказалась под контролем белых: вновь возникла угроза Котласу. Для ликвидации белогвардейского прорыва на станции Луза был сформирован особый штаб под командованием Г.С.Биткера и Б.А.Буренина. Из Вологды и Вятки по железной дороге были переброшены свежие части Красной армии. 22-25 ноября в бою у села Чукаиб (на дороге Усть-Сысольск - Вятка) принял участие коммунистический отряд, сформированный из рабочих Лальской бумажной фабрики. Белогвардейцы были разбиты, красные заняли Визингу, Межадор и Усть-Сысольск, а 29 ноября был взят Яренск. Стратегическая задача ликвидации белогвардейского прорыва в Коми и снятия угрозы для железной дороги Вятка-Котлас была выполнена, особый штаб в Лузе был расформирован, а регулярные части Красной армии переброшены на другие фронты.

В это неспокойное время и был мобилизован в Красную армию Павлин Григорьевич. Декретом СНК РСФСР от 29 июня 1918 года на территории, подконтрольной Советской власти, военнообязанными стало считаться всё мужское население от 18 до 40 лет. В 1918-1920 годах в Северо-Двинской губернии (губернии с центром в городе Великий Устюг, существовавшей с 1918 по 1929 год и состоящей из Велико-Устюгского, Сольвычегодского, Яренского, Никольского и Усть-сысольского уездов), мобилизации проводились 60 раз, и в Красную армию было призвано более 67 тысяч человек. В какую из них попал Павлин Григорьевич, неизвестно – рассказывали лишь, что он был призван в самом конце войны и служил в кавалерии. 27 марта 1920 года из Великого Устюга на фронт отправился кавалерийский эскадрон в составе 94 человек, а 25 августа – ещё один кавалерийский отряд численностью 50 сабель: может быть, в одном из них он и начал свою службу. Где именно воевал, на Северном, Западном или каком-то другом фронте, также неизвестно. Срок службы в военное и послевоенное время был неограничен, поэтому домой он вернулся, вероятно, не скоро.

Война закончилась, и политика НЭПа благоприятствовала развитию сельского хозяйства. По старому обычаю в многодетных семьях дома сыновьям строили общими силами поочерёдно, начиная со старшего. Так, первым построили дом Пармёну (это несуществующий ныне дом № 1 улицы Молодёжной), построили Зосиме (нынешний дом № 6 улицы Труда), а затем начали строить и Павлину. Но в это время в стране вновь начались большие перемены – коллективизация, и народ стал уходить из деревни. Павлин Григорьевич устроился на работу в Лальске: сначала инкассатором в банке, а потом занял в нём какую-то финансовую должность. Там он получил служебную квартиру, а уже готовый сруб разобрали, сложили на задворках отцовского дома и накрыли крышей. Это сооружение под названием «Павлинова изба» простояло так четверть века, и только в середине 1950-х годов, когда Павлин Григорьевич переехал в Лузу, где стал работать бухгалтером на лесозаводе, его перевезли туда и построили дом на улице Пушкина. Женой Павлина Григорьевича была Афанасия Федосеевна Захарова из деревни Ивашево Лузского сельсовета (ныне Лузское городское поселение); их дети: Виталий, Нина и Валентин. Он умер 14 марта 1967 года, Афанасия Федосеевна умерла 1 января 1980 года в возрасте 78 лет.

Отношение к реформам в сельском хозяйстве среди братьев Григорьевичей было разным. В состав колхоза «Будённовец» объединились крестьяне деревень Ефаново (Овсянниково), Верхнее Сухарино (Кузьминской) и Нижнее Сухарино (Подсекино); так же к нему отошла земля деревни Малое Сухарино (Ослоповской), но никто из её жителей – несколько семей Веретенниковых – в колхоз не вступил. 

В похозяйственных списках Лузского сельсовета 1938-1954 годов большинство колхозников числятся членами колхоза с 1931 года, но первая сельхозартель, вероятно, была создана раньше, в начале 1930 года.

Пармён Григорьевич, а также его троюродные братья Василий Федосеевич и Прокопий Федосеевич Ноговицыны, вступать в колхоз категорически отказались. Даже после того, как в 1938 году, вероятно, под нажимом, он был вынужден стать членом колхоза, занимался только личными делами: различными ремёслами, строительством, рытьём колодцев, охотой и рыболовством. Когда председатель колхоза Дмитрий Сергеевич Нелюбин ему говорил: «Пармён, когда на работу пойдёшь?», он отвечал: «На тебя и так вся деревня работает, меня ещё не хватало!». Хотя Дмитрий Сергеевич был твёрдым и жёстким руководителем, Пармён Григорьевич, тоже человек смелый и независимый, его воле был неподвластен. А исключить его из колхоза, и вместе с тем отобрать приусадебный участок (колхозникам полагалось для личного пользования до 0,3 га земли) было нельзя, поскольку его жена и старшие сыновья в колхозе работали. А применить более серьёзные меры – уголовного характера, которые по закону полагались таким нерадивым колхозникам – председатель, вероятно, не решался – может быть, чувствуя свою вину перед его сестрой Александрой Григорьевной.

Мужем Александры Григорьевны был Александр Иванович Нелюбин – из зажиточной семьи. Он из деревни куда-то скрылся, оставив жену с двумя малолетними дочерьми Галиной и Антониной. Тёмная история; Александра Григорьевна, вероятно, с ним официально развелась, потому что впоследствии жила под своей девичьей фамилией. Она винила в этом председателя колхоза, который ненавидя «кулаков» и несмотря на то, что Александр Иванович в колхоз вступил, всячески его притеснял и оскорблял (может быть, это было следствием каких-то старых личных счётов), и он просто не выдержал этого и сбежал. Согласно данным архива МО СССР, известно, что Александр Иванович Нелюбин, уроженец деревни Ефаново Лальского района Архангельской области (все данные, в том числе и год рождения, совпадают), в 1985 году был награждён юбилейным орденом Отечественной войны I степени, значит, он где-то жил, был на войне, и, скорее всего, у него была другая семья.

Впоследствии Александра Григорьевна выходила замуж за Николая Алексеевича Ильина, выходца из Вилегодского района Архангельской области; у них родился сын Виталий. Но и второй муж пропал без вести на Великой Отечественной войне; тоже – странная личность: в похозяйственных списках он значится под фамилией жены – Ноговицын; под какой фамилией призывался, неизвестно (он ходил добровольцем ещё на Финскую войну, правда, пока проходил обучение, война закончилась), но Александра Григорьевна подавала на него в розыск как на Ноговицына. Письма с фронта приходили почти до самого конца войны, а потом перестали; может быть, просто не захотел возвращаться в семью. Александра Григорьевна впоследствии жила с сыном Виталием Николаевичем и умерла 25 мая 1983 года.

Зосима Григорьевич – осторожный и дальновидный – понял, что «плетью обуха не перешибёшь» и противиться политике партии и правительства будет себе дороже, поэтому, как и большинство односельчан, вступил в колхоз сразу же при его основании (подробнее о нём и его семье будет рассказано ниже). Павлин Григорьевич, как уже говорилось выше, из деревни ушёл, а Серафим Григорьевич, вернувшись с действительной воинской службы, решил пока остаться в деревне и вступил в колхоз; рассказывали, что именно по его предложению колхоз назвали: «Будённовец» – в честь легендарного командира гражданской войны С.М.Будённого (Серафим, как и брат Павлин, тоже служил в кавалерии). Однако потом, вероятно, разочаровавшись в колхозной жизни, он ушёл на Лузский лесозавод, где и проработал всю жизнь шофёром (в похозяйственном списке 1938-1939 гг. он не значится, значит, к этому времени в деревне его уже не было). На Великую Отечественную войну Серафима Григорьевича не призвали, потому что у него была травмирована кисть левой руки. А повредил руку он, когда сватался к Елизавете Петровне Бобылевой из деревни Верхнее Сухарино. Серафим взял с собой бутылку водки, а то время пробки водочных бутылок заливалась сургучом, на котором ставилась печать (подобие нынешней акцизной марки), и обычно мужики, открывая бутылку, эффектно выбивали пробку, резко ударив ладонью по дну. Придя в гости и сев за стол, он так и сделал, но неловко ударил бутылкой о край стола. Бутылка разбилась, и её острый край врезался в ладонь, повредив сухожилие. Впоследствии пальцы плохо разгибались, что, впрочем, не помешало ему работать шофёром – в то время требования к здоровью водителей были менее жёсткими. Тем не менее, сватовство состоялось, и Серафим Григорьевич с Елизаветой Петровной поженились; у них родились дети: Вениамин, Галина, Леонид и Людмила. Проживали в Лузе; Серафим Григорьевич умер 31 мая 1980 года, Елизавета Петровна – 19 ноября 1986 года в возрасте 78 лет.

Всеволод Григорьевич тоже сначала вступил в колхоз, но потом стал работать инкассатором в банке в Лальске, где уже жил его старший брат Павлин Григорьевич; его женой была учительница Копыловской начальной школы Лидия Ивановна (фамилия неизвестна), у них родилась дочь Надежда. Всеволод Григорьевич в сентябре 1941 года был призван в армию и проходил службу на Петропавловской военно-морской базе Тихоокеанского флота. Впоследствии либо вся воинская часть, а это был, по одним данным, 50-й отдельный артиллерийский дивизион, по другим – 425-я отдельная зенитно-артиллерийская батарея, либо часть личного состава (может быть, пошёл добровольцем), была переведена в действующую армию. В декабре 1943 года Всеволод Григорьевич в звании сержанта был командиром орудия 934 Краснознамённого артиллерийского полка 379 стрелковой дивизии 56 гвардейской армии 2-го Прибалтийского фронта; тяжело ранен в бою у деревни Долгая Невельского района Калининской (ныне Псковской) области и 10 декабря умер от ран.

Отцовский дом, в одной половине которого размещалась колхозная изба-читальня, куда колхозники приходили почитать газеты, журналы, книги, проводились собрания и лекции, по наследству достался младшему сыну Анатолию Григорьевичу, который тоже вступил в колхоз и стал работать в нём счетоводом. Его женой была Валентина Павловна Захарова из деревни Яковлевской Куликовского сельсовета (ныне Лузское городское поселение); их дети: Зоя, Виталий, умерший ребёнком, Тамара, Зосима, Виталий и Александр. Женился он ещё до срочной службы (был призван в 1937 году, участвовал в Финской войне), чтобы не оставлять мать одну, поскольку братья и сёстры из семьи уже ушли; правда, в похозяйственном списке 1938-1939 годов главой хозяйства значится Всеволод Григорьевич, проживающий с матерью Александрой Никитичной и снохой Валентиной Павловной, но с 1940 года он в деревне не значится. Едва вернувшись со срочной службы, Анатолий Григорьевич снова был призван на Великую Отечественную войну; воевал на Западном, Юго-Западном, Степном, 2-м и 3-м Украинских фронтах. В 1944 году был старшиной батареи 1028 артиллерийского полка 52 стрелковой дивизии, награждён медалью «За отвагу» (командир полка представлял его к награждению орденом Отечественной войны II степени). Выписка из наградного листа: «Тов. Ноговицын в весенних наступательных боях 1944 г. на протяжении пройденных более 400 км. двигался с батареей за боевыми порядками наступающей пехоты. Благодаря его заботы и личной инициативы, личный состав батареи снабжался питанием, а конский состав – фуражом, что изыскивал из местных ресурсов. Несмотря на трудные условия передвижения в период бездорожья и пройденное большое расстояние, полностью сохранил боеспособность коней, что дало возможность сопровождать наступление пехоты огнем и …(?) и своевременно снабжать батарею боеприпасами, способствовавшие успешным действиям. Постоянным контролем и личной инициативой в деле укрытия конского состава батареи от огня противника, добился полного сохранения коней. 13.04.44 при форсировании р. Днестр в районе д. Бычек Тираспольского р-на Молдавской ССР тов. Ноговицын, под сильным огнем противника, рискуя жизнью, сам лично руководил и переправлял через реку боевые упряжки, не имея потерь, что дало возможность своевременно обеспечить артогнем нашим штурмовым группам овладеть плацдармом. В настоящее время тов. Ноговицын, как инициативный работник, полностью и своевременно снабжает личный состав продовольствием. Благодаря его заботы личный состав всегда регулярно в 10 дней раз моется в бане и обеспечен хорошим обмундированием и обувью. За умелую и четкую работу, способствовавшую ведению боевых действий полка, тов. Ноговицын достоин награждения орденом Отечественной войны 2 степени. 15 июня 1944 г. Командир 1028 ап майор Гордиенко. Заключение вышестоящих начальников: Наградить правительственной наградой медаль «За отвагу». 19 июня 1944 г. Командир 52 стрелковой дивизии полковник Миляев. Отметка о награждении: Награждён правительственной наградой медалью «За отвагу» приказом частям 52 стрелковой дивизии № 036-Н от 19.6.44. Начальник отделения кадров майор Саввин». Окончил войну Анатолий Григорьевич в Праге. Вернувшись домой, он, как и до войны, стал работать в колхозе счетоводом, а затем – бухгалтером. В 1947 году перестроил дом в одну избу и жил в нём до конца своих дней; умер в январе 1976 года, Валентина Павловна умерла 15 мая 1995 года в возрасте 70 лет.

Мужем Серафимы Григорьевны был Валентин Дмитриевич Угрюмов из деревни Заистобной Залисского сельсовета (оттуда же родом была и супруга Пармёна Григорьевича Марфа Васильевна), служивший в системе охраны лагерей. В этих же органах, наверное, вместе с Валентином, служил и Николай Ильин, муж Александры Григорьевны; вероятно, Валентин и сосватал его к сестре своей жены. Валентин Дмитриевич, лейтенант, командир взвода 45-мм пушек 2-го стрелкового батальона 910 стрелкового полка 243 стрелковой дивизии Западного фронта, погиб 11 декабря 1942 года в районе деревни Аристово Сычевского района Смоленской области. Серафима Григорьевна с дочерьми Галиной и Лидией вернулась на родину и купила дом в деревне Нижнее Сухарино; работала в колхозе, умерла 20 июля 1972 года.

Когда умер Григорий Васильевич, точно не известно, во всяком случае – не позже конца 1920-х годов, потому что никто из внуков его не помнил. Рассказывали, что в деревне у него было прозвище «поп» (оно передалось «по наследству» даже некоторым его внукам): то ли потому, что он имел представительный вид и носил окладистую бороду, то ли потому, что был грамотным, а в то время грамотными, как правило, были только священники. Однако в призывном списке о нём сказано: «грамоте не знает», да и когда ему было учиться, если с 14 лет на него легли все заботы по семье и хозяйству. Может быть, ему пришлось много путешествовать по отхожим промыслам, благодаря чему, много повидав на своём веку, он и мог стать не столько грамотным, сколько эрудированным.

Александра Никитична надолго пережила своего супруга и скончалась в 1944 году. Словно почувствовав приближение смерти, она сказала жившей с ней невестке Валентине Павловне (сын Анатолий находился на фронте): «Пошла умирать» и пешком, за 20 километров, отправилась в Лальск. Местная Слободская Спасо-Преображенская церковь была закрыта, когда, 23 ноября 1937 года, последний её священник Николай Степанович Нефедовский был осуждён Особой тройкой при УНКВД Архангельской области по ст. 58 п. 10 УК РСФСР и приговорён к лишению свободы сроком на 10 лет (реабилитирован 22.09.1989), а в Лальске в то время была единственная на весь район действующая церковь, и глубоко верующая Александра Никитична перед уходом в лучший мир пожелала исповедоваться и принять причастие. Там, на квартире у сына Павлина, который на войну призван не был, она тихо и умерла. Её похоронили на Лальском Успенском кладбище; здесь же покоились её родители, и, может быть, ещё и поэтому она пожелала найти там свой последний приют.

Рядом с матерью впоследствии был похоронен и Пармён Григорьевич, умерший около 1965 года; Марфа Васильевна умерла 3 февраля 1991 года 83 лет от роду и похоронена на Слободском погосте.

Зосима Григорьевич – это дед автора данной статьи, поэтому ему и его детям уделено в ней внимания чуть больше.

Вернувшись с войны, Зосима просил руки Марии Николаевны Нелюбиной, двоюродной сестры Александра Ивановича Нелюбина, который впоследствии стал мужем его сестры Александры Григорьевны. Но мать Прасковья Ивановна (отца Николая Анемподистовича уже не было в живых – может быть, тоже погиб на войне) не отдала за него дочь, но не потому, что жених был плох, а потому, как она считала, что он для Марии слишком «стар». Мария была младше Зосимы всего на 7,5 лет, правда, когда происходило это сватание, неизвестно: если около 1922-1923 года, то Марии было тогда 15-16 лет – естественно, мать не хотела отдавать дочь замуж так рано. Мария впоследствии вышла замуж Дмитрия Алексеевича Нелюбина, сына крестьянина этой же деревни Алексея Филимоновича Нелюбина и его жены Анны Васильевны (Ноговицыной), т.е. племянника Григория Васильевича Ноговицына.

Если читателя удивляют одинаковые фамилии жениха и невесты, то стоит пояснить, что в деревне было три рода Нелюбиных, которые в начале XX века родственниками уже не считались: Мария Николаевна и Александр Иванович происходят из одного рода – их дед Анемподист (без отчества – незаконнорожденный) Нелюбин, внучатый племянник волостного старшины Василия Ивановича Нелюбина, и Егор Осипович Шитиков, зять Василия Ивановича и отец Василия – друга Зосимы Григорьевича, были самыми зажиточными крестьянами деревни; Дмитрий Алексеевич, муж Марии Николаевны, происходил из другого, тоже зажиточного рода, а председатель колхоза Дмитрий Сергеевич Нелюбин – из третьего. Дальний предок Дмитрия Сергеевича, прапрадед Афанасий Ефимович Нелюбин, как сказано в метрической книге, «удавился и не поддался христианскому погребению» – явно не от хорошей жизни, из-за чего и вся дальнейшая жизнь его потомков была нелёгкой. Поэтому Дмитрий Сергеевич и стал активным сторонником коллективизации, стал первым председателем колхоза и пробыл на этой должности более 20 лет.  

Супругой Зосимы Григорьевича стала Лидия Ефимовна Попова из деревни Брызгалово (Фофаново) Залисского сельсовета (приход Близ-Лальской Покровской церкви; ныне – Лальское городское поселение). Первоначально у них не было своего отдельного жилья, и одинокая соседка Надежда Папиевна (фамилию её не помнят, предположительно – дочь местного крестьянина Папы Фёдоровича Нелюбина) пригласила их жить к себе. В её доме у них родились старшие сыновья Анатолий и Валентин, а когда Зосима Григорьевич построил свой дом, бабушка Надежда, поскольку её дом был совсем ветхим, стала жить у них, и дети называли её няней; она умерла в 1935 году. В новом доме у Зосимы Григорьевича и Лидии Ефимовны родились ещё трое детей: Серафим – отец автора статьи, Антонина и Лидия.

Дом Зосимы Григорьевича тоже большой – пятистенок (состоял из двух изб с одной общей стеной; одна изба была летней, т.е. не отапливаемой), и характерная особенность – с балконом. Был довольно вместительный скотный двор, поскольку почти у всех хороших хозяев была лошадь, а то и не одна, то есть, в конце 1920-х годов был расчёт на крепкое хозяйствование.

К началу 1940-х годов колхоз «Будённовец», благодаря  хозяйственному и умному, требовательному к себе и подчинённым руководителю, стал одним из лучших в районе. Зосима Григорьевич окончил курсы счетоводов и когда его младший брат Анатолий, работавший на этой должности, был призван на срочную службу, занял его место. В хозяйстве был хорошо налажен учёт, материально-техническое обеспечение, практически все колхозники имели личных коров и получали неплохие выплаты по трудодням. Но всё это благополучие рухнуло с началом Великой Отечественной войны. В её первые недели ещё была надежда, что она, как и Финская, продлится недолго, а бывший церковный староста Иван Савельевич Нелюбин утверждал, что победит Россия (так якобы сказано в Священном писании) – и этому охотно верили. В ноябре-декабре 1941 года были морозы до -50 ̊, но люди даже радовались: пусть немцы замёрзнут, а мы выдержим. Особенно воодушевился народ, когда Красная армия разгромила немцев под Москвой. Но наступило лето 1942 года, немецкая армия не только не была отброшена за пределы страны, а наоборот, прорвалась к Кавказу и Волге, взяла в клещи Ленинград. Если до этого мобилизовали только молодых и здоровых мужчин (ушли на фронт младшие братья Зосимы Григорьевича Всеволод и Анатолий), то теперь стали подбирать и старшие возраста – тех, кому уже было под 50 лет. Пармён Григорьевич по возрасту на фронт не попал, но был мобилизован в «трудовую армию» – на строительство Кирово-Чепецкой ТЭЦ, Павлин Григорьевич работал в банке и имел «бронь», а 47-летний Зосима Григорьевич был призван 9 июня 1942 года. Военкомат находился в Лальске, а сбор и медицинская комиссия проводились в Лузе в Рабочем клубе лесозавода, стоявшем на перекрёстке улицы Розы Люксембург и 1-го Набережного переулка (на месте нынешнего детского сада № 14). Здесь же, около клуба, новобранцы и их родные ждали поезда из Котласа, на котором отправлялись в Киров, а затем – в Котельнич, где находился областной сборный пункт. Незадолго до его прибытия колонна отправлялась на вокзал. Не стоит описывать жуткие минуты прощания и момент отправления поезда – те, кто провожал своих родных на войну, поймут это.

А ровно через два месяца, 9 августа, Зосима Григорьевич уже был на фронте. Он служил в 914 артиллерийском полку 352 стрелковой дивизии 5 армии. Ввиду возраста и хорошо знакомый с крестьянским трудом, он стал заниматься подвозкой на конной подводе фуража и боеприпасов. После Московской битвы вплоть до весны 1943 года войска 5 армии вели оборонительные бои на центральном участке Западного фронта. В марте 1943 года они приняли участие в Ржевско-Вяземской операции, в августе-сентябре – в Смоленской и Смоленско-Рославльской операциях, в результате чего (25 сентября) был освобождён Смоленск. В ходе Белорусской операции (операция «Багратион» 23 июня - 29 августа 1944 года) были освобождены города Витебск, Орша, Гродно, Минск, Вильнюс и Каунас. И вновь, уже в третий раз, Зосима Григорьевич оказался на польской земле, и как всегда – не по своей воле (в городе Лида, который освобождала от фашистов 352 стрелковая дивизия, жила первая любовь Пармёна Григорьевича). 6 марта 1945 года Зосима Григорьевич был награждён медалью «За боевые заслуги»; выписка из приказа: «… От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР награждаю: … Повозочного транспортного взвода, рядового Ноговицина Изосима Григорьевича за то, что он в период боёв в Восточной Пруссии, своевременно доставлял продфураж в боевые подразделения полка. Лошадей и амуницию содержит в образцовом виде. … Командир полка подполковник Пикалев.». Всё это время, рядом с ним, на этом же 3-м Белорусском фронте (Западный фронт 24 апреля 1944 года был переименован в 3-й Белорусский) воевал и его старший сын Анатолий, о чём будет рассказано ниже.

Победу Зосима Григорьевич встретил в госпитале в Риге, куда попал с контузией, в мае же был демобилизован и вернулся домой. Приехав в Лузу на поезде и отправившись пешком в деревню, он по дороге встретил знакомую колхозницу – Ольгу Сергеевну Бобылеву, которая на конной подводе возила на молокозавод молоко. Она предложила ему поехать с ней, но он сказал, что хочет пройтись пешком, попросив лишь отвезти его вещмешок и передать родным, что он идёт. Война только что закончилась, и, не считая тех, кто вернулся раньше по ранению, Зосима Григорьевич, наверное, был первым, кто вернулся с фронта, поэтому для деревни это было большим событием. Все, кто был свободен от работы, вышли на околицу (окраиной деревни тогда было начало нынешней улицы Труда, где стоял дом Александра Егоровича Шитикова); сын Валентин, не выдержав, побежал навстречу отцу, а младшая дочка Лида, которой было 4,5 года и отца она совсем не помнила, чего-то испугалась и убежала, спрятавшись на сеновале.  

Старший сын Анатолий после окончания 7-летки поступил на курсы трактористов и работал в Лальской МТС. Был призван в армию 2 ноября 1943 года в неполные 17 лет (род. 20.11.1926). Вместе с ним призывался его друг Анатолий Иванович Бобылев из деревни Нижнее Сухарино, который был направлен в военное училище, и на фронт попасть не успел. Анатолий Зосимович проходил обучение на стрелка противотанковых ружей и на пулемётчика в различных учебных частях в Тюмени, в городе Ялуторовск Тюменской области и в Казани. В августе 1944 года стрелком 1321-го запасного учебного полка 415-й стрелковой дивизии 61-й армии был на учениях в Белоруссии, а с середины сентября 1944 года, когда ему не было ещё и 18 лет, 61-я армия в составе 3-го и 1-го Прибалтийских фронтов принимала активное участие в Прибалтийской стратегической наступательной операции (14 сентября - 24 ноября), результатом которой стало освобождение Латвии. 30 октября под городом Вайнёде (Лиепайский район, Латвия) Анатолий был ранен, но вскоре вернулся в строй. 25 декабря 1944 года, когда 61-я армия принимала участие в блокировании Курляндской группировки противника в районе города Лиепая, он снова был легко ранен и после выздоровления, с 28 февраля 1945 года, был зачислен пулемётчиком 2-го стрелкового батальона 622-го стрелкового полка 124-й стрелковой дивизии 39-й армии 3-го Белорусского фронта. 16 апреля 1945 года, когда 39-я армия в составе Земландской группы войск участвовала в штурме крепости Кенигсберг, в бою за город Пиллау (ныне – город Балтийск Калининградской области) Анатолий был ранен в третий раз, и на этом его боевой путь закончился, поскольку Победу, так же, как и его отец Зосима Григорьевич, он встретил в госпитале. После выздоровления, с 17 мая 1945 года, он был зачислен в 208-й запасной стрелковый полк, а с 26 мая – в 6-й гвардейский стрелковый Севастопольский полк 2-й гвардейской Таманской дивизии, которая летом 1945 года из Восточной Пруссии была переведена на полигон Алабино под Москвой, где после нескольких переформирований дислоцируется и в настоящее время. В эту элитную часть набирали молодых здоровых солдат для участия в военных парадах. Анатолий Зосимович хоть и был трижды ранен, но раны уже залечил и удостоился чести пройти в парадном марше по Красной площади 7 ноября 1945 года в честь празднования 28-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции. Вскоре после парада, на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25 сентября 1945 года, он был демобилизован.

За бой под городом Пиллау Анатолий Зосимович был награждён медалью «За отвагу», и что интересно, по этому поводу было два приказа.

«Приказ по 622 стрелковому полку 124 стрелковой Мгинской Краснознамённой ордена Суворова дивизии. 30 апреля 1945 года. № 049/н. Действующая армия. От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР награждаю: Медалью «За отвагу»: … Пулемётчика стрелковой роты, красноармейца Ноговицина Анатолия Зосимовича за то, что он во время боевых действий полка с 6 по 18 апреля 1945 г. проявил мужество и отвагу: выдвинув пулемёт, которым уничтожил до 25 солдат противника и расчёт 37-мм пушки вместе с лошадьми. … Командир 622 стрелкового полка Гв. подполковник Губрий. Начальник штата 622 стрелкового полка майор Лебедев.»

 «Приказ по 6 Гвардейскому стрелковому Севастопольскому Краснознамённому полку 2 Гвардейской стрелковой Таманской Краснознамённой ордена Суворова дивизии. 7 июня 1945 года. № 016/н. Действующая армия. От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР награждаю: Медалью «За отвагу»: … Стрелка 1 стрелкового батальона Гвардии красноармейца Ноговицына Анатолия Зосимовича за то, что он, участвуя в штурме города Пиллау (Восточная Пруссия) 16 апреля 1945 года, продвигаясь в первых рядах, под сильным пулемётным и миномётным огнём противника первым достиг траншеи на окраине города и гранатой уничтожил двух гранатомётчиков врага. В этом бою он был ранен и эвакуирован в госпиталь. … Командир 6 Гвардейского стрелкового Севастопольского Краснознамённого полка Гвардии подполковник Монштейн. Начальник штаба полка Гвардии майор Журавлёв. Начальник ОК дивизии Гвардии майор Селегей.»

Наверное, дело было так. Анатолий не успел получить медаль, поскольку приказ о награждении был издан 30 апреля, когда он был в госпитале, а сразу же после выздоровления был переведён в запасной полк, куда, как правило, направляли после выписки из госпиталей для нового распределения. В Таманской дивизии он подал рапорт, что его представляли к награде, но не получил её, и командир полка, не утруждаясь розысками приказа о его награждении, издал новый. А может быть, он ничего и не знал про первый приказ, а на новом месте службы его спросили: «Как так, ты был ранен, и даже трижды, а почему нет наград?». Тем более что ему предстояло участвовать в парадах, а без награды это как-то несолидно. Он не знал, что уже был представлен к награде, и что написано в первом приказе, поэтому и рассказал свою версию, поэтому описания подвига в приказах немного разнятся. Хотя, по сути, в том бою было всё: и то, что он первым ворвался в траншею, и уничтоженный артиллерийский расчёт.

Накануне парада, 6 ноября 1945 года, Анатолий был награждён медалью «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», а уже дома, в феврале 1948 года, его «догнала» медаль «За взятие Кенигсберга»; в 1985 году, к 40-летию Победы, был награждён орденом Отечественной войны II степени, и, кроме того, имел ещё 8 юбилейных наград.

Фронтовики возвращались в колхоз неохотно, и то лишь те, у кого в деревне были семьи. Анатолий Зосимович устроился работать инкассатором в банк в Лальске, где уже работал его дядя Павлин Григорьевич; там он и поселился, получив служебную квартиру. Впоследствии работал лебёдчиком в Таврическом ЛПХ, механиком по ремонту двигателей и аккумуляторщиком в Лальской ремонтной организации «Сельхозтехника». Его женой была Елена Петровна Пустохина из Аникинского сельсовета (ныне Лальское городское поселение); их дети: Зинаида (Баканова) и Лидия (Крикуненко).

А в сельском хозяйстве положение было тяжелейшим: колхозники на трудодни практически ничего не получали, поскольку весь урожай почти полностью уходил на госпоставки и налоги, которые и после войны ничуть не уменьшались, т.к. государству требовались средства на восстановление разрушенного народного хозяйства. Кормиться приходилось только личным хозяйством и «подножным кормом» – дарами природы. По данным похозяйственного списка 1947 года, у Зосимы Григорьевича в хозяйстве было 0,272 га приусадебной земли, вместе с тем, что находилось под жилыми и хозяйственными постройками; картофеля посажено 0,1 га, овощей 0,04 га, посеяно пшеницы 0,07 га (магазина в деревне не было, а купить хлеб в Лузе не на что, поэтому приходилось выращивать свой); из скота были корова с телёнком, овца с ягнёнком и ещё покупали на откорм поросёнка. Можно было бы сказать, что при таком крепком хозяйстве голодать не приходится, но нужно учесть, что со всего этого взимались налоги: мясом, молоком и деньгами, а других источников дохода почти не было. Размер налогов – насколько они были велики – тема дискуссионная, поэтому обсуждать её здесь не стоит; кстати, в похозяйственных списках не учтена домашняя птица, но, по рассказам живших в то время, в качестве налогов требовалось сдать определённое количество яиц, отчего этот продукт был настоящим деликатесом – их специально приберегали к Пасхе, когда только и можно было ими полакомиться. А в 1946-1947 годах случился сильный неурожай, отчего голод только усилился.

Уйти из колхоза было нельзя, поскольку паспортов у колхозников не было, а разрешение на отъезд и справка из сельсовета, удостоверяющая личность, выдавались лишь с разрешения начальства. А какой же руководитель отпустит «на волю» работника? Молодёжь бежала из деревни любыми способами: самый легальный – поступить в ВУЗ, и то, если отпустит председатель; девушек выдавали замуж за городских (иногда и фиктивным браком); была неплохая возможность – наняться в няньки: поскольку положение с дошкольными учреждениями в стране было сложным, официально разрешалось нанимать домашних воспитателей, в том числе и несовершеннолетних; так же советской элите – номенклатурным работникам, учёным, артистам и т.п. – разрешалось нанимать домашнюю прислугу. Тем же, кто устроился на работу в городе, удавалось получить паспорт. Юноши уходили в армию и после службы домой не возвращались; некоторых же – по разнарядке – направляли в ремесленные училища. Так в 1947 году после окончания 7 классов в Кировское ремесленное училище № 3 (связи) был направлен сын Зосимы Григорьевича Серафим. Хоть и тяжело было покидать родной дом, но это был реальный шанс вырваться из колхозного ада, получить рабочую специальность и устроиться на работу, где платят реальные деньги. В училище жизнь тоже была не сладкой: строгая полувоенная дисциплина, скудное питание, а кроме учёбы приходилось работать на заготовке дров, разгрузке вагонов, уборке урожая. По окончании училища Серафим был направлен на работу в организацию под названием «Межгорсвязьстрой», базировавшуюся в городе Брянске и занимавшуюся строительством линий связи. Когда с первой зарплаты послал матери деньги (отца уже не было в живых), она плакала и целовала их, благодаря Бога за сына. Старший брат Анатолий хлопотал, чтобы его перевели на работу поближе к дому, но результата не было.

Валентин же доучился до выпускного класса, хотя среднее образование тогда было платным, а материальное положение в семье – сложным, и отец уже намекал ему, не бросить ли учёбу и пойти работать. Валентин и так работал: в колхозе на каждых каникулах, на обязательных лесозаготовках, куда направляли старшеклассников, помогал матери ухаживать за колхозными телятами и ещё подрабатывал воспитателем в интернате в Лузской средней школе. Но отец, поскольку сам был болен, а в семье ещё были малолетние дочери, считал, что лучше, всё-таки, было бы устроиться на постоянную работу, хотя бы даже в колхоз, чтобы получать больше трудодней. Однако Валентин очень хотел получить образование и хорошую профессию, считая, что тогда у него будет больше возможности помогать родным. Однажды подошёл срок вносить плату – 150 рублей. Для нищих колхозников это была огромная сумма, и Валентин даже боялся сказать об этом родителям. И вдруг в школе в раздевалке он находит кошелёк, а в нём – именно эта сумма: кто-то из учеников принёс плату. Словно Бог испытывал его на честность! Но Валентин узнал, кому принадлежит этот кошелёк и, конечно же, отдал его (это был его одноклассник из этой же деревни). А во время уроков его вызвали из класса – пришёл отец и принёс деньги. Оказывается, он узнал, что нужно платить за учёбу, но сын стесняется сказать об этом, и продал на рынке что-то из продуктов.

А вскоре после этого случая Зосима Григорьевич умер. Он прожил всего 53 года, но за три войны провёл на фронтах около 10 лет, болел тифом, имел контузию. Ему повезло и, слава Богу, остался жив, но вернулся с войны совсем больным. Место счетовода в колхозе было занято, и он стал работать конюхом. Колхозная конюшня в то время стояла на месте нынешнего дома № 4 улицы Молодёжной, а поить лошадей водили вниз по улице на речку, между домами № 3 и № 5 улицы Труда. Здесь, у водопоя, у него случился сердечный приступ. Он едва добрался до дома, его отвезли в больницу в Лузу, но лечить там было нечем, через несколько дней его выписали, и он пешком пришёл домой. Была присвоена III группа инвалидности, но работать он больше не мог и 14 февраля 1948 года умер во сне.

Лидия Ефимовна ненадолго пережила супруга и скончалась 24 июня 1951 года в возрасте 48 лет. У неё оказалась опухоль мозга, её направили в Кировскую областную больницу, где сделали операцию. Но болезнь была запущена, после операции она потеряла зрение и через несколько дней умерла. Перевезти тело домой было невозможно, и сыновья Анатолий и Серафим похоронили её в Кирове.

Валентин по окончании школы (после смерти отца) с друзьями поехал поступать в Ленинградский горный институт. Однако документов, которые отсылал его старший брат Анатолий, в приёмной комиссии не оказалось, и пришлось возвращаться домой (документы потом нашлись, но было уже поздно). Денег на билет не было, пришлось ехать даже на крыше вагона, а на станциях милиционеры гоняли «зайцев», и нужно было изловчиться, чтобы перед отправкой поезда снова туда забраться. Валентин работал в колхозе, а весной 1949 года его призвали в армию; впоследствии в семье рассказывали о том, как в день призыва, вместо того, чтобы, как все призывники, отмечать «проводины», он пахал на быке колхозное поле – спешил закончить работу, – что характеризует его ответственность. Проходил службу в Прибалтике, по окончании сержантской школы поступил в Двинское военное авиационно-техническое училище в городе Даугавпилс (Двинск), готовившее техников для дальней авиации, а с 1952 года – офицеров ВВС. Он сам попросился в военное училище, но, как говорил, решил посвятить себя армии не ради карьеры, а чтобы помогать матери и младшим сёстрам: профессия военного была престижна и хорошо оплачивалась. Впоследствии учился в Военно-воздушной Академии имени Н.Е.Жуковского, работал на Новосибирском авиастроительном заводе имени Чкалова, где выпускались сверхзвуковые истребители МиГ и СУ, служил на преподавательской работе в Ейском высшем военном авиационном училище, Ростовском высшем военном командно-инженерном училище ракетных войск им. М.И.Неделина, Качинском высшем военно-авиационном училище им. А.Ф.Мясникова в Волгограде; довелось принимать участие в испытании ядерного оружия на архипелаге Новая земля, после чего пришлось лечиться от лучевой болезни. Его женой была Надежда Тарасовна Сидоренко, уроженка Кировоградской области Украины (познакомились в Двинске); их дети: Олег и Святослав. Вышел в отставку в звании майора и поселился в Симферополе.

Младшие дочери Тоня 13 лет и Лида 10 лет после смерти матери остались сиротами. Им предлагали пойти в детский дом, находившийся в то время в Лальске: говорили, что там хорошо кормят и одевают. Но старший брат Валентин, приехавший летом 1951 года в отпуск (на похороны матери он приехать не смог), заявил, что о детдоме не должно быть и речи, и чем сможет, будет помогать. У них ещё осталась корова, и Валентин попросил тётю Серафиму Григорьевну, чтобы поставить её к ней во двор, а сам договорился с председателем колхоза заготовить сено из расчёта: одну копну – себе, а две колхозу (такое вот половничество по-советски). Тоня училась в средней школе в Лузе и жила у дяди Павлина Григорьевича, работавшего бухгалтером на Лузском лесозаводе; Лида училась в начальной школе, которая была в деревне Копылово, и жила у Серафимы Григорьевны, а когда стала учиться в Лузе, тоже жила у дяди Павлина или у кого-то из подруг; на каникулы обе приходили домой. Брат Анатолий приезжал из Лальска, чтобы заготовить дров и обработать огород, но к себе забрать их не мог, или сами они не хотели переходить в другую школу. Серафим служил в армии, поэтому помочь тоже ничем не мог. Большую поддержку оказывал Валентин: с первой же стипендии и до того, как они сами начали зарабатывать, ежемесячно посылал деньги, в каждый отпуск приезжал в деревню, помогал по хозяйству, привозил подарки. От колхоза помощи было немного: Дмитрий Сергеевич Нелюбин был хорошим председателем (Антонина и Лидия были подругами его дочерей), но чересчур хозяйственным и расчётливым: ничего просто так не давал. Разве что выделил лошадь, чтобы вспахать огород или привезти дров из леса. При этом заставлял на каникулах работать в колхозе, причём, практически – бесплатно: если на трудодни что-то и начислялось, то в основном, натуральным продуктом – зерном или сеном, а чтобы получить деньги, нужно было эти продукты продать на рынке. Но как дети могли что-то продать? Так и кормились своим огородом да мизерным пособием – по 12 рублей в месяц «старыми» деньгами, при Хрущёве немного повысили: стало 56 рублей на двоих; для сравнения: их тётя Серафима Григорьевна за погибшего на войне мужа – служащего МВД – получала пособие в 300 рублей. Тем не менее, обе успешно окончили школу и поступили в ВУЗ. Антонина Зосимовна окончила Кировский педагогический институт, стала учителем физики, работала в Лузской средней школе № 1; её муж – Константин Николаевич Токмаков (родом из деревни Надеево Верхнелальского сельсовета), работал шофёром, а затем – главным инженером Лузского ремонтно-механического завода; дети: Татьяна и Александр. Лидия Зосимовна окончила тот же пединститут, стала учителем географии и по распределению была направлена в посёлок Песковка Омутнинского района Кировской области; муж – Юрий Геннадьевич Шубников.

Серафим осенью 1951 года, после смерти матери, был призван в армию, служил связистом в городе Кемь в Карелии; осенью 1954 года демобилизовался и устроился на работу в селе Папулово (ныне Папуловское сельское поселение Лузского района). В конце августа 1957 года он вернулся в деревню; наверное, сделал это по совету старших братьев, поскольку родительский дом оставался пустым и мог совсем прийти в упадок. К тому же, и жизнь в деревне стала улучшаться: отменили налоги с личных хозяйств колхозников (теперь налоги платил сам колхоз), вместо трудодней стали платить зарплату деньгами; в Ефанове – центральной усадьбе укрупнённого колхоза «Родина» – открыли клуб, магазин, начальную школу (школу объединили из двух: бывшей Слободской церковно-приходской и Копыловской земской). В это же время с Лузского лесозавода в соседние деревни стали проводить электричество. Серафим Зосимович окончил курсы электриков на том же лесозаводе, сам работал на строительстве линии электропередач вместе с двоюродным братом Виталием Павлиновичем Ноговицыным, а потом стал работать в колхозе по этой специальности. Его женой стала Галина Дмитриевна Веретенникова из соседней деревни Пахомовской (Новосёловской); их дети: Надежда (Масливец), Юрий (автор данной статьи) и Ольга (Сидорак).

Дом около 1960 года перестроили: его полностью разобрали, заменили подгнившие венцы, поставили на бетонный фундамент, убрали общую стену, сделав из пятистенка одну просторную избу; скотный двор, наоборот, уменьшили, поскольку в колхозное время лошадей в личном хозяйстве не держали, и скота стало меньше. В настоящее время он принадлежит Ольге Серафимовне.