Из маминых рассказов. Тятя

Тятя

Мальшаков Дмитрий Петрович (18.11.1904-18.03.1943)

Моя мама родилась в д. Кайсино Бельского района Кировской области 17 августа 1936года в семье колхозников Дмитрия Петровича и Ольги Андрияновны Мальшаковых.  А зимой 1942 года ее тятю (так звали в то время в деревне отцов – не папа, а тятя!) призвали на фронт. Маме было 5 лет.  Прощаясь, тятя взял маму на руки и сказал на ушко: «Раисья, не дури, слушайся мать!». Конечно, мама тогда не осознавала, что прощается с отцом навсегда. Запомнила, как они с младшенькой Таей встали на окна, провожая отца. Старшие Нина и Валентина с матерью поехали провожать отца до Талицы, а бабушка -до Фаленок, где был пункт мобилизации. Всю жизнь бабушка вспоминала голубые наличники дома, где она оставила своего мужа. Странная штука- человеческая память…А мама помнит, что из Фаленок бабушка вернулась поздно, привезла халвы и патоки. И вся семья сидела в тот вечер у самовара.

Вот смотришишь иногда фильмы про войну и думаешь, что пафосные слова  о любви к Родине - красивая выдумка режиссера. Ан, нет. Уходя на фронт, этот простой русский мужик Митрий, как его звали свои, сказал бабушке(а бабушка рассказывала это дочерям, а моя мама -мне) простые и естественные для него в той ситуации слова:"Ну, Ольга, служить буду верой и правдой". Так и служил. 

   Из раннего детства мама помнит только отдельные моменты, как разноцветные стеклышки калейдоскопа, которые не складываются в общую картину, но притягивают своим непосредственным очарованием. Помнит, как тятя наказывал их, ребятишек, если за столом во время обеда или ужина, баловались. А баловством за столом считалось, например, просто повернуться к окну, чтобы «поглазеть». Сам же, молодой и озорной, тятенька был не прочь побаловаться. И вот тятя, который по праву старшего в семье сидел лицом к окну, начинал дразнить ребятишек, нарочно вытягиваясь, как будто увидал в окне что-то интересненькое. Не выдерживали и малые, кто-нибудь оборачивался – и получал отцовской ложкой по лбу!  Еще помнит, как отец носил ее из бани в избу, маленькую, завернутую в тулуп. Отец был большой, веселый, молодой, черноволосый с рано проступившей залысиной.

Когда пришла в Кайсино коллективизация, мой дед первым вступил в колхоз. При этом, надо заметить, семья у них была вполне середняцкая. А вскоре послали его в Нолинск в ФЗО учиться на тракториста.  Случилось так, что он сломал там руку. Из больницы послал бабушке письмо, где писал: «Вот Ольга, видно, меня Бог наказал за то, что я первый в колхоз вступил!»

Быть трактористом в те годы было и почетно, и нелегко. Трактора по колхозам не раздавали. Для обслуживания колхозных нужд создавались в районе машинотракторные станции – МТС.  От посевной до уборочной трактористы пахали, сеяли по колхозам, а зимой занимались ремонтными работами.  Поэтому большую часть времени жил Дмитрий Петрович на квартире в Верхосунье, где, видимо, и располагались гаражи МТС. Домой наезжал в редкие выходные. Там же, в Верхосунье, жила с отцом старшая дочь Нина, когда училась в пятом-шестом классах (в то время в Сунском была только начальная школа). На этом Нинино образование закончилось: четырнадцатилетняя Нина стала работать в колхозе наравне со взрослыми.

Из семейных рассказов о тяте складывается его живой портрет.  Как-то раз поехали они по своим крестьянским делам со старшим братом Григорием. Запрягли лошадь, сели в бричку. Лето ли было или осень – я не знаю. Только по дороге повздорили братья, Григорий, рассердившись, привел «железный» аргумент в защиту своей правоты: «А не хочешь по-хорошему – вылезай из моей брички!» Надо сказать, что отец их, повзрослевших, наделил, как водится, кое-каким наследством. При этом Григорию досталась бричка. А Дмитрию дедушка Петр отдал лошадь!  И вот, Дмитрий остановил повозку, вылез из брички и молча начал распрягать лошадь. «Ты… ты что делаешь?» -закричал Григорий.  «Лошадь свою выпрягаю.» – ответил Дмитрий невозмутимо.

Когда он прискакал домой на лошади, мать всплеснула руками: «Да что случилось, где Григорий?»  «Он там на своей бричке едет» - ответил Дмитрий и озорно улыбнулся.

Родом мой дед был из деревни Чирки, позже семья Петра и Марфы Мальшаковых переехала в Кайсино. К слову сказать, жили поначалу братья, как и водится, вместе со своими семьями в отцовом доме. Дом был большой: когда моя бабушка, жена Дмитрия Ольга, в 1950-м году уезжала из Кайсино, дом у нее купили на школу в село Красное. И поныне стоит эта школа.

Жили большой семьей. Родители моего деда Петр и Марфа Мальшаковы были типичными для наших мест середняками. О своей прабабушке – матери деда Дмитрия, знаю только, что звали ее Марфа и умерла она рано, оставив мужа своего Петра. Умерла после масленичных гуляний от травмы ноги, которую получила, катаясь в санях. У Дмитрия родилось 11 детей и только первый мальчик, остальные 10-девочки.  Первые пятеро бабушкиных детей умерли во младенчестве. Шестая – дочь Анюта- умерла в семь лет от скарлатины.  Бабушка жалела ее всю жизнь.  И перед смертью, в больнице, в предсмертном уже бреду она говорила об Анюте: «Я так Анюту поминала – пироги по всей улице раздавала, даже из окошка кидала…!»  Эти слова передала мне мама, которая сидела около бабушки в больнице в последние часы ее жизни.

Бабушка рассказывала, что когда она лежала в родильном доме с Таей, одна роженица, рожавшая одного за другим мальчиков, предлагала бабушке поменяться детьми: «Ты придешь домой с мальчиком, а у меня будет долгожданная девочка!» Если бы бабушка тогда согласилась, был бы у мамы братик. Но не смогла Ольга Андрияновна представить своего ребенка в чужой семье, поняла, что печаль и беспокойство о дочке не дадут ей жить.  И отказалась от обмена.

 Уходя на войну, Дмитрий оставил на руках у Ольги четверых дочек. Пятая, Клавдия, родилась после его ухода на фронт. Ее он так и не увидел. У Григория родилось шестеро: Анна (1923 год), Мария (1926год, уехала в г. Лысьва, замуж не выходила), Наталья (1928г.р., уехала в Кизель, муж был из Уней), Клавдия (1930г.р., в замужестве Рылова, муж Иван Рылов), Ангелина(1933г.р.), Алексей (жил в Глазове, был военным), Антонина. Маленькая Тоня умерла во время войны.  Не ужились снохи. Говорили, что у Натальи, жены Григория, был очень вздорный характер. Григорий с семьей ушел со двора, построил дом рядом с родительским.   

На фронт Григория не призвали – он потерял ногу еще в Гражданскую. Повезло его семье: в доме остался мужик. Держал пчел, шил шубы по деревням. Работал не за деньги – за прокорм.  И приносил продуктов домой.

  Дмитрий Петрович уходил на фронт самым последним из мужиков в деревне: он был трактористом, и повестка ему пришла после уборочной, зимой 1942года.  На прощанье сказал жене: «Служить буду верой и правдой.»  Так и служил.  Ушел на фронт рядовым – погиб гвардии гвардии младшим сержантом. Воевал  на Западном фронте под Тулой.    Письма писал домой часто.  А последнее письмо написал не жене, а свояку Василию, в нем –всего четыре слова: «Лежу в госпитале. Тяжело ранен.»  Василий рассудил: «Значит, в голову или в живот». Без рук и без ног выживали…

Об этом письме дядя Вася рассказал бабушке уже после войны, когда вернулся домой в 1946году. Сам он был связистом.  Пьяный, вспоминая войну, всегда плакал. Особенно запомнился его рассказ о переправе через Днепр, когда он плыл в ледяной воде, «…а другая льдина прямо на меня плывет…большая…». Плакал, потому что всю жизнь не мог забыть того страха, который испытал. Выжил чудом. Впрочем, сам он считал, что спас его крестик, который не снимал всю войну. Бог спас.

Мой дед Дмитрий Петрович Мальшаков, погиб в боях за Родину 18 марта 1943года.  Точнее, был тяжело ранен и умер от ран в госпитале г. Тулы. Похоронка пришла не сразу. Баабушке долго не было писем. Однажды деревней проходили цыгане. Увидав, бабушка выбежала из дома, бросилась к старой цыганке с просьбой погадать. Только платить было нечем. Тогда бабушка попросила сказать одно: жив или не жив Дмитрий.  Цыганка посмотрела на бабушку и сказала: «Не жив».   За это гадание бабушка отдала два яйца, которые были в кармане передника.

Похоронка пришла много позже. Три розыскных направляла бабушка в военкомат. Все это время теплилась надежда. И вот – похоронка. А потом всей семьей сидели Мальшаковы, обнявшись, на крыльце своего большого дома и ревели. Именно так: ревели в голос, а не плакали.  Маме моей было 7 лет. Старшим сестрам - Валентине -13, Нине-15, а младшим –Тае 5, а Клавочке 1 годик. Так моя бабушка стала солдатской вдовой. Ей было 40 лет. И впереди еще два года войны.

День Победы явился в деревню долгожданно – и неожиданно. Солнечным майским утром учитель Алексей Филиппович собрал пришедших в школу ребятишек (начальная школа была в соседнем селе Сунском, это 4-5 километров от Кайсино) и велел бежать к матерям, сказать, что война закончилась, победа! А уроков не будет!  Матери были в поле – самая горячая пора в колхозе. И вот дети бежали и кричали: «Победа!!! Война кончилась!!!» А матери уже бежали из поля им навстречу и тоже кричали «Победа!!!».

На всю жизнь врезались маме в память слова бабушки, сказанные на том крыльце в День Победы: «Вот, девки, мужики теперь начнут с войны домой приходить, а нам с вами ждать некого…». Какая безнадежность в этих словах, какая боль неизмеримая!

Значение этого праздника я осознала уж взрослой. А после маминого рассказа встал передо мной со всей своею точностью и суровой жизненностью и смысл строчки известной песни: «Это праздник со слезами на глазах». Вся страна ревела.

Мама долго жалела отца. Рассказывает, что ревела по нему еще и в Фаленках…

В 1950-м году вдове погибшего воина Ольге Андрияновне Мальшаковой назначили пенсию на троих несовершеннолетних дочерей по тридцать рублей на каждую. Страна потихоньку оправлялась после военной разрухи.

Только один раз видела мама во сне своего тятю. Было это лет тридцать спустя после их прощания перед уходом на фронт. В жизни не все бывает гладко, случился какой-то разлад. Я была мала, помню смутно мамины слезы. И вот однажды приснился ей тятенька и сказал буквально следующее: «Раисья, я ведь обидчика (или обидчицу?) твоего уже к себе зову!» Даже во сне мама не смогла сделать дурного другому человеку, пусть и обидчику. Она ответила: «Что ты, тятя, у него (у нее?) ведь дети!» Вот так отец пришел заступиться за свою дочь, жалел, значит, очень. Значит, знал все, видел, оберегал.

Совсем молодым умер мой дедушка. Был он тогда много младше меня нынешней- всего-то 39лет. Помнит мама по бабушкиным рассказам, что однажды случилась у него любовь-зазнобушка (а было это еще до войны, было ему лет тридцать пять). Да так закрутилось все, что хотел он с любушкой своей тайно уйти из деревни. Уже и подготовил все, и любушка его ждала у колодца, но в этот момент вышла бабушка – и не хватило духу бросить ее с дочерями, которых было четверо мал-мала-меньше. А потом любовь прошла.

Вот таким был мой дед, мамин тятенька – заводилой, задорным, честным, верующим в Бога и верным Родине. И я его люблю.  Оказывается, можно помнить и любить, даже если при жизни встретиться не удалось.