История Святогорской земли

У любого человека, интересующегося  историей родного края, всегда возникает вопрос – а когда и кто впервые поселился на этой земле? А почему именно так называются наши села и деревни?

 От речки до ручейка

Археологи редко заглядывали на территорию Красногорского района Удмуртии, однако и в разведочных визитах нашли в 1991 году возле деревни Захватай на пашне обломок наконечника копья и орудие колюще-режущего типа, выполненные из темно-серого кремня. Они принадлежали людям, жившим в эпоху неолита или энеолита, то есть около VIII-III тысячелетия до нашей эры (Т.И. Останина. Археологические коллекции Национального музея Удмуртской республики. Ижевск, 2004 г.).

Территория района тогда представляла собой тундру с холодным климатом, где первобытные люди занимались охотой – возможно, даже на мамонтов, их бивни раньше регулярно находили на берегах рек, ловили рыбу, собирали съедобные травы и коренья. Постепенно отступали ледники (до территории Удмуртии они не дошли), менялся климат, более богатой стала растительность, появились леса. Через несколько тысячелетий в наши края из Азии пришли финно-угорские народы, предки удмуртов. Осваивались они здесь долго, сменяя друг друга: ханты, манси, марийцы. Следы их пребывания остались в названиях рек и деревень, то есть, эти народы жили тут довольно много лет, уступив затем освоенную территорию удмуртам, построившим свои поселения. Особенно много их найдено возле Чепцы, на ее высоком правом берегу, а также на ее притоках.

 Еще одна находка археологов в районе сделана в 1961 году, когда Г.Т. Кондратьева обнаружила селище удмуртов возле деревни Удмуртский Караул и в нем – фрагменты лепной и гончарной посуды. Первый тип керамики относится к IX-XII векам, второй – посуда, изготовленная на гончарном круге, - к XVI-XVIII векам, то есть, люди тут жили очень долго. Также VIII-XII веками датируется и существование таких известных многим мест проживания древних удмуртов, как городище Иднакар вблизи Глазова.

Ученые пришли к выводу, что нашу территорию заселяли два основных племени удмуртов – ватка (северные) и калмезы (более южные), давших названия рекам Вятка и Кильмезь. Оба племени имели определенные различия в языке и культуре, в своих традициях. Их отношения складывались не всегда мирно, что нашло отражение в различных легендах об историческом прошлом. Достоверно известно, что ватка жили раньше на слиянии рек Вятка и Чепца, но при появлении  русских вынуждены были сдвинуться с насиженных мест в верховья и среднее течение Чепцы и на Кильмезь, оттеснив отсюда калмезов, а также смешавшись с ними.

Интересно, что в Красногорском районе, находящемся на водоразделе этих рек, есть деревни обоих племен. Как установил известный исследователь М. Атаманов, жители деревни Малягурт относятся к калмезам, однако основная часть территории района заселена удмуртами-ватка. По наблюдениям специалистов, представители племени ватка более инициативны, подвижны, чем калмезы. Эти свойства отражены и в местном фольклоре. Брачные союзы между ними в прежние времена были крайне редки.

Также М. Атаманов определил, что в Красногорском районе в пяти деревнях проживают представители арских удмуртов, переселившихся сюда после завоевания русскими Казани. Примерно в двадцати деревнях живут представители десяти удмуртских родов, которые обосновались здесь с древних времен, никуда не переселяясь. Более подробно с этой информацией можно познакомиться в книге «От Дондыкара до Урсыгурта» (Ижевск, 2005 год, стр.59).

Относительно святогорской земли мнение ученых из Ижевска едино –  территория заселялась одной из последних в Удмуртии. Прежде всего потому, то район находится на водоразделе Чепцы и Кильмези, тут нет крупных и даже средних по размерам рек, по которым передвигались древние люди, осваивая новые земли, пригодные для проживания. И зимой реки служили удобным путем передвижения, свободным от лесных зарослей. Даже сейчас в районе 60 процентов площади занято лесом, а еще в 19-м веке в Глазовском уезде лес в отдельных волостях покрывал до 90 процентов земли.

С территории района вытекает почти сорок ручьев и речушек, питающих Чепцу и Кильмезь. Но лишь немногие из них, даже с учетом, что прежде реки были полноводнее, можно считать удобными для передвижения людей далекого прошлого. В первую очередь можно назвать реку Убыть, на которой стоит село Дебы, один из наиболее старых населенных пунктов района. Возле деревни Удмуртский Караул и находится упомянутое древнее селище удмуртов (сейчас оно распахано и утрачено). Ниже по течению Убыти в Юкаменском и Глазовском районах на ней находятся сразу несколько деревень, отмеченных еще в первых переписях, проведенных в 17-м веке, и записанных как поселения удмуртов.

Убыть протекает и через Красногорье, возле которого тоже имеются участки, похожие на поселения древних людей. К сожалению, профессиональные археологи эти места не осматривали, как не вернулись они и на упомянутое селище возле Удмуртского Караула, считая его, видимо, малоперспективным  для больших открытий.

Немало населенных пунктов в Юкаменском и Глазовском районах, также отмеченных в первых переписях, находятся на реке Лекма, на которой у нас стоит село Васильевское. Значит, и она являлась естественной дорогой при освоении человеком этих мест. Например, в переписях конца 17-го века есть починок Шахровский. Можно упомянуть речку Уть, протекающую через Курью и Селег, и саму Кильмезь, начинающуюся в нашем районе. Не случайно в ее окрестностях сразу несколько удмуртских деревень: Тараканово, Малягурт, Кычино, явно заселенных по водным источникам – ведь древние удмурты всегда предпочитали жить возле воды, где можно кормиться рыбой, пасти на прибрежных лугах домашний скот. Надо отметить, что деревня Малягурт (Сердеябык) по спискам населенных мест Вятской губернии за 1859-1875 годы оказался самым большим населенным пунктом на территории Красногорского района – 49 дворов, 249 человек населения, что тоже говорит о возрасте этой деревни.

И уверенно можно сказать, что жители деревень Большая и Малая Игра, внесенные в перепись 1646 года, поднялись сюда по речке Саля из нынешнего районного центра Игра, стоящего на месте слияния Лозы и Сали и упомянутого еще в переписи 1615 года как Малая Игра. Они были удмуртами из рода «эгра» и на новом месте сохранили это родовое название. Перечень жителей этих деревень можно найти в книге П.П.Луппова «Документы по истории Удмуртии XV-XVII вв.» и «Хрестоматии по истории Удмуртии», т.1.

Все эти жители были удмуртами, хотя половина мужских имен имеют тюркское происхождение, что говорит о большом влиянии Казанского ханства на культуру и быт народов Поволжья. Итого почти 90 человек мужского пола, женщин во время переписей не считали. Если учесть, что их всегда бывало больше, чем мужчин, традиционно имевших более рискованные занятия, то в этих деревнях проживало не менее двухсот человек. Значит, уже тогда по крайней мере Большая Игра существовала не менее двух поколений, минимум лет пятьдесят. Леонид Васильевич Веретенников, родившийся здесь и прилагающий немало усилий для изучения своей родины, даже считает, что Малая Игра впервые упомянута в переписях еще в 1615 году. Однако там, скорее всего, переписали жителей будущего райцентра Игра. Ведь фамилии в переписях 1615 и 1646 года не повторяются.

Надо сказать, что нашему району не повезло на письменные упоминания в различных литературных и статистических публикациях. Глазов, Балезино, Дебесы, Сюмси находились на Сибирском тракте, в них заглядывали наследники престола, различные писатели, путешественники, оставлявшие хоть короткие заметки об увиденном. А Святогорский край даже местом ссылки не служил. Не добирались сюда в старые века и переписчики населения – опять же потому, что как по нашим ручьям по водоразделу добираться? Как раз по нему провели и границу между Вятской и Казанской губерниями (сначала они назывались уездами). В итоге Курья, Селег, Полом, Порез оказались на «казанской стороне». Также минимальную информацию я нашел о Святогорье в солидном статистическом отчете за 1874 год. Указана лишь численность населения Мухинской, Леденцовской и Сюрзинской волостей, где сейчас находится наш район. Более подробно говорится про винокуренный завод. И больше ничего.

В конце 17-го века в переписях впервые отмечены починки «За караулом» и «Дзибинский», куда переселяются несколько удмуртских хозяйств, и что можно считать первым упоминанием села Дебы, а починок «За караулом» - скорее всего, нынешний  Русский Караул. В последующих переписях деревня именуется как «Вотский старый Караул» и, очевидно, образовалась чуть раньше, чем Удмуртский Караул, хотя может быть и наоборот, так именно эта деревня ближе к тому самому древнему селищу. 

Интересно происхождение названий деревень с именем «караул» - их у нас три, причем Новый – действительно новый, самый молодой. Само слово обозначает охрану чего-либо, хотя некоторые знатоки находят в нем удмуртский и даже тюркский корень «кар», обозначающий на одном языке большой населенный пункт, на другом – что-то черное. Слово это тюркское, означает «стража» и пришло к нам с татаро-монголами. Что могли караулить в этом глухом месте? Самая простая версия – отличный по качеству лес, тут до сих пор есть участок финских елей, шишки от них идут для размножения семян в питомниках. Однако есть и другая версия: «караулами» называли посты вокруг больших торговых дорог из Сибири, чтобы купцы, вывозившие оттуда пушнину, не пытались по объездам ехать мимо таможенных пунктов, собиравших налоги. А наши Удмуртский и Русский Караулы как раз находятся между двумя ветками Сибирского тракта. Хотя название починка «За караулом»  могло говорить, что в действительности «караул» был где-то ближе к реке Чепце, от которой и велись переписи.

По материалам второй ревизии 1744 года на карте появляются Дебы, Курья, Большой Селег (сведения опубликованы на сайте Администрации Президента и Правительства Удмуртии). Примерно в 1780 году создана деревня Тукташ. Большинство остальных населенных пунктов Красногорского района упоминаются в различных документах в начале 19-го века. Например, при создании прихода Святогорской церкви в 1837 году в него вошли 50 селений, удаленных от церкви от двух до 25 верст, 346 дворов, 1394 человека мужского пола – то есть, в этих селениях проживало около трех тысяч человек. В 1838 году Святогорский приход насчитывал 723 православных мужчин и 815 женщин (цифра меньше, чем год назад – видимо, иначе распределялись деревни за приходом – их по списку получается только 33) и 134 раскольника. Для сравнения скажем, что в Юкаменском приходе числилось в то время 8500 православных и 333 раскольника, в Унинском приходе – 6 тысяч православных и 821 раскольник. Словом, заселялась наша сторона не очень активно.

Хотя по разным источникам численность населения получается разной. Так, по исследованию Ирины Игнатьевой, познакомившейся с архивами в Ижевске, получается, что в 1838 году в приходе Покровской церкви числилось 1219 православных русских и 1452 православных удмурта (в сумме 1671 человек), а также 632 раскольника поморского согласия, 130 раскольников-поповцев, то есть всего 3433 человека (цифра практически совпадает с расчетами на 1837 год, указанными выше). В 1856 году число людей в приходе доходит до 6074 человек, при этом количество русских за 18 лет удвоилось, «поморцев» стало чуть больше – 776, «поповцев» - 403, появились уклоняющиеся от веры – 261 человек.

В 1862 году в приходе почему-то происходит спад численности населения до 5419 человек. Возможно, это связано с отменой крепостного права и переселением людей из прихода. Однако бывали случаи также массовых болезней, таких опасных, как оспа. Даже в 1905 году «Вятские епархиальные ведомости» писали, что «вотяки мрут, как мухи», а самые распространенные заболевания у них – венерические, трахома, чахотка, понос, горячка. В 1868 году среди умерших в губернии две трети, а это по 60 тысяч в год, составляли дети! Причина смерти – плохое кормление, голод, невнимательное отношение к детям, в результате многие из них не доживали даже до пятилетнего возраста.

Но вернемся к численности населения в Покровском приходе. Своего пика в 19-м веке она достигла в 1888 году – 7676 человек, причем удмуртов тогда стало больше, чем православных русских – 3051 человек. Число поморцев превзошла даже количество православных русских: 2327 против 2051 человека, плюс 26 «поповцев», численность которых с 1856 года почему-то резко пошла на снижение. Еще имелся 221 человек, уклонявший от веры – возможно, это некрещенные удмурты или те, кто действительно не ходил в церковь.

В 1896 году происходит новый спад численности жителей Покровского прихода, но это связано с тем, что появились самостоятельные приходы в Дебах, Васильевском и Архангельском. К сожалению, пока не сделан демографический анализ по всей территории района в начале ХХ века. Известно только, что перед революцией в Курьинской волости проживало 10 тысяч населения, в Святогорской – 17 тысяч.

Если говорить  целом о территории района, то, изучая список населенных мест Вятской губернии за 1859-1873 годы, сразу обращаешь внимание на такой факт - наши деревни и починки с преобладанием удмуртского населения всегда находятся возле рек, в них тогда проживают от 100 до 400 человек, что говорит о давнем освоении этих мест. В то же время  русские починки размещались в основном «при родниках и колодцах», то есть, на не самых выгодных участках. И за исключением сел с церквями, в починках жили нередко до десяти семей. Значит, многие поселения возникли только в начале 19-го века. 

Русское поле

Когда в святогорские края пришли русские? По мнению ученых – лишь в конце17-го или в начале 18-го века. Сначала это были немногочисленные русские семьи, скорее всего – из числа старообрядцев, решивших удалиться в глубину лесов от гонений царских властей. Интересно бы узнать, как в наших краях появилось село по названию Курья? В различных краях России это название встречается достаточно часто. Например, в селе Курья на Алтае родился конструктор стрелкового оружия Михаил Тимофеевич Калашников. И там, и здесь это место связано с проживанием старообрядцев. Словарь Даля трактует слово «курья» как заводь, речной залив, старица, глухой рукав реки. Слово имеет восточно-русское и новгородское происхождение.

Придя на территории, занятые удмуртами, русские жили с ними достаточно мирно. Хотя в архивах есть немало документов о спорах за определенные участки земли, переносе межей на полях, жалобы удмуртов на притеснения со стороны местных властей, а также различных дельцов из числа татар (они в Вятском край заселились по распоряжению царя и имели определенные льготы по сравнению с удмуртами).

Наиболее активно русскими заселялась территория, граничившая с нынешней Кировской областью, а в прошлом Вятской губернией, в состав которой входила и Удмуртия. Например, по данным статистики, в конце 19-го века в Курьинской волости на 10 тысяч населения вообще не было удмуртов, только русские - православные и старообрядцы. В книге по истории соседнего с нами Унинского района указано, что поначалу часть его населяли удмурты, даже удмуртские названия деревень сохранились. В книге М. Атаманова «История Удмуртии в географических названиях» (Ижевск, 1997) говорится, что Унинский район Кировской области прежде населяли удмурты, но с появлением русских их вытеснили на Кильмезь. Однако некоторые названия удмуртского происхождения здесь остались, в отличие от курьинской стороны.

Сложно теперь найти историю создания деревни Мухино, которая еще в 1841 году стала волостным центром. Г.М.Ложкин обнаружил по списку поселений Вятской губернии за 1859-1873 годы, что здесь была сельская «расправа», ведавшая рассмотрением гражданских дел государственных крестьян, подведомственного ей сельского общества. Вторая такая «расправа» в то время   находилась в деревне (починке) Ново-Чуринский. Словом, наглядный пример местного самоуправления. За что наказывали тогда? В «Хрестоматии по истории Удмуртии» я обнаружил документ 1805 года о наказании группы крестьян из нынешних Селтинского, Cюмсинского, Игринского районов и жителя селтинского Валамаза в связи с самовольной отлучкой с заготовок леса для Адмиралтейства. То есть, уже тогда наши замечательные леса сплавляли по Кильмези в Вятку и далее. Виновные оправдывались, что поехали за кормом для лошадей. В итоге сотню человек высекли плетьми, чтоб не бегали с государевой работы.

 Еще раз вернемся к нашему Мухино. Никаких документов и воспоминаний о нем нет. Между тем, село Мухино, находящееся в Зуевском районе Кировской области, создано еще в 1687 году как одна из опорных точек для русской колонизации Вятки. Рядом с ним находится село Рябово с усадьбой священников Васнецовых, где родились двое знаменитых братьев-художников. Имеется в Кировской области и свой Полом (даже несколько), Порез, Васильевское и Архангельское (в Нолинском районе) - то есть, еще несколько населенных пунктов с красногорскими названиями, и даже река Лекма, приток Вятки. Скорее всего, нашим деревням дали наименования вятские переселенцы по именам своего прежнего проживания. В качестве примера можно привести нашу деревню Смольники, когда-то стоявшую возле Артыка. Выходцы из нее создали вторые Смольники на границе с Балезинским районом и еще одни – в Дебесском районе.

Как соседствовали два народа на святогорской земле? У каждого из них были свои достижения в области хозяйствования. Удмурты славились как хорошие земледельцы и животноводы. В книге Л.А.Волковой есть статистика, показывающая, что в удмуртских уездах Вятской губернии площадь земельных наделов, количество лошадей и коров в удмуртских хозяйствах было выше, чем в русских. Правда, удмурты предпочитали держать больше лошадей – до пяти на семью, а русские – коров, не менее двух.

 Русские считались умелыми мастерами, у них можно было поучиться изготовлению различных вещей из дерева, строительству, прочим ремеслам, которыми испокон веков славилась вятская земля. Проживая по соседству, оба народа перенимали друг у друга все лучшее, нередко происходили смешанные браки между людьми разных национальностей.

Сразу отметим, что уровень развития сельского хозяйства был у всех жителей Глазовского уезда довольно низкий, количество железных плугов в конце 19-го века исчислялось единицами. Для распространения прогрессивных достижений тогда же в Вятской губернии создали несколько показательных сельхозферм (затем сельхозшкол), а при них действовали (без особого успеха) курсы для крестьян. Одна из таких школ находилась селе Парзи, рядом с нынешним Красногорским районом. В этих школах-фермах пропагандировали новинки агротехники, содержали племенной скот. Однако у властей той поры не хватало денег для поддержания таких школ. Что уж говорить о применении новшеств в крестьянских хозяйствах…

Изучая историю возникновения русских поселений на святогорской земле, обращаешь внимание, что этот процесс происходил достаточно традиционно: сначала где-то появлялся небольшой «починок» (от слова «начало»), то есть, хуторок на одну-две-три семьи, занимавших небольшой участок земли, свободный от леса и пригодный для посева сельхозкультур. Затем у леса отвоевывались новые территории – древесину сжигали, корчевали пни и т.д. Постепенно площадь для посева и покоса становилась больше, починок разрастался до настоящей деревни. Старожилы рассказывают, как у нас появились в середине и конце 19-го века многие деревни: жители вятских поселений, где не хватало земли, приезжали сюда посмотреть новые территории для своего переселения. Сначала мужчины год-другой очищали понравившуюся территорию от леса, затем строили дома, привозили семьи – и так вырастала новая деревня. Пенсионеры из Русского и Нового Караула, Гаинцев и сейчас помнят, из каких деревень Вятской губернии переселились их предки. Многие называют Бельский район нынешней Кировской области.

На то, что русские люди сюда заселялись в основном с Вятки, показывает и распространенность в районе типично вятских фамилий. Алалыкины, Ашихмины, Бакулевы, Вершинины, Елькины, Клобуковы, Мамаевы, Мезрины, Огородниковы, Пиковы, Прозоровы, Соломины отмечены еще в первых переписях 17-18 веков. А Перминовы, оказывается, вообще самая распространенная сейчас фамилия на территории бывшей Вятской губернии.

О том, что русские, скорее всего, были первыми, кто осваивал территорию Курьинской волости, говорят и названия многих ныне исчезнувших деревень: Бушмели, Заимки, Малый Полом, Мосенки, Погудино, Поповнята, Пуга, Рябиновцы, Тарасенки, Усынята, Колотовцы, Огородники, Рожки, Хлебники, Черныши, Мухино, Прозвон, Рай, Самушенки, Чумаки, Шаши и т.д. Для сравнения – в Сюмсинском районе, тоже прилегающем к Кировской области и имеющем преимущественно русское население, многие деревни с удмуртскими названиями населены русскими. То есть, они расселились в уже существовавшие деревни, находившиеся возле такой водной артерии, как Кильмезь. В книге М. Атаманова «История Удмуртии в географических названиях» (Ижевск, 1997) говорится, что Унинский район Кировской области прежде населяли удмурты, но с появлением русских их вытеснили на Кильмезь. Однако некоторые названия удмуртского происхождения здесь остались, в отличие от курьинской стороны.

Процесс расселение народов был достаточно сложным, не все проходило бесконфликтно и гладко. Даже в далеком прошлом имеются примеры вытеснения одного народа другим. В книге М. Атаманова указано, что такие названия, как Уни и Уть, имеют мансийское происхождение. То есть, еще до удмуртов здесь длительное время жил другой народ финно-угорской языковой группы, покинувший освоенные места при появлении более сильных конкурентов. Речка Саля (в переводе с ненецкого – мыс, полуостров) прежде служила местом проживания еще одного угорского народа. В итоге и манси, и ненцы ушли за Урал. Вот такая длинная история заселения вятских земель…

Постепенно жизнь здесь пришла в правовые нормы, если говорить сегодняшним языком. Удмурты, принимая крещение, получали льготы по налогообложению. Типичным для жизни в конце 19 века стало соседство на притоках Убыти русской деревни Нохрино и удмуртской Мурза. И в той же Малой Игре в начале 20-го века на две улицы, заселенные удмуртами, имелась одна улица с русскими жителями. А жители деревни Вавилово переехали сюда из глазовского Качкашура в конце 19-го века, когда возле их деревни построили железную дорогу, и власти выкупили при этом их земли. На новом месте переселенцы согласились жить в окружении деревень старообрядцев.

Интересна история села Дебы. Оно создано русскими переселенцами в середине 18-го века посреди удмуртских деревень. Еще в 40-х годах двадцатого века здесь жили в основном русские. Однако после Великой Отечественной войны они куда-то разъехались, село стало удмуртским. Аналогичная картина отмечена в книгах по истории Увинского и Дебесского районов. Автор книги об Уве А.Пудов дает этому процессу такое объяснение – русские люди подвижны, легко могут покинуть дом, родину, сменить профессию: крестьяне станут нефтяниками, строителями. Удмурты по сравнению с ними тяжелее отрываются от родного дома и по сути своей сельские жители, они ближе к земле, природе.

 На мой взгляд, многие русские в тот послевоенный период перебрались в города, например, в Глазов, Ижевск, где шло активное строительство, появлялись новые возможности для трудоустройства. Кстати, в Глазове после войны на окраинах имелись неофициальные «ярская», «юкаменская», «балезинская» улицы, где рядом селились жители этих районов, переехавшие в город. Сейчас краеведы отмечают, что основная часть старообрядцев Глазова это бывшие жители курьинской стороны. Чтобы убедиться в этом, достаточно изучить телефонный справочник города. Хотя демографические процессы нового времени заслуживают отдельного анализа.

Товар-деньги-товар…

Любопытно также проследить по архивным документам сведения об экономической активности населения Святогорской волости. Помимо земледелия и животноводства доход крестьянам давала работа на Кокманском винокуренном и Матвеевском (Валамазском) стекольных заводах, открытых во второй половине 19-го века. На винокуренный завод, например, в больших количествах завозили зерно. Доставляли его со стороны Глазова и Селтов, по Сибирскому тракту. В отчетах о работе завода указано, что зерно возили даже из Поволжья, поскольку местное крестьянство не могло обеспечить выращивание необходимого количества зерна, особенно пшеницы.

Постоянный штат работников винокуренного завода был довольно невелик, от 50 до 120 человек, максимум 300, на все подсобные и транспортные работы нанимались крестьяне из ближайших деревень. В сведениях за 1887 год указано: «Рабочих взрослых – 78, малолетних – 35. Кроме того, работников при имении до 50». Сведения о малолетних рабочих заставляют задуматься – какое занятие им придумали капиталисты?

 С самого начала на завод в качестве специалистов приехали немцы из Поволжья, жил тут даже инженер из Австрии – вероятнее всего Леонард Книппер, отец актрисы Книппер-Чеховой. В первые годы после строительства завод выпускал от 30 до 50 тысяч ведер «вина», хотя по заявке производительность составляла 200-250 тысяч. Можно представить объем перевозок, если по отчету за 1862 год завод, принадлежавший с 1851 года купчихе первой гильдии Софье Карповне Гусевой из города Слободской – главного промышленного центра Вятского края, выкурил вина 420000 ведер, считая в полугаре – сказано в отчете. Полугар – это жидкость, содержащая 38-40 процентов спирта, а ведро равнялось 12 литрам. «На какую же сумму может выкурить вина, того определить нельзя, от достающейся с торгов поставки» - написано в примечании. Хотя эта цифра, приведенная в «Хрестоматии по истории Удмуртии», мне кажется сомнительной: это как же нужно работать, чтобы на привозном сырье увеличить проектную мощность в два раза? Однако ниже я приведу пример, как обновилась техника за десять лет существования завода.

 Сумма дохода зависела от рыночного спроса, а поставляли эту винную продукцию из Комана во многие города, от Астрахани до Архангельска! Между прочим, в 1862 году в Глазовском уезде действовал только один винокуренный завод. Софья Карповна, сама из дворян, по меркам того времени была очень богатым человеком, как рублевый миллионер сегодня. Достаточно сказать, что в Глазове тогда ни один купец не принадлежал к первой гильдии – в таком случае надо было доказать, что у тебя 10 тысяч рублей личного капитала, а всего по губернии их оказалось лишь 38 человек.

Кстати, близ Кокманского завода находилось еще смолено-скипидарное «заведение», принадлежавшее почетному гражданину Петру Петровичу Гусеву – мужу Софьи Карповны, он имел отдельное дело, принесшее ему 5285 рублей за 1862 год. Для сравнения скажем, что годовая зарплата священника в Святогорье в середине 19-го века составляла 160 рублей, псаломщика – 40, плотника на отхожих промыслах – 30 рублей серебром, ижевское охотничье ружье стоило 4 рубля, средний русский крестьянский двор продавал тогда продукции на 30 рублей, удмуртский – на 6. (Пример из книги Л.А.Волковой).

Свой завод Гусева как раз в 1862 году продала другому купцу первой гильдии – Ивану Алексеевичу Кононову из Подмосковья. Скорее всего, этот «миллионщик» в Кокмане не бывал, у него имелось несколько предприятий в Пензе, других городах. Но его помощники дело знали: в 1873 году число рабочих во время винокурения увеличивается до 300, производство спирта (40%) до 373524 ведер, годовая производительность до 261465 рублей. При заводе имелась школа, которая содержится за счет земства. Судя по всему, это вообще первая школа на территории района. К сожалению, отчетов о ее деятельности не обнаружено. А еще в Кокмане была первая в районе больница, аптека, при ней фельдшер. Для сравнения – в Святогорском больница появилась только в начале 20-го века. Кроме того, щедрый Кононов сразу построил в Кокмане еще и каменную церковь, на сорок лет раньше, чем в Святогорье! Частенько мы, отталкиваясь от школьной программы советских времен, с иронией говорим о капитализме. А купцы Гусева и Кононов на заре капитализма сразу построили на заводе школу, больницу и церковь.

Любопытно посмотреть отчеты о механизмах винокуров. 1853 год: «При заводе находятся машины - водоподъемная, заторная и барденподъемная, которые действуют лошадьми». 1863 год: «Рожь перемалывается на мельницах при заводе посредством двух машин, приводимых в движение паром: одной в 20 сил, другой в 16 сил (водоподъемная и заторная). Паровиков – 4, заторных и холодильных чанов – 4, квасильных чанов – 16». То есть, за десять лет здесь шагнули от техники в «одну лошадиную силу» до паровых двигателей. И не случайно производительность завода увеличивается.

Изучая отчеты по Вятской губернии, я с удивлением обнаружил, что за 1874 год завод Кононова стал «победителем соревнования» в губернии! Тогда на нем выкурили 182800 ведер вина на сумму в 548 тысяч рублей – даже по нынешним временам сумма очень приличная. На этом уровне работали еще два завода из города Слободской. Всего же было 34 винокуренных и 41 водочный завод. Интересно, что половину «вина» вятские заводы продавали за границу(!), четверть выпивали в губернии и еще столько же отправляли по другим регионам страны.

После 1874 года винокуренный завод исчез из отчетов, в 1882 году появляется стекольный, принадлежащий наследникам Кононова. Этот завод, как сказано в справке Кировского архива, упомянут в данных за 1909 год как единственный в Глазовском уезде, хотя единственным тогда уже был завод в Валамазе. Правда, доходы от его продукции составляли всего 30 тысяч рублей – не сравнить с винокурением.

Г.М.Ложкин обнаружил еще одного владельца стекольного завода в Кокмане, не упомянутого в справке Кировского архива. Так вот, в 1898 году этот завод, видимо, был выкуплен у наследников Кононова или взят в аренду, продолжавшуюся семь лет, глазовским купцом второй гильдии Григорием Александровичем Кантовским (ЦГА УР ф-91, оп.1, д135). В справке указано, что на заводе одна стекловаренная печь на 10 горшков, рабочих в среднем 61 человек. «Рабочие и служащие на своих харчах, при готовых квартирах. Выработано стекла в год 2400 (ящиков, пудов?), все продано. Оборот 35-40 тысяч рублей. В 1901 году Кантовский открыл стекольный завод уже в Лудошурской волости возле Глазова, именовавшийся Александровским. Но в 1907 году Кантовский обанкротился, его завод выставили на торги, причем имущество подлежало сносу.

Промышленную эстафету у Кокмана в 1873 году принял Валамазский стекольный завод, который на картах того времени именуется как Матвеевский - принадлежащий купцу Павлу Лазаревичу Матвееву. Правда, в подробном статистическом отчете за 1874 год новый завод почему-то не упоминается. Матвеев по легендам, якобы, проиграл в карты свой стекольный завод в Кокмане (появившийся  после винокуренного) и решил построить новый в Валамазе.

Изучая материалы краеведов о стеклозаводе, я решил проверить эту фамилию по Интернету. И обнаружил в рекламе спиртного из Уржума, что Матвеев Лазарь Павлович создал там в 1833 году винокуренный завод. Опять винокурение! Но чему удивляться – во все времена спиртное давало хорошие доходы его производителям. Конечно, для вина и водки в немалом количестве требовалась стеклянная тара.

            Смущает только разница в датах: стекольный завод создан на сорок лет позднее, чем винокуренный в Уржуме. Будем надеяться, Павел Лазаревич прожил долгую жизнь. Хотя, вполне возможно, что в Кокмане и Валамазе он и не появлялся, а от его имени совершали сделки более молодые наследники – как и у Кононова. В Валамазе вам могут даже показать место, где стоял дом Матвеева с оговоркой, что здесь он бывал редко. Скорее всего, это дом управляющего заводом.

Основной штат работников стекольного завода также был невелик, но особенно много людей обслуживали его, заготовляя дрова и занимаясь вывозкой стекла в Глазов, где с появлением в 1899 году железной дороги появилась возможность отправлять грузы на большие расстояния. В 1924 году о стеклозаводе приводятся такие данные: вырабатывает 7200 ящиков оконного стекла общим весом 100800 пудов в готовых изделиях, то есть 1613 тонн. Пересчитывая на современный транспорт, это составит 400 грузовиков или 30 вагонов. Можно представить, сколько телег и саней возили только стекло, а кроме этого надо было доставлять на завод дрова и различные материалы: сульфат, известь, песок, соду. В том же документе 1924 года сделан расчет потребностей всех материалов для выпуска миллиона(!) пудов стекла – одних дров потребовалось бы три тысячи кубических саженей, то есть, тысяча рейсов современного грузовика.

На стеклозаводе и в первые советские годы действовала привычная для капитализма система: подрядчик из купцов или более инициативных людей того же крестьянского сословия брался выполнить определенную работу - например, заготовку древесины или изготовление из нее древесного угля, необходимого в стекольном производстве. Подрядчик нанимал для этого крестьян. Особенно широко практиковалось такое в зимнее время, когда сельские труженики имели возможность отправиться на отхожие промыслы. В документе советской поры я обнаружил такой пример: житель деревни Сычи Псарев Анисим Николаевич, которого по-современному можно назвать предпринимателем, брал на подрядные работы по заготовке дров до 500 человек (!). Правда, документ этот носил характер доноса в органы НКВД, поэтому в нем есть доля преувеличения. Хотя даже если эту цифру уменьшить вдвое, она все равно впечатляет – целый колхоз советского времени.

Причем, таких подрядчиков из числа крестьянского сословия было несколько, и все они в итоге оказались причислены к кулакам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Самое малое наказание – лишение избирательных и прочих прав, увеличение налогов или раскулачивание. Наиболее тяжелое – арест и стандартный приговор: десять лет по 58-й статье. Когда в газете «Победа» в 90-х годах публиковались списки репрессированных, то беглое знакомство с ними показывало – чуть ли не третья часть осужденных жила в селеговских и курьинских деревнях, то есть, там, где наиболее активно занимались различными промыслами, торговали. В доносах на таких людей нередко сообщали: купил зерно – продал подороже. Но что плохого в такой предпринимательской деятельности?

Но давайте отойдем от винокурения и стекловарения, а рассмотрим еще один вид предпринимательства на уровне деревни – это мельницы. Как известно, зерно только тогда становится продуктом питания и потребления, когда его превратят в муку или крупу. Поэтому всякая уважающая себя деревня имела мельницу, принадлежавшую конкретному лицу или на паях – группе лиц. Если у тебя в деревне не имелось мельницы, то приходилось ездить к соседям, ждать очередь и т.д. Мельницы позволяли поднимать уровень рек, в них после этого повышалось количество рыбы. По справочнику административного деления Удмуртии можно определить, что в первые годы советской власти в Юкаменском районе числилось 23 мельницы, возле которых проживали люди. В Красногорском таких мест на это время зафиксировано гораздо меньше, но заглянем в другие документы. Вот список мельниц в 1859-1873 годах, обнаруженный в статистических документах Г.М.Ложкиным. Их тогда насчитывалось 12, причем в Кокмане сразу две. Коробята, Пестери, Осипинцы, Артык, Шаши, Багыр, Новочурино – некоторые плотины и сейчас стоят на прежних местах. В 1933 году в районе насчитали 46(!) мельниц, большинство из которых построено, наверняка, еще в доколхозное время. Причем две из них были крупорушками, одна из них в Селеге. Напомним, что деревень тогда было 158.

К сожалению, трудно найти обобщенные материалы по Святогорскому району, как местный народ жил в годы НЭПа, как занимался отхожими промыслами – той же заготовкой древесины для стеклозавода и перевозкой стекла. Этими заработками покрывались доходы от сельского хозяйства, которые были невелики в условиях неплодородных почв, невысокой урожайности зерновых. Такое явление было типичным для всей Вятской губернии, где общий уровень плодородия почвы считался невысоким. В Глазовском уезде на четырех железоделательных заводах в 1874 году работали 8 тысяч (!) крестьян – это нынешняя численность работников ЧМЗ.

Особенно активно занимались различными промыслами русские люди. Удмурты же слабо входили в рыночную экономику, поскольку имели определенные льготы по налогам. Во всех дореволюционных очерках о жизни удмуртов говорится, что они часть выращенных зерновых не обмолачивали по 5-10 лет, держа их про запас на «черный день». В итоге, повторим пример из книги Л.А.Волковой, среднее удмуртское хозяйство в год продавало продукции всего на 6 рублей против 30 рублей у русской семьи. Впрочем, пермяки – был такой народ в Вятской губернии - зарабатывали еще меньше, по 4,5 рубля на семью.

А вот русские смелее брались за все новое, активнее стремились заработать на жизнь. Мне удалось узнать, что в деревне Рябово после революции действовало пять кузниц и две пекарни, где пекли хлеб, баранку, которые продавали на Сибирском тракте – всего-то за километров тридцать от деревни. И еще жители этой деревни были отменными плотниками. Именно они в свое время построили Кокманский винокуренный завод, годами зимой создавали плотницкие артели, выполняя различные подряды. В курьинской стороне имелись деревни, жители которых делали колеса для телег. Затем их продавали в Юкаменском, других местах, где таких мастеров не имелось. Заготовки же для колес завозили из нынешнего Селтинского района, потому что вдоль Кильмези росли сорта особо прочной древесины.

В целом же святогорские деревни давали не слишком много продукции сельского хозяйства и различных промыслов. Об этом говорят отчеты о проводимых ярмарках. По документам 1894 года ярмарка в Святогорском проходила семь дней, с 25 сентября по 2 октября по старому стилю (в честь престольного праздника – Покрова). В селе Архангельское шесть дней – с 24 по 29 июня. И торговый оборот при этом был невелик. Зато в селе Курья ярмарки проходили даже пять раз за год по три дня! Проводились они с 7 мая, 13 августа, 26 октября, 4 декабря и за два дня до мясопустного воскресенья, то есть, накануне пасхального поста. А в селе Уни, куда любили ездить на ярмарку жители курьинской стороны – всего-то полдня в дороге – было четыре ярмарки в году, в том числе одна – перед Масленицей. Самые же длинные ярмарки в нашей стороне происходили в селе Балезино (30 дней летом) и в селе Пышкет Юкаменского района (10 дней). Ярмарка в Унях имела торговый оборот в миллион рублей! А торговали там, в основном, изделиями народных промыслов, зерном, скотом. На ярмарке проводилась выставка племенного скота, вызывавшая большой интерес крестьян.

И уже иные процессы влияли на расселение людей в конце 19-го века, в период развития капитализма в России. История сохранила для нас такой любопытный факт. При проектировании железной дороги Пермь-Вятка в конце 70-х годов поначалу предполагалось, что магистраль по территории Удмуртии прошла бы по такому направлению: станция Чепца – Юнда – Святогорье – Уни и далее на город Вятку. Преимущество этого направления в том, что тут дорога строилась бы по водоразделу, где имеется минимальное количество рек, не требуется строить мосты, да и вообще трасса оказалась бы короче. Старожилы вспоминают, что на границе с нынешним Унинским районом даже приготовили лес для строительства вокзала и других зданий для станции. Однако глазовские купцы, раньше других понявшие значение такой дороги для развития своего бизнеса, подкупили проектировщиков (даже известна сумма взятки), чтобы те провели дорогу через этот город. В итоге железная дорога пошла вдоль Чепцы, где пришлось построить множество мостов над речками, впадающими в нее.

Аналогичный пример приводят краеведы Малмыжа. Там в конце 19-го века тоже планировали строить железнодорожный мост через Вятку по основному направлению Сибирского тракта, причем в качестве проектировщика приезжал писатель Гарин-Михайловский. И здесь купцы из соседних Вятский Полян предложили взятку, после чего мост построили там, а Малмыж на века остался «ненастоящим» городом – с населением менее десяти тысяч человек.

И возле железной дороги Чепца-Глазов-Вятка довольно скоро выросли достаточно крупные поселки, начали развиваться промышленность, торговля. Зато Святогорье, Уни и Малмыж так и остались маленькими селами, куда не заглянул прогресс. Пришли в упадок и многие населенные пункты вдоль Сибирского тракта, значение которого сразу упало после открытия железнодорожного движения.

Более глобальные экономические процессы пошли в деревне после революции: сначала голод, затем НЭП и обогащение части трудящихся, затем коллективизация, раскулачивание и так далее. В 1929 году в Святогорье работало 12 торговых учреждений с годовым оборотом 160 тысяч рублей. Немного даже с учетом масштабов тех лет…