Мои мордовские корни (часть 2)

В числе моих предков абсолютное большинство составляют русские крестьяне, однако есть среди них финно-угорская, мордовская ветвь. Как я писал ранее в очерке «Поскреби русского, найдешь...», моя прабабушка (мама деда по отцу) Аграфена Андреевна Зелюкова (1914 – 1961 гг.) происходила из мордовского рода Ушмаевых по отцу и Лапаевых по матери, проживавших в селе Новая Бинарадка Ставропольского уезда Самарской губернии.

Наличие в моем генотипе ДНК-мордвы было подтверждено соответствующими тестами. Так, популярный российский сервис «Генотек» установил, что мой геном содержит участки ДНК, присущие «эталонным» представителям мордовского этноса. А американская контора FamilyTreeDNA обнаружила у меня 8% финно-угорских генов, что примерно соответствует той доле, которую я унаследовал от прабабушки.

Рис. 1. Расположение моего генома относительно "эталонных" представителей восточно-славянских и мордовского этносов по данным сайта genotek.ru

В этот раз мне захотелось зайти дальше: узнать, откуда именно пришли мои мордовские предки за земли Ставропольского уезда, исследовать корни происхождения фамилии, а если повезет – обнаружить языческие имена предков и родовые знаки – т.н. «знамена» мордвы или тамги, которые использовали в качестве подписи или владельческого знака.

Наиболее подробно и полно удалось изучить три ветви предков моей прабабушки – род ее отца Андрея Алексеевича Ушмаева (1897 – ок. 1920 гг.), род матери – Натальи Петровны Воробьевой (в дев. Лапаевой, по 1-му браку Ушмаевой, 1895 – после 1970 гг.), и род бабушки Аграфены Андреевны по отцу (для меня пра (3 раза) бабушки) – Екатерины Стефановой Ушмаевой (в дев. Симдяновой, 1868 – после 1912 гг.). Роды Ушмаевых и Лапаевых происходили из Новой-Бинарадки, а Симдяновы жили в соседнем селе Новое Еремкино. Все они принадлежали к мордовскому народу.

Отец моей прабабушки – Андрей Алексеевич Ушмаев родился 11 октября 1897 года по старому стилю в селе Новая Бинарадка, и был 3-м сыном (5-м ребенком) в семье Алексея Прохорова Ушмаева и Екатерины Стефановой Симдяновой. В 1913 году он венчался первым браком с крестьянской девицей того же села Натальей Петровной Лапаевой. Жениху было 17 лет, невесте 18. На следующий год 22 июня 1914 года у пары родился первенец – моя прабабушка Аграфена Андреевна, а осенью Андрея Алексеевича призвали на фронт Первой Мировой войны. Мой прапрадед был зачислен рядовым в 11-й гренадерский Фанагорийский полк, принимал участие в боях во время Великого отступления в Польше в 1915 году, в Таневском сражении 18-25 июня 1915 г. и Люблин-Холмском сражении 9-22 июля 1915 г.

17 сентября того же года Андрей Алексеевич был ранен в местечке д. Тугановичи-Карчева к северу от Барановичей[1] (ныне агрогородок Карчёво в Барановичском районе Брестской области республики Беларусь), а 28 сентября 1915 года он поступил на лечение в лазарет в Самаре с пулевым ранением левого предплечья и был комиссован. Примечательно, что в уведомлении о приеме раненного, у Андрея Алексеевича указана национальность «русский».

Рис. 2. Уведомление о приеме моего прапрадеда Ушмаева Андрея Алексеевича в лазарет 28.09.1916 года.

Похожую судьбу имел старший брат Андрея – Григорий Алексеевич Ушмаев (1886 – 1917 гг.), он также был призван в императорскую армию осенью 1914 года, зачислен рядовым в 268-й пехотный Пошехонский полк. Участвовал в неудачном для России сражении при Болимове в Варшавской губернии 31 января 1915 года, где немцы впервые на восточном фронте применили боевые отравляющие газы, в том числе смеси бромистого ксилила и бромистого ксилилена, всего выпустив более 18000 снарядов. Неизвестно какого рода ранение получил Григорий Алексеевич, в «уведомлении о приеме раненного» этот раздел не заполнен, но 25 апреля 1915 года он поступил в 3-й городской госпиталь в Самару для прохождения лечения, а затем вернулся в Новую Бинарадку, где умер 2 февраля 1917 года от чахотки, не дожив до своего 31 дня рождения.

29 августа 1916 года у моего прапрадеда и его супруги родилась вторая дочь Наталья (в замужестве Дубинина). Последнее документальное упоминание об Андрее Алексеевиче Ушмаеве датируется мартом 1918 года, когда он упомянут восприемником при крещении своего дальнего родственника Прокофия Стефанова Ушмаева (род. 02.03.1918 года).

Обстоятельства и точная дата смерти прапрадеда неизвестны. Может быть он умер от гриппа «испанки», от тифа или во время ужасного голода в Поволжье в нач. 1920-х гг. Известно лишь, что в начале 1920-х гг. его прежняя супруга Наталья Петровна родила дочь Елизавету от своего второго мужа Ивана. В этом смысле Андрей Алексеевич является умершим в самом раннем возрасте моим предком мужского пола. Прожив очень короткую (около 23 лет) жизнь, он успел обзавестись семьей и родить детей, отправиться на самую страшную войну своего времени, за тысячи километров от родного дома, получить ранение и вернуться домой, чтобы прожить последние, тяжелые революционные годы на малой родине.

Рис. 3. Моя прапрабабушка Ушмаева (Лапаева) Наталья Петровна (1895 - после 1970 гг.), фото 1950-х гг.

Родителями Андрея Алексеевича были новобинарадские крестьяне Алексей Прохоров Ушмаев (1866 – 1907 гг., пра (3 раза) дед) и Екатерина Стефанова Симдянова (1868 – после 1912 гг.), уроженка села Новое Еремкино Ставропольского уезда. Молодые венчались 8 июля 1885 года в церкви Казанской иконы Божьей Матери в селе Новая Бинарадка. У пары известно 9 детей: 4 сына и 5 дочерей, из которых потомство оставили сыновья Григорий и Алексей.

Алексей Прохоров умер 28 ноября 1907 года от чахотки, а его супруга в 1912 году венчалась вторым браком с крестьянином Андреем Архиповым Рогожкиным (ок. 1874 – после 1912 гг.) из села Новое Еремкино, имея на руках четверых малолетних детей.

Отцом Алексея был крестьянин-собственник из Новой Бинарадки Прохор Прохоров Ушмаев (ок. 1835 – 1899 гг., пра (4 раза) дед). Известно, что Прохор был самым младшим ребенком в семье своих родителей, и женился довольно поздно по меркам своего времени, около 1861 года, когда ему было уже 26 лет. Избранницей Прохора стала крестьянская девица того же села Марфа Герасимова Буянова. У пары родились дочери Мария (1864 – 1865 гг.), сын Алексей (1866 – 1907 гг.), дочь Анна (1868 – после 1886 гг.) и дочь Агапия (1875 – после 1896 гг., в замужестве Кураева).

Прохор Прохоров умер 11 мая 1899 года «от старости», в записи о смерти написано ему 70 лет. О судьбе его жены Марфы Герасимовой после 1875 года ничего неизвестно, вероятно она умерла намного раньше мужа. В этот период встречается упоминание фамилии в более характерной для мордвы форме «Ушмав», по аналогии с другими фамилиями, позже получившими дополнительное «е» в окончании: Малав – Малаев, Лапав – Лапаев и др.

Предшествующее поколение в лице Прохора Яковлева Ушмаева (1799 – 1862 гг., пра (5 раз) дед) относилось к сословию ясашных крестьян. Прохор родился 5 июля 1799 года по старому стилю и был четвертым ребенком и вторым сыном в семье. В начале 1820-х гг. он венчался браком с крестьянской девицей Ириной Яковлевой (ок. 1797 – после 1857 гг.). В это время в Новой Бинарадке еще не существовало собственной церкви (она была открыта в 1834 году), а сама деревня относилась к приходу Троицкой церкви села Ташла, где прошло их венчание и крещение старших детей. В этот период употребление фамилий у мордвы еще не входит в практику, и они (фамилии) не упоминаются в метрических книгах вплоть до 1860-х гг.

Рис. 4. Церковь Казанской иконы Божьей Матери в селе Новая Бинарадка. Построена в 1870 году, перестроена в 1896 году. Действующая. 

У Прохора Яковлева и Ирины известны четверо детей: дочери Марина (ок. 1823 – после 1834 гг.), Степанида (ок. 1825 – после 1850 гг.), сыновья Иван (1828 – 1881 гг., ум. от горячки) и Прохор (ок. 1835 – 1899 гг.).

Прохор Яковлев умер в 1862 году «от лихорадки», а последнее упоминание его супруги относится к 10-й ревизии 1857 года.

Если все прежде рассмотренные поколения уже с рождения были крещены и были прихожанами православной церкви, то их предшественники еще писались «новокрещенами из мордвы», что, впрочем, не означало непосредственно их переход из язычества, а лишь свидетельствовало об относительно недавнем, в 1740-50-е гг. обращении в православие. К числу таких «новокрещенов» относился отец Прохора Яковлева – Яков Михайлов (ок. 1772 – 1823 гг., пра (6 раз) дед). Мне не удалось найти в метрических книгах известия о его браке, который был заключен до 1794 года, и вообще узнать имя его супруги, так как в документах того времени не упоминались матери младенцев, а только отцы. У Якова известны семеро детей: сыновья Антон (род. 1798 г.), Прохор (1799 – 1862 гг.), Сергей (ок. 1805 – 1854 гг.) и Василий (ок. 1810 – после 1836 гг., отдан в рекруты), а также дочери Евфросинья (род. 1794 г.), Прасковья (род. 1796 г.) и Ирина (род. 1802 г.).

Дальнейшее исследование осложняет отсутствие ревизских сказок 4-7 ревизий для этой местности (по ясашным крестьянам), а также полное отсутствие исповедных росписей. Метрические книги, хотя и содержат большинство необходимых записей, характеризируются неполнотой сведений, а также наличием лишь отдельных метрических книг периода 1760-1780-х гг. Несмотря на это, путем поименного сравнения состава дворов в 3-й ревизии и 8-й ревизии, а также последовательности их расположения в ревизских сказках, удалось преодолеть этот полувековой «информационный вакуум» и установить подлинных предков рода Ушмаевых. В материалах ревизии 1762 года был выявлен лишь один человек, чьи потомки по мужской линии позже носили фамилию «Ушмаевы». Им оказался ясашный крестьянин Ишмайка Михайлов, по крещению Михаил Михайлов (ок. 1738 – после 1772 гг., пра (7 раз) дед), вероятный отец Якова Михайлова и его брата Данилы Михайлова (ок. 1768 – 1818 гг.). Полагаю, что именно от личного, дохристианского имени моего предка: «Ишмайка», и пошла фамилия этого рода, где начальное «и» постепенно перешло в «у».

Данная гипотеза вполне обоснована, многие мордовские фамилии происходят от имени их дохристианского предка. Среди таковых фамилии Артяков, Живаев, Китаев (Катаев), Радаев, Рузанов, Сурандаев, Чапкунов, Череватов, Юртаев и другие. Удивительным образом память об этих предках сохранялась сквозь века и поколения, чтобы в конце XIX века трансформироваться в фамилии. Интересно, что многие села Ставропольского уезда впоследствии также получили названия от личных мордовских имен: Самчелей – Верхнее и Нижнее Санчелеево, Буян – Старый и Новый Буян, Винтай – Винтай, даже название Бинарадки некоторые краеведы выводят от личного имени Бинарад или Бинар[2]. Однако человека с таким именем в числе первопоселенцев Бинарадки найти не удалось.

Ишмайка (Михаил) Михайлов был первым поколением своего рода, рожденным в Бинарадке и был крещен после ревизии 1744 года, как раз во время большой государственной кампании по обращению инородцев в православие, развернутой в правление императрицы Елизаветы Петровны. Очень многие жители этой деревни между 2-й и 3-й ревизиями меняют свои исконные имена на православные, подчас теряя исходные отчества, если их родитель не был крещен или восприемником выступал иной православный односельчанин. Так Ивашка Любашкин становиться Меркулием Тихановым в православии, а Первойка Уланов – Перфилием Петровым.

По материалам 2-й ревизии 1744 года удалось установить, что отец Ишмайки Михайлова – Михайло Богданов (по крещении Петров, ок. 1722 – после 1762 гг., пра (8 раз) дед) вместе со своими братьями, дядьями, двоюродными братьями и другой родней, переселился в Новую Бинарадку в 1736 году из дер. Бахиловой Самарского уезда. Другие мордовские семьи были переведены в Новую Бинарадку из дер. Шелехметь и Ширяево Самарского уезда, а также из Алатырского, Пензенского и Симбирского уездов. Причем последние были крещеными из иноверцев уже в 1744 году, а выходцы из дер. Бахиловой и Ширяево оставались язычниками.

Основание дер. Бинарадки следует отнести к началу 1730-х гг. ее первопоселенцами по ревизии 1744 года были 29 русских помещичьих крестьян, 95 новокрещенов из мордвы и 134 мордвина-язычника, а всего 258 душ мужского пола[3]. Таким образом, с момента основания деревня была преимущественно мордовской, что актуально и до настоящего времени.

Их прежняя родина - современное село Бахилово, расположено в Ставропольском районе Самарской области в заповедных местах Самарской Луки, известно с конца XVI века. Предполагается, что свое имя село Бахилово получило от названия обуви, которую изготавливали и носили местные жители: бахилы - деревянные колодки с натянутой наверху кожей.

В окрестностях села обнаружено более древнее городище, датируемое XI-XII вв., не связанное, однако, с мордвой. Первое достоверное упоминание деревни Бахиловой датируется 26 апреля 1665 года: в челобитной, поданной помещиками Филитовыми самарскому воеводе, последние просят выяснить почему на их поместной земле в «Бахиреве бояраке» незаконно поселилась «мордва»[4]: «велено в Самарском уезде сыскать и допросить мордву: на поместной земле в Бахиреве - Бояраке поселились откуда они, мордва, на тое землю пришли и кто именем и по какому указу поселил»[5].

Известно также, что местное мордовское население при межевании земель в 1690 г. в доказательство своих прав на бортный верховой ухожай[6] и связанные с ним сенные покосы представило два документа: жалованную грамоту казанского хана Сафая, якобы, 1350 (6858) г. и оброчную грамоту царя Бориса Годунова 1599 (7108) г. Место ухожая определяется показанием мордвы о том, что «живут они от тех сенных покосов на нагорной стороне в четырех верстах, а за Волгою в луговой стороне в верховом ухожае бывают наездом. А около де тех сенных покосов и бортного верхового ухожая жителей русских и мордвы на луговой стороне никого нет»[7]. Исходя из этих сведений можно констатировать основание мордовского поселения в этих местах не позднее 1660-х гг., а активную эксплуатацию окрестных лесов мордвой-мокшей[8], по меньшей мере с конца XVI века или даже раньше. Основными их занятиями были бортничество, охота, рыбная ловля, в меньшей степени – хлебопашество.

В 1710 году Петр I пожаловал дер. Бахилову во владение князю А.Д. Меншикову, после его свержения в 1730 году деревня перешла звенигородскому Савво-Сторожевскому монастырю, а в 1768 вошла в состав Усольской вотчины графов Орловых-Давыдовых. Однако мордовское население деревни в массе своей не было закрепощено и продолжало пользоваться всеми правами ясачного сословия. События 1736 года навсегда изменили этно-социальных облик деревни Бахиловой. Из 23 семейств (дворов), упомянутых в ревизии 1719 года, 19 полностью или частично переселились в Новую Бинарадку: «перешед собою в Самарской уезд в мордовскую деревню Бинаратку, а ныне велено по указу числиться в Ставропольском уезде»[9].

Рис. 5. Фрагмент карты Симбирской губернии 1800 года, с изображением Самарской Луки и части Ставропольского уезда. Выделены населенные пункты, в которых проживали мои предки.

У моего предка Михайлы Богданова (Петрова) от первого брака были сыновья Живатко (по крещении Федор Петров, ок. 1736 – после 1794 гг.), Ишмайка (по крещении Михаил, ок. 1738 – после 1772 гг.) и Мирошка (по крещении Мирон, ок. 1739 – 1751 гг.). А от второго брака с Варварой Никитиной из дер. Шелехмети (ок. 1732 – после 1762 гг.) – сын Родион (ок. 1752 – после 1762 гг.). Наличие дочерей не установлено.

Родителем Михайлы был Богдашка Прокофьев (ок. 1680 – после 1736 гг., пра (9 раз) дед), умерший между переселением в Бинарадку и проведением ревизии 1744 года. В первой ревизии 1719 года ему написано 45 лет (возраст завышен) и он являлся старшим из четырех братьев, вместе с которыми проживал в одном дворе в дер. Бахиловой: Кузьмой Федоровым (Прошкиным, ок. 1687 – 1747 гг.), Килайко Прошкиным (ок. 1694 – 1744 гг.) и Илкой (Илья Прокофьев, ок. 1698 – после 1762 гг.). У Богдашки Прокофьева известны четыре сына: Василий (Васка Богданов, Петров, ок. 1710 – после 1762 гг.), Михайло (ок. 1722 – после 1762 гг.), Максим (Богданов, Макаров, ок. 1722 – после 1762 гг., вероятно брат-близнец с Михаилом) и Няжка (Никифор Петров, ок. 1727 – после 1762 гг.).

Уже по материалам 1-й ревизии мы наблюдаем одновременное сосуществование христианских и традиционных имен у мордвы дер. Бахиловой, однако они не были христианами. В отличие от многих сказок, которые заверялись рукоприкладством старост и выборных или, по их поручению – местным священником, ревизская сказка дер. Бахиловой удостоверена самарским посадским человеком Яковом Жиньжиным (очевидно, тоже мордвином). Он, Яков, «по их мордовскому веленью»[10], описал знамена местной мордвы, среди которых есть и знамя моего предка.

Так в ревизской сказке упомянут староста Петрушка Иняшев, выборные Богдашка Прокофьев, Нестерко Андреев, Ивашка Сабанаев и Любашка Чапкунов со своими знаменами, остальные дворы обозначены «рядовые мордва» и знамен не имеют. Упоминание моего предка первым среди выборных в своей деревне, а также описание его двора вторым после двора старосты свидетельствует о том, что он занимал некоторое положение среди односельчан.

Рис. 6. Фрагмент листа ревизской сказки дер. Бахиловой 1719 года с описанием "знамен" старосты и выборных. ГААО. Ф. 999. Оп. 1., №2, Л. 42.

«Знамя» или «тамга», выполняли функцию одновременно подписи, владельческого знака, которым помечались межевые знаки, орудия труда и имущество, а также борти. Они присутствовали у всех финно-угорских народов Поволжья, а также у татар, тюркских народов и даже русских, на отдельных этапах их развития. По своему начертанию, позднейшие исследователи объединяли «знамена» мордвы в группы, в зависимости от их основного элемента: пояс или черта, дуга, вилы, заячьи уши, бараньи рога, орлов хвост и другие[11]. Наша тамга относится к типу «дуга с глазами» и представляет собой дугу, перевернутую концами вниз, на которых помещены «глаза» - кружочки, а слева и справа от композиции – знаки, похожие на современный символ запятой «,». Знамена были живым и динамичным явлением, который претерпевал изменения со временем, так при передаче от отца к старшему сыну знамя могло оставаться без изменений, а вот младшие сыновья владельца могли вносить в него новые элементы – черточки и знаки[12]. В результате чего появлялся целый набор близких по содержанию, но в тоже время отличных друг от друга знамен.

Подобные знаки получили широкое распространение в польско-литовской, украинской и древнерусской геральдике. Наиболее известными примерами трансформации тамги в геральдический элемент является трезубец на гербе Украины, а также «Колюмны Гедемина», которые можно встретить на большом гербе Литовской республики. В этом отношении «знамена» мордвы и других народов Поволжья могли бы получить вторую жизнь в современной муниципальной и личной геральдике.

Другие мои предки мордовского происхождения - Лапаевы, также родом из дер. Бахиловой. Их родоначальник Ланыч Степанов (ок. 1700 – между 1736/1744 гг., пра (9 раз) дед) в 1736 году переселился в Бинарадку. А вот предки Симдяновых, в лице Артипа Радаева (по крещении Архип Осипов, ок. 1714 – после 1763 гг., пра (8 раз) дед) являются выходцами из дер. Ново-Паркиной Симбирского уезда и обосновались они в дер. Еремкиной Ставропольского уезда, а иные, чьи фамилии неизвестны жили в селе Ташла Ставропольского уезда и в уже упомянутой дер. Ширяевой Самарского уезда. Даже спустя многие годы после переселения, эти люди сохраняли прочные связи со своими родственниками и прежними соседями, о чем свидетельствуют, в частности, брачные отношения. Так племянник моего пра (9 раз) деда Богдашки Прокофьева – Софон Китайкин (по крещению Никифор Филиппов, ок. 1724 – после 1762 гг.), оставшийся жить в дер. Бахиловой, взял себе в жены девицу Марфу Трифанову из дер. Бинарадки. В Бинарадку же он выдал в замужество свою дочь Вякшу (ок. 1742 – после 1762 гг.).

Рис. 7. Схема генеалогического древа моей прабабушки Зелюковой (Ушмаевой) Аграфены Андреевна (1914 - 1961 гг.)

Мордва сыграла весьма заметную роль в освоении Среднего Поволжья и его Самарской части. Если в XVII веке они основывали свои поселения преимущественно на правом берегу Волги, то с 1720-х гг. поток переселенцев устремляется в левобережье, в первую очередь на земли Ставропольского уезда. Топонимический анализ названий населенных пунктов свидетельствует, что более половины сел Ставропольского уезда, возникших до XIX века были изначально мордовскими поселениями. Этот процесс сопровождался христианизацией народов Поволжья, в первую очередь мордвы и чувашей. К 1760-м гг. в официальном плане язычество было практически искоренено, но в бытовом продолжало сохраняться в чертах обрядов, праздников, одежде, утвари, кухне и других аспектах быта. Первая половина XVIII века характеризуется также переходом мордвы от бортничества и охоты к землепашеству и большей оседлости, которая окончательно утвердилась к 1730-м гг.

Последующее столетие характеризовалось стремительным «обрусением» мордвы, обсуловленным совместным проживанием с русскими в одних населенных пунктах, ведением церковной службы на церковнославянском языке, а также получением образования исключительно на русском языке. К началу XX века, мордва, хотя и употребляла в быту родной язык, в массе своей уже овладела и русским, без которого немыслимы были жизнь в городе или воинская служба.

Мои предки мордовского происхождения в целом повторили такой путь. Закономерным итогом этого процесса стал брак моего русского прадеда Михаила Ильича Зелюкова (1913 – 1996 гг.) с Аграфеной Андреевной Ушмаевой (1914 – 1961 гг.) в начале 1930-х гг. Их дети уже не считали себя частью мордовского этноса. Поэтому сохранение исторической памяти о наших корнях представляется мне особенно важным делом.

 

#история #генеалогия #род #мордва #мокша #Поволжье #Бинарадка #корни #язычество #переселение