Вятская поэзия 1900-1945 годов в нашей Вятской энциклопедии названа «поэзией в ритме труда». Конечно, это относится к поэзии официальной, т.е. к тем стихам, которые могли быть напечатаны в книгах, газетах и журналах, безбоязненно прочитаны публично. Но все мы знаем, что параллельно существовали сочинения так называемого «самиздата», выбивающегося из ритма «великих строек». Они еще ждут своего читателя и исследователя. Авторы этих сочинений, как правило, предпочитали оставаться неизвестными, а сами стихи распространялись в списках «из рук в руки». Многие стихи не сохранились, а многие рассыпаны в следственных делах их авторов и распространителей.
Такой неутомимой распространительницей была и Муза Александровна Тронина из села Вятские Поляны. Она привозила эти вольнодумные строчки из Москвы и Казани, перепечатывала на машинке, давала читать друзьям, сама выступала с ними на вечерах и в тесных компаниях.
Как узнаем из следственного дела, хранящегося в Государственном архиве социально-политической истории Кировской области, М.А. Тронина, 1886 года рождения, дворянка, русская, девица. Родилась в г. Нолинске, где отец ее, Александр Александрович, служил губернским секретарем Вятского окружного суда. Затем семья жила в Котельничском уезде – А.А. Тронин стал земским начальником 5-го участка уезда, а с 1902 года – в Вятских Полянах, где отец ее служил в той же должности. И к 1915 году, судя по Памятной книжке Вятской губернии, имел титул статского советника, награды: Св. Анны II степени, Станислава II степени, знак «За поземельное устройство государственных крестьян». В деле об этом розовом периоде ее жизни сказано так: «деклассированная, воспитанная в рамках старых светских условностей, дочь земского начальника»…
Муза окончила епархиальное училище и работала земской учительницей. После революции дворянам было запрещено заниматься преподавательской деятельностью, и Музе пришлось переквалифицироваться в машинистки. Эта механическая работа и новая действительность, которую она не поняла и не приняла, очень тяготили ее. И (цитирую материалы дела) она «тонко и ехидно в течение всей революции вела систематическую антисоветскую деятельность, в форме сочинения стихотворений, заметок и пр., размножаемых ею на печатной машинке и усиленно распространяемых среди населения».
Мало, того, эта «монархистка» требовала от других «интеллигентного отношения к себе и окружающим», откровенно критикуя новых хозяев жизни: «Коммунистов большинство считаю грубыми, небрежными, грязными, с раскрытыми воротниками и, естественно, недолюбливаю слово «товарищ». Причем, настолько недолюбливала это слово, что обратившемуся к ней сослуживцу «Товарищ Тронина», сделала письменный выговор: «Господин Щербаков, … говорю Вам в последний раз, если Вы еще раз назовете меня товарищ Тронина, то я больше с Вами не знакома. У меня есть имя (и надо сказать, очень красивое имя), и я хочу, чтобы все мои знакомые звали меня по имени». К чести этого товарища, надо сказать, что он извинился, назвав ее «Глубокоуважаемая Муза Александровна!»
Документы дела называют Музу Тронину «религиозной ханжой», в доказательство чего приводятся ее слова «Религия сейчас притесняется, удушена путем насильственного закрытия церквей, гонений на верующих. Свободы слова в советской стране нет».
В деле имеется ряд ее собственных заметок. Так, в мае 1926 года она после вынужденного прослушивания антирелигиозной лекции написала ответ местному антирелигиозному пропагандисту, где есть такие слова: «Что горит в сердце ярким пламенем, не уничтожат крикливые выступления и никакие угрозы и гонения. Удобно злословить и обливать грязью, когда все кругом в испуге замолкло. Не напоминают ли Ваши полные злобы выступления напрасные и дикие дебаты с людьми, у которых вырезан язык?»
Побывав во время отпуска в Новом Афоне, записала свои впечатления об этом райском уголке: «Представьте себе красивый монастырь на высокой горе, на самом берегу Черного моря, от которого идут к монастырю две большие кипарисные аллеи. Темные, почти черные красавцы кипарисы стоят прямо-прямо, издавая чудный смолистый запах. И, как будто затаив в себе какую-то волшебную, гордую сказку о лучших временах и людях…» Но и в этом созерцании она остается верной себе. Ровное повествование прерывается обычной для Музы критикой действительности: «А что за красота была на Новом Афоне, когда этим райским уголком владели культурные и старательные монахи… Тогда там повсюду розы благоухали…, а в озерах плавали черные и белые лебеди… Розы и теперь там есть, но никто не следит за ними, и они рвутся и ломаются кем попало. Лебедей же, конечно, нет, это слишком нежная и прекрасная птица для современных калифов на час с варварскими наклонностями…»
Привлеченная в качестве обвиняемой, отрицать фактов своей антисоветской деятельности не стала, подтвердив, что своих убеждений она не скрывала, не скрывает и впредь скрывать не думает, а то, что свободы слова в стране не существует, лишний раз доказывает ее арест.
Поскольку это еще был не 1937-й, а 1929-й год, то приговор за все эти прегрешения был вынесен относительно мягкий: «заключить в концлагерь сроком на три года».
В деле, кроме следственных документов, имеются вещественные доказательства – те самые распространяемые Музой Александровной стихи, которые оценили в три года лишения свободы.
1917-м годом помечено стихотворение неизвестного автора «Птицы радости и горя», отражающие различные настроения года великой революции.
«Они сидели на ветке дерева познания добра и зла и пели:
На моей родине родилась свобода… Звучите фанфары, гремите трубы! Заживет моя Россия, зацветут ее поля. Ушли темные силы, грядет великая эпоха…
На моей родине родилась разнузданность, звените, печальные струны, пойте песни прощания. Закружится в разгуле моя Россия, опустеют ее поля…. Исчезла сдержанность, сгинули границы. Грядут мрачные годы…
Глядите, вот она идет прекрасная, в белоснежном наряде, с гордо поднятым челом, с красным знаменем в руках. Она несет мир и счастье всей земле… Встречайте ее , усыпайте ее путь цветами!
Посмотрите, вот она проходит, облеченная в красный ситец, в картузе набекрень, с истрепанным флагом в руках… Она наводит страх на беспомощных и трезвых… Удаляйтесь от нее! Закрывайте окна и двери на ее пути…»
Как узнаем из документов дела, это уже был не первый арест Музы Трониной. Первый состоялся несколько лет назад, и закончился легким испугом – она была оправдана. Тогда ее арестовывали за чтение на вечере басни по поводу заключения Брестского мира 1918 года:
России как-то Бог послал свободу…
В восторге от грядущих благ
Россия сшила красный флаг
И уж республикой себя воображала…
На ту беду Германья прибежала,
Взглянула на свободный флаг, воскликнула:
Россиюшка, как хороша!
Какие митинги, какие стачки!
Как это ловко вывозишь ты на тачке!
Как ты шагаешь смело, прямо,
Какая у тебя широкая программа!
Какое мужество в твоей груди,
Какой великий путь намечен впереди.
Другие сеют рожь и яровые,
А ты вершишь одни вопросы мировые.
И, ежели, сестрица,
При красоте своей решила бы мириться,
Так ты б у нас была царь-птица!
Российская с похвал вскружилась голова.
От радости в зобу дыханье сперло.
И на приветливы немецкие слова
Россия рявкнула во все большое горло:
Долой войну! Прочь с фронта и завода!
Флаг выпал… и прощай, свобода!
И приписка: «От соседки, которую постигло немало злоключений из-за чтения на благотворительном вечере этой остроумной басни…»
Но, как увидим в дальнейшем, эти злоключения ее мало чему научили, мыслей своих она скрывать не думала и в дальнейшем.
Среди вещдоков имеется «Послание евангелисту Демьяну», подписанное «Есенин», отклик на поэму Демьяна Бедного «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», опубликованного в «Правде» в апреле-мае 1925 года. Напомню лишь названия отдельных глав поэмы «евангелиста Демьяна»: «Начало нового завета, дедушка Захар и бабушка Лизавета», «Как можно на честную девицу взвести небылицу», «Тайная вечеря пасхальная, сиречь Иисусова отвальная» и т.п.
В начале 1926 года в Москве (а как мы видим, и в Вятке) стало распространяться как принадлежащее Есенину стихотворение «Ответ Есенина Демьяну Бедному». Ни одной публикации этого стихотворения в советской прессе того времени не обнаружено, но имелись публикации его в периодических изданиях русского зарубежья. Как оказалось впоследствии, это стихотворение было написано журналистом Николаем Горбачевым, сосланным за него на три года в Сибирь в 1926 году. Однако еще в 1990-1991 годах несколько советских изданий поместили это «Послание…» на своих страницах, не отвергая принадлежности его Есенину. Поскольку оно было опубликовано, приведу лишь отдельные строки, конечно, очень созвучные душе нашей героини:
…Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил,
Ты не задел его своим пером нимало:
Разбойник был, Иуда был,
Тебя лишь только не хватало.
Но сгустки крови у креста…
Копнув ноздрей, как толстый боров,
Ты только хрюкнул на Христа,
Ефим Лакеевич Придворов…
Но ты свершил двойной тяжелый грех:
Своим тяжелым балаганным вздором
Ты оскорбил поэтов вольный цех
И малый свой талант покрыл позором.
Я могла бы еще процитировать сказку самой Музы Трониной о голубых подснежниках или сказание «Слезы радости», подписанное «Надежда Санкарь» об исцеляющих слезах христиан, и еще ряд стихов известных и неизвестных авторов – все они стали свидетелями обвинения.
После суда Муза Александровна была отправлена в лагерь на ст. Пинюг, но через год освобождена «как слабая» с правом проживания в в зоне лагеря в радиусе 50 км. Благо обернулось новой бедой: она оказалась без работы, медицинской помощи, лишенная средств к существованию. Дальнейшая ее судьба неизвестна.
Реабилитирована Муза Александровна Тронина 15 июля 1998 года.
ГАСПИ КО. Ф Р-6799. Оп. 4. Д. 5043.
К данному материалу не добавлено ни одного комментария.