В. Жаравин, Е. Чудиновских. В МЕЖВОЕННЫЙ ПЕРИОД. Репрессии против поляков и польских граждан. (1920 - 1930-Е ГОДЫ)

Отношения между СССР и Польшей в межвоенный период (1920-1930-е годы) складывались непросто, стороны считали друг друга потенциальными военными противниками, вели разведку друг против друга. В такой обстановке развивалась подозрительность, шли поиски врагов.

Но до “большого террора” 1937-1938 годов случаи арестов вятских поляков в Вятском крае были единичными. Дважды – в 1929 и 1936 гг. - арестовывался как участник контрреволюционной группы троцкистской организации бывший военнопленный польской армии Шляхтер Моисей Маркович. За “антисоветскую агитацию” в 1931 году оказался в застенках Ольшевский Антон Андреевич, в 1932 году – Куликовский Ипполит Феликсович. В 1936 году осуждена на три года лагерей Захаревич Ядвига Владимировна за частное письмо к сестре в Ленинград, в котором написала, что не испытывает по поводу убийства С.М. Кирова “ни возмущения, ни печали: ... Покойник очень любил семейную жизнь, не мог довольствоваться одной и по широте натуры завел несколько. ...Конечно, гораздо приятнее погибнуть от руки классового врага, нежели от руки одной из нежно любимых жен”. Это частное письмо было названо “распространением в письменном виде явной клеветы на С.М. Кирова”, то есть антисоветской пропагандой.

Количество репрессированных поляков резко возрастает в 1937 году. Осуждены Козель Иван Александрович, рассказавший анекдот про Форда и Сталина, Эймонтов Генрих Станиславович, председатель Кировского облсуда, обвиненный в принадлежности к организации “правых”, которую якобы возглавлял бывший первый секретарь обкома партии А.Я. Столяр. Большинство же вятских поляков пострадало по так называемому “польскому” приказу НКВД.

9 августа 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило приказ № 00485 НКВД СССР1, который вместе с закрытым письмом “О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР” был направлен в местные  органы НКВД для исполнения. Согласно ему подлежали аресту “выявленные в процессе следствия и до сих пор не разысканные члены “ПОВ”2, все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии, перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР, политэмигранты и политобмененные из Польши, бывшие члены ППС [Польска партия социалистична – Авт.] и других польских политических партий, наиболее активная часть местных антисоветских и националистических элементов польских районов”. В действительности, как показывают архивные документы, этот приказ трактовался значительно шире, во всяком случае, в Кировской области арестовывали всех, имевших отношение к Польше: тех, кто имел там родственников и поддерживал с ними связь; тех, кто обращался когда-либо в посольство или консульства Польши; советские военнопленные, бывшие в плену в Польше; все категории, отмеченные в приказе. От поляков были “очищены” железная дорога, армия, крупные промышленные предприятия. Иногда поляками называли тех, кто родился на территории, в 1937-1938 годах относившейся к Польше, например, Западной Белоруссии или Украины.

Набор обвинений для этих категорий граждан (часто очень далеких от политики) был предложен в закрытом письме: шпионаж во всех областях, особенно в военной, организация диверсий, вредительство во всех сферах народного хозяйства, террор, участие в повстанческих организациях, подготовка вооруженного восстания на случай войны, антисоветская агитация. Весь этот набор просматривается и в следственных делах на вятских поляков.

В соответствии с “польским” приказом был произведен розыск участников “Польской организации войсковой” - мифической организации, готовившей якобы восстание в пользу Польши. В результате были сфабрикованы дела на несколько ячеек “ПОВ”, “действовавших” в Кировской области.

Одна из них, по версии следователей, сложилась вокруг польского костела в городе Кирове. Ее “руководителем” был объявлен католический священник о. Франциск Будрис3, в 1920-е годы служивший в вятском костеле. И хотя с 1930 года он не бывал в г. Вятке-Кирове, все равно он “руководил”, якобы передавая приказы бывшему церковному старосте католической общины Иосифу Константиновичу Соболевскому. По этому делу были арестованы вятские католики, в основном поляки, посещавшие в свое время костел и боровшиеся против его закрытия. По делу проходило 16 человек. Из них 10 человек были расстреляны, 4 осуждены на срок от 5 до 10 лет ИТЛ, двое оправданы.

Другую ячейку “ПОВ” “выявили” на Кировской опытной лугоболотной станции в Оричевском районе. В то время эта станция подчинялась Всесоюзному научно-исследовательскому институту болотного хозяйства, который находился в г. Минске. Руководителей станции назначали, как правило, из специалистов по проблемам болот родом из Белоруссии. Между лугоболотной станцией (современный поселок Юбилейный Оричевского района) и институтом шла постоянная интенсивная переписка, сотрудники института регулярно ездили в командировки в Кировскую область. Все это дало повод сфабриковать дело о том, что из Польши через Минск в Оричевский район Кировской области была заброшена шпионская агентурная сеть.

По версии следствия, завербованным польским шпионом был директор станции Константин Иванович Малинюк, а уже он организовал ячейку “ПОВ” из сотрудников лугоболотной станции, жителей близлежащих деревень и железнодорожной станции Стрижи. Все они якобы готовились к восстанию на случай войны с Польшей, к проведению диверсий на Горьковской железной дороге, собирали информацию разведывательного характера. Нами выявлены 36 человек, обвиненных в принадлежности к “Польской организации войсковой” на лугоболотной станции. Всем предъявлялось обвинение в участии в повстанческой организации. Из 36 выявленных “членов “Польской организации войсковой” лугоболотной станции 15 человек были расстреляны, двое освобождены в ходе следствия, остальные получили наказание от 3 до 10 лет ИТЛ.

В г. Кирове поиски “активных членов “ПОВ” привели к аресту еще одной группы. Были арестованы Чижевский Тадеуш Александрович, Малицкий Михаил Михайлович и Капустинский Степан Леонович. По мнению следователей, они проводили “активную шпионскую работу”, а собранные сведения посылали в г. Киев, в польское консульство. М.М. Малицкий и С.П. Капустинский были расстреляны, а Г.А. Чижевский покончил жизнь самоубийством в тюремной камере.

Согласно “польскому” приказу проводился и арест бывших военнопленных польской армии. В основном поляки-военнопленные в начале 1920-х годов вернулись в Польшу, но некоторые по различным причинам остались в России. Так, Козьминский Казимир Эдмундович, Шиманский Иосиф Адреевич в 1919-1920 гг. служили в польской армии. В 1920 году во время военных действий на Польском фронте оба оказались в плену у Красной армии, а затем – в Вятской губернии. Оба они были арестованы в сентябре-ноябре 1937 года. К.Э. Козьминский был приговорен к высшей мере наказания, а И.А. Шиманский – к 10 годам ИТЛ.

По «польскому приказу» были выявлены и все перебежчики из Польши. Государственная граница между СССР и Польшей была установлена в соответствии с Рижским мирным договором в 1921 году, она разделила территории Украины и Белоруссии, которые столетиями находились в рамках единого государства – Великого княжества Литовского, Речи Посполитой, Российской империи. Пограничная линия часто шла по лесам и болотам, где трудно проследить за нарушителями. Поэтому местные жители часто пересекали ее, не находя в этом ничего криминального. Переходили по семейным, экономическим, социальным причинам.

Переходили границу чаще в поисках работы. Некоторых подвигло на переход границы нежелание служить в армии. Были и просто перебежчики-контрабандисты, которые неоднократно пересекали государственную границу, чем неплохо зарабатывали.

Некоторые перебежчики добровольно являлись в ОГПУ, некоторые были задержаны пограничниками. В большинстве случаев их арестовывали и после отбытия наказания от полутора месяцев и до трех лет  направляли под административный надзор в различные области. В нашем случае – в Вятскую губернию - Кировскую область. Здесь они работали на предприятиях народного хозяйства, находили новые семьи.

Все они после “польского” приказа были арестованы, обвинены в шпионаже в пользу Польши, 13 человек из этой категории расстреляны, 12 – осуждены на 10 лет лишения свободы.

В Кировскую область в 1920-х-1930-х годов прибыло немало политэмигрантов – членов Коммунистической партии Западной Белоруссии. Все они также нелегально переходили государственную границу, затем в Минске распределялись в различные области СССР, в т.ч. и в Кировскую. Судьба их особенно трагична – все они после “польского приказа” арестованы и осуждены к высшей мере наказания.

Как известно, территория Виленской губернии (ныне Литва) в начале XX века входила в состав Российской империи. И очень многие безземельные крестьяне – латыши, эстонцы, литовцы, поляки - в ходе проведения реформы переселились тогда в свободные области Кавказа, Сибири и на Север России. Тысячи таких переселенцев обосновались на хуторах вдоль железной дороги Вятка-Котлас. Особенно много таких хуторян проживало на территории современного Опаринского района Кировской области. Занимались они как сельским хозяйством, так и продажей леса. К 1930-м годам после проведения коллективизации и ликвидации хуторов почти все они работали на железной дороге и в леспромхозах. По «польскому приказу» 12 человек из этой категории граждан были арестованы. А поскольку все они были очень далеки от политики, то всем им было предложено одно “меню” обвинений - в антисоветской пропаганде. “Набор” антисоветских высказываний им тоже приписывался одинаковый: клевета на политику ВКП(б) и правительства, критика выборов в Верховный Совет СССР. Двое были расстреляны, остальные осуждены на срок от семи до десяти лет.

Север России всегда был местом ссылки неугодных. В 1930-х гг. после раскулачивания здесь оказались многие поляки из зажиточных крестьян Белоруссии.

Среди репрессированных поляков – 12 спецпоселенцев из трудпоселка “Новый путь” при станции Луза Лальского района (ныне Лузский район Кировской области). Вдали от родных мест они часто собирались вместе и делились своими мыслями о происходящих событиях. В “обработке” сотрудников НКВД обвинение им звучало следующим образом: “Участвовал на нелегальных сборищах, где как форма борьбы с существующим строем был избран террор против руководителей ВКП(б) и советского правительства. Вели антисоветскую пропаганду пораженческого характера, пытаясь доказать неизбежность поражения СССР в предстоящей войне с Германией и Польшей...” Такие обвинения предполагали высшую меру наказания, и 9 человек из 12 были расстреляны, остальные осуждены на 8 и 10 лет лишения свободы.

В 1958 году постановление Кировского областного суда по этому делу констатировало: “Не установлено наличие какой-либо контрреволюционной организации. Следствие по данному делу проведено с грубым нарушением закона”.

На железной дороге “польский” приказ осуществляли особые дорожно-транспортные отделы (ОДТО НКВД) ст. Киров и ст. Зуевка. Аресты прошли практически на всех крупных железнодорожных узлах области. По национальности это поляки и белорусы. Часть из них в 1935 году была переведена с Юго-Западной железной дороги, подальше от государственной границы с Польшей.

Они занимали самые различные должности в обширном железнодорожном хозяйстве: от секретаря парткома до стрелочника. При проведении следствия по делам железнодорожников также предлагался определенный перечень обвинений: теракты, вредительство, антисоветская пропаганда. На железной дороге, где неизбежны крушения, повреждения техники и т.п., такие обвинения провести было не сложно.

Дела на поляков рассматривались, как правило, в ускоренном порядке. У многих следствие проходило в течение одного месяца.

Всех обвиненных во вредительстве и терроризме приговорили к высшей мере наказания, остальных осудили на срок от пяти до десяти лет.

Многих железнодорожников направляли после осуждения в железнодорожные ИТЛ, где они занимались строительством железных дорог. Причем, бывало, что показывали пример трудового героизма. Так, в следственном деле И.К. Козубая читаем, что за высокие производственные показатели, отличное поведение в быту он был досрочно освобожден.

Польский приказ создал принципиально новый порядок осуждения. После окончания следствия на обвиняемого составлялась справка “с кратким изложением следственных и агентурных материалов, характеризующих степень виновности арестованного”. Отдельные справки каждые 10 дней надлежало собирать и перепечатывать в виде списка, который представлялся на рассмотрение комиссии из двух человек: начальника НКВД и прокурора. В задачу “двойки” входило отнесение обвиняемого к одной из двух категорий: 1 (расстрел) или 2 (заключение на срок от 5 до 10 лет). Затем список отсылался для утверждения в Москву, где его должны были окончательно рассмотреть и утвердить Нарком внутренних дел и Генеральный прокурор. После этого список возвращался в регион для исполнения приговоров. Этот порядок осуждения вскоре стал называться “альбомным”, вероятно, потому, что машинописные списки заполнялись на листах, расположенных горизонтально.

Осуществление “польского” приказа проводилось до 1 августа 1938 года. Всего по “польскому” приказу в целом по стране было рассмотрено дел на 143810 человек, в том числе приговорены к расстрелу 111091 человек4.

В ходе настоящего исследования нами было просмотрено около 300 судебно-следственных дел на поляков и польских граждан. В результате нами было выявлено 174 персоналии, репрессированных в ходе «польской операции НКВД» в Кировской области.

Приказ № 00485 стал “модельным” для директив НКВД по всем последующим национальным операциям: румынской, латышской, финской и др.

 

Примечания

1 ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР (11 августа 1937 г., Москва, № 00485):

Рассылаемое вместе с настоящим приказом закрытое письмо о фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР, а также материалы следствия по делу «ПОВ» вскрывают картину долголетней и относительно безнаказанной диверсионно-шпионской работы польской разведки на территории Союза.

Из этих материалов видно, что подрывная деятельность польской разведки проводилась и продолжает проводиться настолько открыто, что безнаказанность этой деятельности можно объяснить только плохой работой органов ГУГБ и беспечностью чекистов.

Даже сейчас работа по ликвидации на местах польских диверсионно-шпионских групп и организации «ПОВ» полностью не развернута. Темп и масштаб следствия крайне низкие. Основные контингенты польской разведки ускользнули даже от оперативного учета (из обшей массы перебежчиков из Польши, насчитывающей примерно 15.000 человек, учтено по Союзу только 9.000 человек. В Западной Сибири из находящихся на ее территории около 5.000 перебежчиков, учтено не более 1.000 ч[еловек]. Такое же положение с учетом политэмигрантов из Польши.

Недостаточно решительная ликвидация кадров польской разведки тем более опасна сейчас, когда разгромлен московский центр «ПОВ» и арестованы многие активнейшие его члены. Польская разведка, предвидя неизбежность дальнейшего своего провала, пытается привести, а в отдельных случаях уже приводит в действие свою диверсионную сеть в народном хозяйстве СССР и, в первую очередь, на его оборонных объектах.

В соответствии с этим основной задачей органов ГУГБ в настоящее время является разгром антисоветской работы польской разведки и полная ликвидация незатронутой до сих пор широкой диверсионно-повстанческой низовки «ПОВ» и основных людских контингентов польской разведки в СССР.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. С 20 августа 1937 года начать широкую операцию, направленную к полной ликвидации местных организаций «ПОВ» и, прежде всего, ее диверсионно-шпионских и повстанческих кадров в промышленности, на транспорте, совхозах и колхозах.

Вся операция должна быть закончена в 3-х месячный срок, т. е. к.... ноября 1937 года.

2. Аресту подлежат:

а) выявленные в процессе следствия и до сего времени не разысканные активнейшие члены «ПОВ» по прилагаемому списку;

б) все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии;

в) перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР;

г) политэмигранты и политобмененные из Польши;

д) бывшие члены ППС и других польских антисоветских политических партий;

е) наиболее активная часть местных антисоветских националистических элементов польских районов.

3. Операцию по арестам провести в две очереди:

а) в первую очередь подлежат аресту перечисленные выше контингенты, работающие в органах НКВД, в Красной армии, на военных заводах, в оборонных цехах всех других заводов, на железнодорожном, водном и воздушном транспорте, в электросиловом хозяйстве всех промышленных предприятий, на газовых и нефтеперегонных заводах;

б) во вторую очередь подлежат аресту все остальные, работающие в промышленных предприятиях не оборонного значения, в совхозах, колхозах и учреждениях.

4. Одновременно с развертыванием операции по арестам начать следственную работу. Основной упор следствия сосредоточить на полном разоблачении организаторов и руководителей диверсионных групп с целью исчерпывающего выявления диверсионной сети. Всех проходящих по показаниям арестованных шпионов, вредителей и диверсантов - НЕМЕДЛЕННО АРЕСТОВЫВАТЬ. Для ведения следствия выделить специальную группу оперативных работников.

5. Все арестованные по мере выявления их виновности в процессе следствия — подлежат разбивке на две категории:

а) первая категория, подлежащая расстрелу, к которой относятся все шпионские, диверсионные, вредительские и повстанческие кадры польской разведки;

б) вторая категория, менее активные из них, подлежащие заключению в тюрьмы и лагеря, сроком от 5 до 10 лет.

6. На отнесенных в процессе следствия к первой и второй категории, каждые 10 дней составляются списки с кратким изложением следственных материалов, характеризующих степень виновности арестованного, которые направляются на окончательное утверждение в НКВД СССР.

Отнесение к первой или второй категории на основании рассмотрения следственных материалов производится Народным Комиссаром Внутренних Дел республики, начальником УНКВД области или края совместно с соответствующим прокурором республики, области, края.

Списки направляются в НКВД СССР за подписью Народного Комиссара Внутренних Дел республики, начальников УНКВД и Прокурора соответствующих республик, края и области.

После утверждения списков в НКВД СССР и Прокурором Союза приговор немедленно приводится в исполнение, т. е. осужденные по первой категории — расстреливаются и по второй - отправляются в тюрьмы и лагеря согласно нарядам НКВД СССР.

7. Прекратить освобождение из тюрем и лагерей оканчивающих срок заключения осужденных по признакам польского шпионажа. О каждом из них представить материал для рассмотрения на Особое Совещание НКВД СССР. О ходе операции телеграфно доносить каждые 5 дней, т. е. 1, 5, 10, 15, 20, 25 и 30 числа каждого месяца. НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ ЕЖОВ.

(Печатается по «Книге памяти жертв политических репрессий. Ленинградский мартиролог. 1937-1938». – СПб, 1996. Т. 2. Октябрь 1937. С. 454-456).

2 “ПОВ” - Польская  организация войскова – польская военная организация (ПОВ, POW), - подпольная военная организация, созданная во время Первой мировой войны в целях борьбы за освобождение польских территорий из-под российского владычества.

3 О. Франтишек Будрис (1882-1937). Окончил Духовную Семинарию в Санкт-Петербурге и в 1907 г. был рукоположен во священники. С 1907 г. был ректором храма и законоучителем в г. Томске, с 1924 г. - администратором прихода в г. Тобольске и капелланом в г. Тюмени. Одновременно служил в приходах в гг. Перми и Екатеринбурге, потом до 1937 г. обслуживал приходы гг. Перми, Казани, Уфы и Вятки. В 1937 г. арестован в г. Уфе, вместе с членами приходского совета приговорен к ВМН и расстрелян в уфимской тюрьме.

4 Петров Н.В., Рогинский А.Б. Польская операция НКВД 1937-1938 гг. \\ Репрессии против поляков и польских граждан. - М., «Звенья», 1997. - С. 40.

 

Комментарии

Моя бабушка вместе с моим папой-подростком и тетей, переехали из Круглыжской волости в Красноуральск Свердловской области в конце 40-х годов. Уехали из деревни Зубари из-за нищеты и голода.  В Красноуральске в 30-х и до 1942 года находилось 1600 ссыльных поляков. Разместили их в бывшем скотном дворе. Площадь на человека менее 1 кв метра. Половина из них умерли  там. Где они похоронены - неизвестно. Когда я был мальчишкой, мой сосед-пенсионер рассказывал (с усмешкой и презрением) как он, будучи извозчиком, каждое утро вывозил куда-то в лес повозку окостеневших трупов поляков. Такой симпатичный гулаговский дедок - Василий Алабужев. Я собрал большой обьем данных об интернированных поляках Красноуральска. Интересный факт, поразивший меня - одна из польских девушек, Мария Дурда, выжила на Урале и поступила в польскую армию Андерса. Прошла войну. Уехала после падения Рейха в США. Прожила 106 лет. Вырастила детей, внуков и правнуков. 

У нас в Фаленском районе в начале 1940-х гг. жили несколько интернированных поляков. Один из них, Иван Григорьевич Колесник - в д. Шишканы. В деревню он приехал обессиленным, весил 33 кг. Местные жители помогли ему, приодели, устроили на работу. В 1942 г. его призвали в Красную армию, провожали, как у нас принято, всей деревней. Прошел всю войну, после Красной армии служил в Войске Польском, дослужился до полковника. В Шишканы писал письма с благодарностью. В 1992 г. собирался приехать в гости в Шишканы, повидаться с жителями деревни. Организовали встречу бывших жителей, ждали. Но ветеран не смог получить визу в Польше...