РОДОСЛОВНЫЕ СКАЗЫ - 3

______С е м ь и  Четвериковых – Повышевых_____

(Про деда Ивана и бабушку Анну)

          Несладкой была жизнь в деревне Живоплот у Аннушки Повышевой, разнесчастной головушки, разве в раннем детстве только, когда еще не понимала слово «байстрючонок», когда радовалась солнышку, да зеленой травке, да птичьим трелям…

Согрешила ее матушка, влюбилась в парня, а тот уговорил ее на сеновале поваляться, а потом бросил да и ославил на всю деревню.  От той постыдной связи и появилась на белый свет Анютка, а вместо отчества слово непонятное «незаконнорожденная».

          Матушке-то хорошо на небесах – родила дочку, да в родильной горячке и сгорела, а дочку Аннушку оставила мучиться на этом свете. С трех лет девчушка кур кормила, с четырех – гусей пасла да бабушке в огороде помогала как могла. С пяти лет куделю теребила, а в шесть уже за прялкой сидела, побегать-поиграть некогда, а выдастся минутка за ворота выйти, ребятня деревенская дразнится да щиплется, да «байстрючихой» обзывает.

          Прибежит Анютка к деду Егорию вся в слезах, пожалуется, а тот отвечает: - «Ну что ж поделать, терпи, внука, за грехи матери своей…» Дед хоть и не бросил внучку, но и ласки от него она не видела, только бабушка Меланья иногда по головке погладит жалеючи, да тихонько вздохнет, утерев слезинку. Так и прошло Анюткино детство – в трудах да в слезах, да и было ли оно, детство-то?

          Едва заневестилась девчонка, парни деревенские стали приставать да насмехаться, постыдное предлагать. Раз мать принесла-де в подоле, то и дочери туда же дорога… А девка-то выросла красивая да работящая, только зашуганная очень, слово молвить боится, глаза долу опускает при встрече. Углядел как-то Анютку в церкви Андрей Спиридоныч, поспрошал – хороша ли хозяйка, умелица ли хлеба печь да щи варить, прясть да ткать. А что тихая, так это хорошо - мужу перечить не будет, и решил сосватать ее за своего сына, Ваньку Четверикова.  Дед Егорий рад-радешенек сбыть внучку с рук, уж больно она напоминала о грехе своей матери.

          Увезли Анютку в село Копки, обвенчали в церкви с женихом, которого она видела второй раз в жизни. Лицом-то пригож, да характером оказался не гож. И ночью неласков, даже груб, и всем-то недоволен, а ты терпи, Анюта, терпи, матушка, такова женская доля…

          Новая-то семья была большая, все взрослые сыновья с женами и детьми жили с отцом, работы невпроворот, головы поднять некогда. Кроме свекрови Анны Григорьевны, никто и не сочувствовал молодухе. Жили как все, и беда была одна на всех – чахотка. Тогда, ведь, не береглись, чистоту особо не блюли, посуды отдельной не было, все хлебали щи из одной чашки да воду пили с одного ковша, а мух да тараканов – полчища. Вот и косили детей болезни каждый год: то понос, то оспа, то корь, то скарлатина – младенчики помирали, едва успев появиться на свет.

          Вот и Анюте досталась такая доля: рожать да чахнуть потихоньку от непосильной работы и семейного недуга. Муж Иван ее не больно жаловал – не люба была она ему, за малейшую провинность месил кулаками, как тесто в квашне. Рожались одни девки – виновата, щи перестояли – на тебе, о половик споткнулся – не так постелила, еще получи, да еще и от сурового свекра перепадало, если что не по вкусу тому пришлось, и так все десять лет… Сколько слез пролила в подушку Анюта, сколько горя неизбывного выплакала, хотела даже руки на себя наложить, да дочек жалко – сама сиротой росла. И грех большой без церковного благословения быть погребенной…

          Последней родилась снова девка, да еще с изъяном, левая нога была повернута в стопе пяткой вперед. Крестили только на пятый день, все ждали, что вот-вот помрет, кому нужна уродина? А девчонка-то возьми и выживи, ну да делать нечего – окрестили Лизаветой. И снова Иван жену винит, что уродину родила, невдомек ему, что если бы не бил жену, то и не свернул бы ребятенку ножку еще в утробе. А у Анюты уж вовсе сил не стало для жизни – чахотка разъедала все изнутри…

          У деда Андрея в хозяйстве было две коровы, а больной невестке даже стакан молока жалели, да и ребятенку молока мало доставалось. Нажуют хлеба, завернут в тряпицу и сунут в ротик – пущай сосет. Куда молоко девали, непонятно, свиньям что ли выливали? В то время в каждом дворе по одной-две коровы держали. Ох, и скуп был дед Андрей!

          Лизке малой было уже два годика, когда Анна, мати ее совсем плоха стала. Доплелась она еле-еле до кумы и попросила у нее: «Натаха, не найдется ли у тебя кружки молока?» Наталья налила молока и подала Анюте, та выпила, вздохнула тяжело и сказала: «Как хорошо! Спасибо тебе, милая кума, мне так давно хотелось молока попить…»

А через неделю Анюты не стало… - Господи, возьми ее душеньку к себе в Рай за все перенесенные муки и страданья! – молилась по ночам за невестку свекровь Анна Григорьевна.